Зелье

После долгой рабочей ночи так приятно смотреть на пламя, Что в камине снует, кусая своим жаром мое лицо. Даром что некромант – заметно, как пришла седина с годами, Но все так же мне душу греет наше свадебное кольцо. ...А сегодня в трактире шумно: то и дело снуют за пивом Первородные эльфы, гномы, да и дроу сидят в углу. После пары-другой стаканов даже гномье лицо красиво, Уж чего говорить о светлых, что присели втроем к столу. Мне один из них улыбнулся. Капюшон проскользил на плечи, Обнажая святые уши (ох, не ляпнуть бы это вслух). Но тот взгляд, нарочито томный, опьяненье любого лечит, Даже мертвого бы заставил испустить свой повторно дух. – Чем обязан? – я беззаботно темный эль отхлебнул с бокала, Но желудок мой екнул, будто ожидая прямой удар. И почти угадал: блеснуло, и стальное уперлось жало Прямо в горло. Но здесь не пахло и следами эльфийских чар – Горько-сладкий и терпкий запах. Где-то раньше он мне встречался... – Это ты укрываешь эльфа? – нараспев произнес чужак. – Если да, то убьете, что ли? – моя наглость – второе счастье. – Если да, то не тронем. Слово, – и сцепил свои руки в знак. – А я думаю, вы ошиблись, – пальцем жало от шеи сдвинув, Я поднялся… Но мое тело вдруг сковало холодным льдом. – А теперь отведи нас к месту, – и, как будто голем из глины, Неуклюжее мое тело зашагало в дверной проем. Мы плелись по ночной деревне, собирая собак и кочки. Я пытался бороться с силой, что сжимала меня внутри – Невозможно, чтоб некроманта эти маменькины сыночки Подчинили. Так не бывает, чтоб я не победил троих! Мы прошли напрямки ворота, углубились в лесную чащу, И ближайшие к нам деревья расступились, открыв забор – Частокол с черепами троллей. Показуха, но как иначе, Если каждый второй в деревне либо тронутый, либо вор? Но как только вошли во дворик, что-то свистнуло между нами И взрыхлило на метр землю, тех ушастых пораспугав. К нам навстречу, сливаясь с тенью, очень медленными шагами, Выдвигался мой благоверный, тетиву ко щеке прижав. Краткий вскрик одного из эльфов – серый плащ полетел под ноги, И хозяин его согнулся над дырявым своим плечом. А второй, поприкинув силы и решивши, что их немного, Развернулся и скрылся в чаще (волколаков хоть развлечет). Но последний чужак не дрогнул. Хоть и хрупким казался внешне, Из нутра его засочилась, пелась песня небытия. Тут супруг, уронивши лук свой, как обычный вассал-приспешник, Оступившись, застыл в поклоне. То же самое сделал... я? Что за черти в нем обитают?! Даже двинуться невозможно! Я с опаской взглянул на гостя... Но увидел уже Ее – Ту, что пела мне песни света и касалась своею кожей. Ту, которую хоронил я, обещая ей быть вдвоем. Как в тумане, я слышал выкрик. Дикий, до тошноты знакомый. И второй, но потише – ставший мне за годы таким родным. – Ты не ждал меня, милый? – голос, так убийственно невесомый, Отпустил свои чары с тела и сознания вместе с ним. Я с усилием поднял веки, но увидел лишь тело мужа – Хитрый взгляд, что кусает душу, может только у ведьмы быть. – Вот какие вы, некроманты, когда полностью безоружны?.. – Не совсем, – тихий голос мужа вдруг сумел ее перекрыть. Распахнулись его глаза, и улыбка лица коснулась, Но во взгляде родном мелькнуло: “Если сможешь, прости меня”. В молниеносном своем движеньи до колчана он дотянулся… И погрязло стрелы все жало в нежной коже его ремня. Все застыло. Он, как не веря, посмотрел на пятно в одежде И бессильно упал на землю... Да какого же я стою?! Лишь секунда – моих энергий мне хватило лишь на надежду, Пока я зажимал протоки, проклиная любовь свою. – Ты! Не смей умирать, ты слышишь?! Ты… да ты не имеешь права!.. Мои руки съезжали с раны и дрожали, сцепив ее. – Вот как, значит, – сказали губы. – А твой мальчик крутого нрава, Раз сумел распознать, что делать со серебряным острием... И глаза его закатились. Голос ведьмы умолк из тела. Только звуки открытой раны нарушали всю тишину. – Почему?.. – слезы вышли сами. – ...Нет, не этого я хотела. Значит, любишь его, мой милый? Обещаю, что я пойму. Обернувшись, я вдруг увидел бестелесно ее парящей, И во мне всклокотала злоба, переполнив все до краев. – Ты уйдешь наихудшей смертью, – будто сплюнул. – Но настоящей. Не надейся, что будет быстро. Ты получишь сполна свое. – Я жива, – усмехнулась горько, – только, кажется, ненадолго. Зря поверила тем, кто продал моим людям твой эликсир... – Мое зелье? – ушам не верю. – ...Я ведь белая ведьма, помнишь? И могу воскрешать из мертвых. Я... верну его в этот мир. Ее руки блеснули светом. Он как днем осветил наш дворик, И мой эльф в этом белом свете потонул до краев сапог. И вот он еле слышно стонет, светлоухое мое горе, А ладони его так жарки, будто кто-то огонь разжег. Свет пропал вместе с белой ведьмой. Даже эти тела исчезли. Эльф уткнулся в меня и дремлет. Или кажется мне уже?.. Может, я все еще в трактире под тем элем лежу, болезный? Ведь не каждый день труп от ведьмы воскрешает твоих мужей. Мое тело в ответ заныло. Оказаться б сейчас в постели... – Слушай, – о, ты смотри, не дремлет. – Я могу тебя попросить? – Все, что хочешь. Проси. – Уверен? Не вари больше эти зелья. И зарылся в мои объятья. – Нам ведь, может, детей растить... Смех расслабил обоих сразу. Утро встретило нас прохладой. Я помог ему приподняться, мы собрались обратно в дом. – Ты, надеюсь, шутил про это? – Ну, как знать, – и с хитрющим взглядом Он продолжил: Нет, не сейчас же. Но когда-нибудь вдруг дойдем?.. После этой безумной ночи так приятно смотреть на пламя, Что в камине снует, кусая своим жаром мое лицо. Да, любовь не простая штука. Но все то, что случилось с нами, Пусть закончится, как та сказка – со счастливейшим из концов.