Думаю, что все еще люблю тебя (ты не против)

Следующим утром Леонард просыпается, когда Сара осторожно выскальзывает из его объятий. Она встает и видит, что его глаза открыты, и слабо ему улыбается. Она ничего не говорит, потому все, что стоило сказать, уже было сказано. Он садится, когда ему кое-что приходит в голову. И он щурится. — Ты снова отправишься за ними сегодня, да? Сара колеблется, затем напрягается. — Если мы сможем их найти. — Сара… — Что? — рявкает она. — Хочешь сказать, что я не могу? Что это опасно? Что меня могут убить? Ну, это я уже проходила. Это то, что мы делаем, и ты знаешь это так же хорошо, как и я. Леонард качает головой. — Я хотел попросить тебя быть осторожной. — О. — Ее злость тает, и она тянет подол своей рубашки — его рубашки — что на секунду невольно обращает его взгляд к ее ногам. Его глаза снова поднимаются к ее, и она видит, куда он смотрел, и его почти ошеломляет то, как в ответ темнеют ее глаза, как она прикусывает губу. Как и прошлой ночью, они наблюдают друг за другом, желая, но зная, что никто из них не сделает первый шаг. На этот раз это Леонард ломает напряжение, с сожалением жестом указывая на просачивающееся сквозь окна рассветное солнце. — Тебе стоит вернуться на корабль, — говорит он. Сейчас он больше всего хочет пойти вместе с ней, и больше всего понимает, что не может. — Да, — тихо соглашается она. — Я просто… — она снова тянет за подол и выскальзывает из комнаты, и он слышит, как хлопает дверь ванной. Обычно Леонард бы снова заснул, но он знает, что сегодня не сможет. После долгой минуты он встает, быстро найдя темные джинсы и рубашку с длинными рукавами, и одевается. Сара появляется у двери, когда он застегивает последние пуговицы, сжимая футболку, в которой спала. — Я пойду, — тихо говорит она, разжимая пальцы и протягивая футболку ему. Он подходит и берет ее, все равно замечая, что ткань еще теплая. — Хорошо, — таким же тоном отвечает она. Они так близко, что и как бы нелогично и неожиданно это не было, часть его хочет обнять ее и защитить, как прошлой ночью. Но это ничего не изменит, никак не стабилизирует временную линию и не защитит их команду, и он знает, что они оба не могут игнорировать то, что происходит за пределами его ветхого дома. Она выдыхает и поворачивается к двери. — Подожди, — говорит Леонард, не успев подумать. Она поворачивается обратно. — Не жди, что он снова сдержит удар. — Ему не нужно объяснять, о ком он говорит. — Я не знаю, что он знает о тебе, но сомневаюсь, что ты впишешься в присвоенную им категорию. А значит, ты угроза, и он не позволит угрозе ходить по его городу. Сара кивает. — Я буду осторожна. — Она снова отворачивается, и на этот раз Леонард ее не останавливает. Он слышит, как открывается и закрывается входная дверь. Он снова один. Он один, и у него впереди бесконечные часы, в которые он только и сможет, что гадать, что происходит, и не навредит ли человек, которым он когда-то был, людям, которые ему небезразличны. Когда он перестает думать о том, как поведет себя другой Леонард, он осознает, насколько изменился. Когда Рип пришел за ним, он был готов к переменам. Он был готов измениться, чтобы выжить — он должен был, с таким-то стилем жизни — но кроме этого? Тот Леонард никогда бы не пожертвовал собой ради команды. У него не было причин думать, что он может быть чем-то большим, чем вор, не было причин считать, что в его жизни чего-то не достает. У него была власть, такая большая, насколько позволяло присутствие Барри. У него были безопасные схроны по всему городу. У него был партнер, которому он доверял достаточно, чтобы не бояться ножа в спину, и который следовал за ним. Легион, должно быть, предложил ему именно это, не изменения, а упрочнение статуса кво, тут же причину, которой воспользовался Леонард, чтобы убедить Мика ступить на борт Вэйврайдера. Это делает его непредсказуемым, если он ждет легкой наживы, легкого способа избавиться от «хороших» парней. Противостояние с группой путешествующих во времени неудачников разозлит его больше обычного. Стоит только ему прибрать к рукам хоть какую-то информацию, он устроит им ловушку. Они не похожи на Барри, которым он неохотно восхищается, несмотря на желание, чтобы спидстер убрался куда-нибудь подальше, они — неизвестная величина, которые заставляют его нервничать, и ждут, что он станет лучше. Ему нужно будет от них избавиться. А значит, Леонард не может просто оставаться здесь. Он знает, где скорее всего устроил бы ловушку, и может проверить эти места, убедиться, что Сара, Мик и остальные не попадут в засаду. Он натягивает толстовку и выходит на улицу, прежде чем может отговорить себя, прежде чем опоздает. Он, как обычно, осторожен, обходя район. Он выходит на главную улицу, избегая камер, не снимая капюшона. Его сердце останавливается, когда он слышит знакомый звук. — Не сейчас, Барри, — бормочет он, сжимая зубы и продолжая идти. Леонард пытается понять, как спидстер нашел его. Он пропустил камеру? Его кто-то увидел? — Я не поверил Кэйтлин, когда она сказала, что видела тебя, — говорит знакомый голос, никогда не теряющий оптимизма, не смотря на то, сколько раз жизнь пыталась избавить его от него. — Профессор Штейн был уверен, что ты умер. Леонард ныряет в переулок, не желая привлекать к себе внимания, прежде чем останавливается и смотрит на Барри. Он не в костюме Флэша, по крайней мере, так что они не настолько заметны, как он опасался. — Чего ты хочешь? — спрашивает он. Сейчас у него правда нет времени. — Идем со мной в лабораторию, — просит Барри с его обычной проклятой искренностью. — Нет. — Ты же знаешь, что тебя здесь быть не должно, иначе мы бы узнали о твоем присутствии давным-давно. — Барри переносит вес с ноги на ногу. — Но ты все равно рискнул, и мне кажется это имеет отношения к полученным нами данным, по которым команда Вэйврайдера столкнулась с временной аномалией. — Что ты знаешь об этом? — рычит Леонард. — Просто… Пойдем со мной, ладно? Там я смогу объяснить лучше. *** Ради экономии времени Леонард позволяет Барри перенести его в СТАР Лабс. И это тот опыт, который он не хочет повторять в ближайшее время. В лаборатории он видит Циско и… — Эйч Ар, — представляется он, — на случай, если вы встречались с моими предшественниками. — Есть в нем нечто, что напоминает ему о Рэймонде, нечто в том, что он выглядел бы абсолютно нормально, если бы от него не исходила эта странная аура. — Все равно, — говорит Леонард. — Барри, ты обещал ответы. Мне нужно убраться отсюда. — Циско поможет проверить, как там твоя команда, — говорит Барри, кивая на компьютеры, и Леонард подходит к Рамону, который выглядит не настолько разозленным, как должен быть. — У меня не всегда получается, — объясняет Циско, — но когда Вэйврайдер здесь, две Гидеон как будто синхронизируются. — Еще одна Гидеон? Циско жестом указывает на новые данные на экране, похожие на сердечный ритм и остальные жизненные показатели, аккуратно подписанные для каждого человека. — Никогда раньше так не делал, но вообще удобно, а? — Он молчит, пока Леонард изучает мониторы. — Видишь? Они в порядке. Теперь мы можем поговорить о тебе? Кажется, с ними все хорошо. На графиках видно, что нормально, а что нет, и хотя некоторые из членов его команды подбираются к высшей точки нормального диапазона, Леонард не видит ничего тревожащего. Он кивает, поворачиваясь к остальным и складывая руки на груди. — Итак, — начинает Барри, — если не углубляться в детали, у нас есть опыт с изменениями во времени, альтернативными временными линиями и прочим. После того, как Кэйтлин увидела тебя, мы начали расследование, и обнаружили, что две временные линии сражаются за превосходство. Леонард не уверен, остановиться на том факте, что Кэйтлин увидела его, хотя он был уверен, что избежал этого, или выбор слов Барри. И останавливается на совершенно другом вопросе. — Откуда вы знаете, что временных линий несколько? — Он практически уверен, что видит изменения потому, что его здесь быть не должно, но не знает, откуда знают они, и если он не доверяет эту заявлению, то можно ли доверять остальной их информации? — Вот это позвольте объяснить мне, — театрально заявляет Эйч Ар. — Благодаря силам Франциско и Барри, команда Флэша достаточно подвергалась темпоральным искажениями, чтобы сказать, что у нас к ним появился практически иммунитет. — Практически, — повторяет Циско, в упор глядя на Эйч Ара. — Он имеет в виду, что мы могли не заметить всех изменений, но увидели достаточно, чтобы это вызвало подозрения. — Он сворачивает окно с жизненными показателями, открывая другое. — Благодаря силе Вайба… — Леонард даже не собирается спрашивать. — Нам удалось создать эту модель. Леонард видит две линии, сходящиеся все ближе и ближе, пока они не сливаются в одну. Барри продолжает: — Мы не смогли понять, как ты здесь оказался, но одна из временных линий привязана непосредственно к тебе. Если бы тебя здесь не было, сейчас вторая линия уже бы установилась, но ты ее замедляешь. И хотя мы не можем отследить все изменения, связанные с другим Снартом, вторая линия связана с ним, так что, может быть, дело просто в равновесии. Они уже знают о второй версии Леонарда. — Каждая модель, которую мы запускаем, — говорит Эйч Ар слишком восторженно, — показывает, что две временные линии — то есть, две версии тебя — в конце концов столкнутся и сольются. — Но, — вмешивается Циско, — если эти две линии сольются слишком рано… — Он барабанит по клавиатуре, и первая из линии меняет положение, вторая продолжает движение из точки пересечения, но в какой-то момент обе обрываются. — И что это значит? — спрашивает Леонард. — Если ты столкнешься с другой версией себя до назначенного времени, — говорит Барри, выглядя до смешного сочувствующим, — либо победителем выйдет он, и мы видели, к чему это приведет, и лучше бы этого избежать… — Либо, — заканчивает Циско, — вы оба вроде как… Исчезаете. Я так и не смог ничего увидеть дальше этой точки. — То есть, если мы оба провалимся, время остановится, — говорит Леонард, хмурясь, когда они кивают. — А если победит он, все будет плохо. — Снова кивки. — Как хорошо, никакого давления. — В его голове мечутся мысли. — Что случится, если мы никогда не столкнемся? Если я спрячусь навсегда? Циско мотает головой. — Этого не случится. Ты все равно всегда встречаешься с ним, и тогда… — он снова кивает на обрыв линий. — То есть мне нужно встретиться с ним в правильное время. По крайней мере, скажите, когда оно настанет. — Через три дня, — счастливо предоставляет ответ Эйч Ар. — И что мне нужно сделать? — спрашивает Леонард. — Убить его? — Мы не знаем точно, — говорит Циско. — Мы так не думаем. По крайней мере, все выглядит так, как будто временные линии вибрируют с частотой, которая должна погасить друг друга. В общем, когда между вами случится контакт, та линия, что сильнее, победит. История победителя закрепится. Леонард молчит с минуту, убеждаясь, что все осознал, и его глаза снова обращаются к жизненным показателям команды. Он не может помочь им, и не сможет еще три дня. По крайней мере, теперь у него есть точная дата, когда ему больше не нужно будет прятаться. Внезапно, лаборатория становится слишком тихой, а лица окружающих слишком понимающими. Ему плевать, что он умер героем, но ему не нравится, когда на него смотрят, как на героя. — Теперь я могу идти домой? — спрашивает он. Циско и Эйч Ар смотрят на Барри, который кивает. — Я тебя доставлю. Так безопасней. Леонард хмурится, прежде чем подойти к спидстеру. — И еще кое-что, — тихо говорит Барри. — Просто потому, что ты встретишься с ним в правильный момент не значит, что ты возьмешь верх.