Широяша: История Белого Демона

****

Погода стремительно портилась в течение дня. Шоё часто поглядывал на небо и ускорял шаг, да и найдёныш не отставал, но с горы они всё равно спустились только к обеду. Собственный пустой живот Шоё не беспокоил, зато доставлял некоторые неудобства сверлящий спину взгляд – преследовал его весь спуск с горы. Но внезапно пропал, застав врасплох на середине моста и заставив впервые обернуться. Найдёныш залез по колено в воду, заодно погрузив туда и оружие, заткнутое за пояс, и принялся старательно тереть лицо. Приверженность к водным процедурам по утрам – это, конечно, похвально, но если они задержаться хоть немного, то не только умоются, но и рискуют принять шикарный душ из дождевой воды. – Н-н… Шоё так и не произносит до конца то, что собирался. Ведь глупо предупреждать о простуде «пожирателя трупов». И в более мирное время ребёнку трудно выжить в одиночестве, так что тому, кто умудрился приспособиться к стелющемуся по стране хаосу, меньше всего стоит опасаться холодной воды. Шоё поднимает взгляд к хмурому небу. И почти тут же на широкие поля касы обрушивается ливень, будто кто-то там, на облаках, перевернул полное корыто. Но стоящего по колено в реке паренька дождь явно не испугал – тот спокойно разгибается, запрокидывает голову и вдруг открывает рот… Ну да, конечно, дождевая вода намного чище, чем речная – но почему-то поведение этого ребёнка больше напоминает поведение животного, настолько гармонично и естественно тот себя ведёт. – Эй! Не знаю, как ты, а я хочу есть! – кричит Шоё, перекрывая шум ливня. – Да и купаться приятнее в горячих источниках, точно тебе говорю! Несколько мгновений не происходит ничего. Но вот малец наконец направляется к берегу – поскальзываясь на илистом дне, путаясь в речной траве и пригибаясь под бьющими по спине потоками воды. Мокрые волосы облепляют лицо, ещё более мокрый подол юкаты стреножит ноги, а не по-детский хмурый взгляд снова вонзается в Шоё, заставляя вымученно улыбнуться. Тропу быстро размывает, и до города они добираются не только промокшие, но и вымазанные в грязи. Найдёныш – по уши, а Шоё – по колено. А всё потому, что кто-то всю дорогу не переставал сверлить его спину взглядом, даже не глядя под ноги, а поскользнувшись, каждый раз хватался за самую близкую опору – эту самую спину. Грязные, продрогшие и голодные, они переступают порог гостиницы. И малец прямым ходом направляется в столовую, так что приходится схватить его за шкирку и развернуть в противоположенном направлении. – Не стоит садиться за стол в таком виде, молодой человек. За нравоучительный тон Шоё вознаграждается не самым доброжелательным взглядом. Его несомненно понимают, только не удостаивают ответом. – Может, уже поговоришь со мной? Найдёныш отводит взгляд. И вдруг застывает на месте, едва перешагнув порог в раздевалку перед онсеном. Шоё кажется, что волосы на его макушке приподнимаются и встают дыбом. – Что-то не так? Стиснув обе вымазанные в грязи и теперь почти не отличимые друг от друга катаны (не считая того, что одна из них покоится в ножнах), малец всё же делает шаг вперёд. Теперь его угрюмый взгляд направлен в сторону двух одевающихся мужчин. Шоё встаёт на пути этого взгляда и улыбается: – Вообще-то, с оружием сюда не принято заходить, но если чего-то боишься – то ладно, можешь взять его с собой. Но раздеться тебе всё-таки придётся. Вскинув чёлку, найдёныш сводит упрямые брови прямо над чумазой переносицей и теснее прижимает к бедру обе катаны. Красные глаза загораются, будто предупредительный сигнал: "вы вплотную приблизились к границе выданного вам лимита терпения". Но Шоё не обращает на него никакого внимания, а вместо этого, подавая пример, кладёт оставшийся у себя вакидзаси в ячейку на стене, а потом скидывает в плетёную корзинку грязное кимоно. Служащая гостиницы уже выдала им гостевые юкаты, так что после купания останется лишь передать ей грязную одежду и утром получить её обратно, уже чистую. – Если ты впервые на горячих источниках, то учти: есть ещё несколько правил, которые нужно знать. Во-первых, нельзя сразу прыгать в воду – сначала нужно смыть с себя всю грязь в стороне. Это понятно? Малец не отвечает. Но вытащив обе катаны из-за пояса, равнодушно избавляется от явно слишком большой для него юкаты, однако при этом, выбираясь из рукавов, умудряется так ни разу и не отпустить оружие. Есть ли предел его настороженности? И неужели он действительно не способен говорить? Грязная юката сминается в неприглядный ком, но Шоё успевает заметить, что тот не пуст. Найдёныш что-то спрятал внутри. Однако явно не слишком ценное, потому что ком этот отправляется в ту же корзину, что и кимоно Шоё. – Правило номер два: даже если это купальня, всё же совершенно голым туда идти не стоит. Оберни вот это полотенце вокруг бёдер. Полотенце вырывают из рук. Но теперь, чтобы справиться с поставленной задачей, мальцу требуются обе его руки, так что катаны всё-таки временно прислоняются к стене. Это послушание, удивительно сочетающееся с упрямством, умиляет. Однако вместо радости Шоё скорее испытывает грусть. Тело у мальчишки оказывается очень худым, но не измождённым – словно из него вытащили всё мясо, оставив лишь кожу обтягивать кости, да натянули под ней крепкие жилы. Рассматривая выпирающие лопатки и тонкие предплечья, Шоё приходит к окончательному выводу: парня никто и никогда специально не тренировал, но судя по характерно огрубевшей коже на ладонях, настоящий меч он взял в руки уже очень давно – чтобы определить это, Шоё хватает и беглого взгляда. – Ладно… пойдём. Худощавая спина напрягается, лопатки выступают сильнее, но схватив обратно оружие, независимый и гордый зверёныш всё же сдвигается с места и наконец-то выходит к источнику. – Сначала ополоснись, – напоминает Шоё. На него гневно косятся, но недолго – всё внимание мальца привлекают люди в воде. И даже взяв в руки ковшик, он не перестаёт смотреть по сторонам, отчего вода льётся не всегда туда, куда надо. К тому же паренёк пытается обливаться, не отпуская оружия. Ладно бы у него была одна катана, но сразу две – их и обычному-то взрослому сложно удержать одной рукой, что уж говорить про ребёнка? Даже его сверстникам из самурайских семей пока ещё положено ходить с деревянными мечами, привыкая к их тяжести. Однако со стороны совершенно не выглядит, что ему тяжело. И тем не менее, парень, конечно же, привлекает внимание других посетителей онсена. Хоть Шоё и постарался загородить собой неподобающее зрелище, всё-таки тело у него не настолько широкое, а мальчонка действительно необычен не только своим поведением, но и видом – взять к примеру эти его серые волосы. Кстати о них. Шоё передаёт парню мыльный порошок и показывает, как намылить голову. Сев на шайку и зажав клинки между ног, тот послушно копирует учителя, но взгляд его то и дело убегает в сторону пруда. Но вот по круглому детскому лицу уже начинает стекать грязная, почти чёрная пена, представляя любопытным взглядам почти белую макушку… И становится очевидно, что найдёныш альбинос. Только вот местные вряд ли знакомы с таким биологическим явлением, а значит – вполне могут принять его за аманто. Нехорошо. – Ксо! Неожиданное ругательство доносится со стороны мальца. Его глаза покраснели ещё больше и целиком, а не только радужка, и беспощадно слезятся. Похоже, в них попала мыльная пена, и когда тот яростно принялся тереть их, то лишь ухудшил ситуацию. Обрушив шайку воды на изрядно посветлевшую голову, Шоё обнаруживает, что неровные локоны, явно обрезанные той самой зазубренной катаной, не совсем белые, нет – они едва заметно отливают серебром. Но не той сединой, что украшает головы стариков, а голубым металлическим блеском. У Шоё даже возникает навязчивое желание дотронуться до влажных прядей и проверить, не искусственные ли они. Однако облитый им мальчишка, не шевелившийся почти целую минуту, вдруг вскакивает и вылетает обратно в раздевалку, даже не глянув в сторону водоёма. Когда же Шоё, смыв с себя остатки мыла, присоединяется к нему, то обнаруживает, что тот уже облачился в серую гостевую юкату. Ну хоть грязную не натянул… – Знаешь, смысл горячих источников в том… Твёрдый взгляд из-под сведённых и изрядно побелевших бровей вынуждает Шоё проглотить остаток фразы. Похоже, кому-то уже изрядно надоело быть послушным. – …да, ты прав, настала пора подкрепиться. Но сначала… почему бы тебе не обуться? Вместе с юкатами они оба получили и гостиничную обувь, суриппа, но так как были слишком грязными, отправились в онсен босиком. Однако похоже, что после водных процедур найдёныш и не подумал обуться. И если вспомнить – сюда ведь он тоже шёл босиком… Неожиданно парень вздыхает. Да так, словно соглашаясь одолжить чужаку свои последние деньги, после чего всё-таки просовывает ступни под ремешки гостевых шлёпанец. **** Столовая встречает их восхитительнейшим ароматом, от которого на лице у мальца появляется забавно-шокированное выражение. А вот его желудок высказывается более открыто, издав утробное урчание. Шоё согласно кивает, но окинув взглядом зал, с прискорбием обнаруживает, что свободные места остались лишь около шумной компании у входа с улицы. Какая-то местная шпана, раздобывшая деньжат? Или заезжие толстосумы, решившие блеснуть отсутствием представлений об элементарных правилах культурного поведения? Во всяком случае, о сдержанности – точно. Шоё ещё раз, уже внимательнее, осматривает зал. Большинство постояльцев гостиницы и просто зашедших поужинать посетителей явно предпочли потесниться, но оказаться подальше от потенциального эпицентра неприятностей, а вот у новоприбывших такой возможности уже нет. Вздохнув, Шоё проходит через весь зал и опускается на циновку у низкого столика по соседству с этим самым эпицентром. – Саке и собу. Две порции, пожалуйста, – обращается он к подошедшей девушке-разносчице с аккуратно подвязанными рукавами выцветшего, но чистого кимоно. Та кивает и робко улыбается, словно извиняясь за брань и взрывы смеха, раздающиеся по соседству. Когда она уходит, Шоё оказывается невольным слушателем чужого разговора: компания отмечает покупку катаны, а особенно смешным им кажется, что продавец, не желая уступать её по низкой цене, выторговал себе лишь преждевременный уход на покой – тот самый покой, когда присоединяешься к предкам. Восторг в голосе дородного рассказчика, как и смех его товарищей, не вызывает ничего, кроме отвращения. А вот усевшемуся напротив Шоё мальчишке до шума, кажется, нет никакого дела. Прижав обе катаны к плечу и обняв колено, он смотрит в одну точку на столе и реагирует лишь, когда перед ним ставят квадратную тарелку с жареной лапшой. – Саке, ещё саке, детка! – доносится с соседнего столика. Девушка, принесшая заказ, вздрагивает, прижимает к себе пустой поднос и опасливо оборачивается. Юный же спутник Шоё уже вовсю закидывает в рот лапшу, используя при этом две сжатые в кулаке палочки, словно лопатку. – Уважаемые господа… не могли бы вы сначала оплатить предыдущий заказ? Боюсь, что я… – Оплатим потом, чтоб тебя! Неси давай! Кимоно крикуна и, судя по предыдущему разговору, хозяина новенькой катаны, расходится до пояса, выпуская наружу дребезжащие складки жира, когда тот взгромождает массивную ногу на стол и начинает демонстративно поглаживать увитую ярко-красным шёлковым шнурком рукоять на поясе. – …или я от скуки решу испытать остроту этого красавца на тебе! Разносчица в испуге отступает, поспешно склоняясь в поклоне, но всё равно продолжает бормотать про счёт – пусть и уже очень тихо. Шоё едва успевает отдёрнуть её за пояс. Лезвие срезает лишь верхушку пучка из собранных на макушке волос, да поднос, разрубленный пополам, с грохотом падает на пол. А ведь ей явно метили в лицо. – Достаточно. Поднявшись с циновки и загородив собой упавшую на пол девушку, Шоё опускает ладонь на рукоять вакидзаси. – Неужели вы не понимаете, что позорите свой меч, обнажая его без необходимости? – Ты ещё кто такой?! Не злость, но удивление проступает на круглом и не по возрасту обрюзгшем лице владельца меча. Похоже, этот недосамурай не привык, что кто-то суёт нос в его дела. – Простой странник, следующий пути воина, – скромно представляется Шоё. – Следующий… пути… Ещё один член шумной, но сейчас притихшей компании, поднимается с циновки. Этот тоже, хоть и при катане, не особо похож на благородного воина, скорее на ростовщика, и всё же, пьяно покачиваясь и пытаясь достать меч, он старается держать спину прямо. Только предыдущий крикун неожиданно накрывает его руку, стиснувшую оружие, ладонью и вдруг миролюбиво улыбается: – Странник, значит… извини за шум, странник. Шоё был готов к обострению конфликта, но кажется, обманулся. Интересно, что заставило буяна отступить? Неужели почувствовал разницу в силе?  – Извиняться стоит не передо мной. Взгляд нахмурившегося крикуна опускается к девушке-разносчице, всё ещё испуганно сидящей на полу, потом проходится по соседним столикам. – Эта девка оскорбила нас. – Она всего лишь попросила оплатить счёт, – качает головой Шоё. – Пожалуйста, просто сделайте это и не доставляйте больше неудобств другим посетителям. И снова зачинщик беспорядка почему-то послушно усмиряет свой гнев. Вернув новую катану в ножны, он равнодушно бросает на стол связку монет. После чего вся его компания молча покидает гостиницу. Конечно, это не может не насторожить. И как бы Шоё не хотелось поверить во внезапно проснувшуюся совесть или благоразумие недавнего хулигана, всё-таки он слишком давно живёт на этом свете и достаточно изучил людей, чтобы не озадачиться подобным исходом. Но всё, что ему остаётся – это сесть обратно за свой столик. И наконец-то приняться за еду. Уже успевший к этому этому времени расправиться со своей порцией найдёныш лишь поигрывает палочками, пропуская их туда сюда между пальцев. Похоже, горячая еда порядком улучшила его настроение. Но когда Шоё, покончив с едой, отправляется вместе с ним в снятую на втором этаже комнату, тот вдруг останавливается у основания лестницы. Разворачивается. И не сказав ни слова, направляется к выходу из гостиницы. – Если тебе по нужде, туалет в гостиничном дворе… Парень запинается на пороге. Его спина дёргается, как у кота, которого посмели погладить против шерсти. Но он всё же выходит на улицу. А Шоё остаётся стоять на месте. Покосившись в противоположенном направлении, на выход во двор около лестницы, он снова переводит взгляд на колыхнувшийся за спиной найдёныша полог. Потом вздыхает и поднимается на второй этаж. В конце концов, он обещал мальцу накормить его. И это обещание уже выполнено. Разложив один футон, Шоё, подумав, принимается за второй. Потом укладывается поверх одеяла, размышляя, что меч всё же было бы не плохо и вернуть. Вообще, мальчишка не показался ему таким уж охочим до чужих вещей, иначе бы обворовывал не трупы, а живых людей, к тому же, несмотря на возраст, с его способностями, это наверняка не составило бы труда. Но несомненно, отпускать его жаль. Шоё хотелось бы привести паренька в свою школу. Познакомить с другими учениками. Научить правильно держать палочки… «Если следующий голос, который я услышу, будет мужской, то останусь ждать. А если…» Неожиданно с улицы доносится женский крик. Схватив вакидзаси, Шоё выпрыгивает в окно. Далеко бежать не приходится, да и на крик уже начали собираться люди, указывая путь ко входу в переулок между онсеном и зданием гостиницы. Там стоит замершая, словно вырезанная из дерева, женщина с ведром в одной руке и потухшим фонарём в другой, её рот открыт, но она больше не кричит, лишь мелко дрожит. Шоё слышит хрип. Вот к переулку подбегает кто-то с факелом, и колеблющееся пламя высвечивает невысокую и щуплую светловолосую фигурку в серой гостиничной юкате. Та как раз, не торопясь, вытаскивает зазубренное лезвие из горла тучного мужчины, раскинувшегося у кучи мусора. И посреди других тел. Шоё узнаёт участников шумной компании, как и палочки для еды, точно вогнанные в глаз одного из них – все они больше не дышат, а вытекающая из тел кровь, не успевая впитываться в землю, растекается по переулку огромной чёрной лужей. Найдёныш затыкает ржавую катану за пояс и оборачивается, заставив собравшуюся толпу отпрянуть. – Боже мой, что произошло? – вскрикивает женщина. – Как это… Кто это? А Шоё смотрит на того, кто только что забрал жизни четырёх человек, и не может отделаться от ощущения, что видит в нём себя. Такое же чудовище. – Всё ещё хотите знать моё имя? – вдруг раздаётся в переулке холодный, но ещё детский голос. Сняв вторую катану с пояса и выставив перед собой, мальчишка смотрит на Шоё в упор. До остальных людей ему словно нет никакого дела. Вот он делает шаг навстречу, второй, его взгляд требует что-то. Неожиданно катана в деревянных ножнах, усыпанных тёмными каплями, перелетает лужу крови и приземляется прямо в руку Шоё. – Этот меч слишком чистый. Боюсь, я не смогу пойти с тобой. Спасибо за собу. С этими словами мальчишка разворачивается и направляется к противоположному выходу из переулка. Толпа же всё ещё лишь перешептывается. Никто даже не зовёт стражу. – Это тот демон… – Слышал, слышал… но разве он не по другую сторону горы?.. – Говорят, за его голову дают хорошую цену… – Мне моя жизнь дороже. – Говорят, он пришёл с каким-то ронином… – Околдовал доброго человека, не иначе. Исчадие ада. «Исчадие ада? Потому что убил четверых? Сделай это я, меня бы тоже так назвали? Или для этого надо заиметь такой же серебристый цвет волос?» – Подожди! – кровь издаёт чавкающий звук под ногами, но Шоё продолжает идти, мысленно похвалив себя, что надел в дорогу не зори, а гета. Их высокая подошва позволяет пересечь лужу не запачкав ноги. – Неужели было так сложно подождать до утра? Не успевший далеко уйти мальчишка оборачивается. – Ну и где нам теперь ночевать? – равнодушно спрашивает. – В гостиницу больше не пустят. Догнав его, Шоё взлохмачивает подсохшие и ставшие волнистыми светлые волосы. – Они пришли по твою голову? Обязательно было их убивать? Но кучерявая макушка ловко выворачивается из-под руки. – А какой смысл в том, чтобы позволить этим тараканам жить? За спиной раздаётся свист. Значит, кто-то всё-таки позвал стражу. Шоё косится на найдёныша – но тот уже отходит, всё ускоряя шаг, а потом и вовсе бросается бежать. – Эй, как как тебя зовут? – Никак, – он даже не поворачивает головы к поравнявшемуся с ним Шоё. – А тебя? Какое фамильярное обращение… и память ни к чёрту. – Ёшида Шоё. Я уже говорил. – Я забыл. ___________________________________ *связка монет – старые монеты были с отверстиями, чтобы было удобно носить их связками на верёвке, такая практика осуществлялась не только в Японии, но и в других азиатских странах, а так же в дореволюционной России. Вакидзаси – короткий традиционный японский меч. В основном использовался самураями и носился на поясе в паре с катаной, также заткнутым за пояс лезвием вверх. Каса – национальный головной убор. Представляет собой конусообразную шляпу. Касу в Японии могли носить все сословия, но традиционно каса ассоциируется с самураями. Кимоно - напоминает собой Т-образный халат, закрепляется на теле поясом оби, который расположен на талии. Характерной чертой кимоно являются рукава содэ, которые обычно намного шире толщины руки. Юката – это разновидность кимоно из хлопка. Обычно носят дома, за городом, в них ложатся спать. Онсен – часть гостиницы с горячим источником. Ронин – самурай без хозяина.