Принцип домино

POV Брайан Расстояние между Нью-Йорком и Питтсбургом я проехал часов за пять, подгоняемый мыслью о том, что если я узнаю плохую новость по телефону, то шансов преодолеть это расстояние, оставшись в здравом уме и твердой памяти, у меня будет очень немного. Припарковавшись у городского полицейского управления, и с трудом отлепив сведенные судорогой ледяные пальцы от рифленого руля, я вылез из машины и, зайдя в здание, прямым ходом направился в туалет. Открыв кран с холодной водой и плеснув ею в лицо, я посмотрел на себя в зеркало. Так, Кинни, возьми себя в руки, думал я, в этом блядском университете учится почти десять тысяч человек, какова вероятность того, что в критическом состоянии находится именно... И тут мое застывшее лицо, отраженное в зеркальной поверхности, исказилось таким бешенством, что я, стиснув мокрый край раковины, стал медленно считать до тридцати, пытаясь привести себя или хотя бы свой внешний вид в относительную норму. Наконец, мне это удалось. Я вышел из сортира и пошел на поиски какого-нибудь знакомого офицера. Много времени это не заняло, после избирательной кампании, которую выиграл их бывший шеф, меня тут знали практически все. С трудом вклинившись в дружески-нейтральную болтовню дежурных копов, я небрежно задал интересующий меня вопрос: - Так что там вчера произошло, в этом университете? - Господи, да ребята просто исполняли приказ! Кто же знал, что эти молокососы полезут под водометы? Если бы не мэр, мы бы уже по уши в дерьме сидели, хорошо еще, что пострадавших единицы... - Я могу узнать, кто именно пострадал? - Конечно, мистер Кинни, - и парень полез в компьютер. - Так, значит: Конорс, Брукс, Далтон - у этих легкие телесные, Кэри, Дин - тут вывихи суставов, Фултон и Гилл - ушибы и один перелом. Все, слава Богу, от госпитализации отказались… - Это все? - Нет. Вот Тейлор - черепно-мозговая, этот в UPMC, в реанимации. Хорошо, что при нем под протокол нож нашли, в голенище, а то у наших ребят были бы серьезные проблемы, тут еще повезло, что он ничей там не родственник, обычный простой парень, как все. А то бы... Мистер Кинни, вы в порядке? Но я уже был у дверей. Почти бегом выйдя из управления, я кинулся к машине и уже через двадцать минут стоял в приемном покое медицинского центра, требуя вызвать мне дежурного врача. - Но, мистер, приемные часы окончены, и вы даже не родственник... - Моя фамилия Кинни, и вы, надеюсь, не хотите, чтобы я потревожил нашего мэра по такому ничтожному поводу. Не думаю, что ему это понравится! Угроза сработала быстро. Словно появившийся из ниоткуда, очень молодой дежурный врач провел меня в отделение реанимации и, строго бросив: «у вас десять минут», вышел, оставив меня в стерильной полутьме, прошитой мерцанием зеленых огоньков и резким пиканьем приборов. Пару секунд я простоял у двери, словно еще на что-то надеясь, а потом сделал несколько шагов вперед, приблизившись к кровати, и взглянул на него. Его длинные белые волосы были полностью острижены, голова перебинтована, а на тонком бледном лице застыло такое доверчивое и безмятежное выражение, что казалось, он просто мирно уснул, без всяких сновидений и тревог. Раскинутые в стороны руки были плотно оплетены какими-то многочисленными трубками, и от этого создавалось впечатление, что он лежит так неподвижно просто потому, что случайно запутался в этой полупрозрачной пластиковой паутине. Но он запутался не случайно, с трудом ворочались мои мысли, это я его запутал, это я не хотел, чтобы он мне мешал, это я ни разу не выслушал его до конца, и это я мечтал всех кругом победить. А теперь он лежит тут, в темноте, сбитый с ног чужой ненавистью и моим равнодушием, и я... Дверь слегка приоткрылась, и доктор поманил меня в коридор. Я медленно вышел, привалился к стене и глухо спросил: - А он... - тут горло у меня перехватило, и врач, быстро заглянув мне в глаза, крепко схватил меня за локоть и, втолкнув в кабинет, усадил на стул. Потом звякнули какие-то склянки, и он поднес к моим губам маленький стакан. Я с трудом разжал стиснутые зубы и сделал глоток. В комнате резко запахло каким-то лекарством, и когда кашель слегка отпустил, я спросил еще раз: - Он... выживет? - Знаете, он ведь в коме первой степени, дышит пока самостоятельно. Но ясности нет, вся надежда на молодой организм, правда, не знаю, какие могут быть отдаленные последствия, все-таки - внутричерепная гипертензия, - и вдруг он стукнул кулаком по столу и яростно добавил. - Двадцать лет парнишке! Какая же сволочь этот Стоквелл! - Вы знаете, что произошло? - очнулся я. - У меня брат в Карнеги учится. Говорит, два месяца назад во всех студгородках комендантский час ввели, а вчера тираж их газеты хотели изъять, там какая-то редакционная статья, что ли, против мэра была. Ребята свою типографию в кольцо взяли, а полиция применила водометы, как будто они бунтовщики какие-то! А там мальчишки, девчонки, всех прямо на асфальт посшибало... А ваш парень подобрался и лом в ходовую воткнул, чтобы головную машину остановить, ну, его и сбило... Кто только за эту мразь голосовал, я не понимаю! А теперь тоже все заткнулись, языки в жопу позасовывали, а нам главврач запретил на вопросы прессы отвечать, будто мы не в Америке живем! Твари! Тут у него ожил пейджер, и он, бросив меня в кабинете, убежал на вызов. А я остался. Я сидел неподвижно, упершись затылком в жесткую спинку стула и крепко зажмурив глаза. Это просто кошмарный сон, думал я, это не может происходить в моей прекрасной жизни на самом деле. В моей жизни юные стройные блондины падали на сиденья дорогих автомобилей, а не под водометы, в моей жизни они попадали на больничные койки только с гламурным передозом, а не с черепно-мозговыми травмами... И я столько лет выстраивал эту свою красивую жизнь именно таким образом, что сейчас реально не мог понять, в какой момент все пошло не так, и почему я сейчас сижу здесь, в крошечном кабинете на жестком стуле, охваченный жутким ощущением ужаса и бессилия, и не могу открыть глаз. Тогда я сделал несколько глубоких вдохов, крепко сжал и снова разжал кулаки и резко поднялся. Потом вышел в полутемный коридор, подошел к дверям реанимации и прислонился к ним пылающим лбом. Так, стучало в висках, я ничем не могу ему сейчас помочь, я даже не врач, я ничего не могу для него сделать... Или... могу? И в самом углу утомленного мозга забрезжила какая-то четкая мысль. Выйдя из госпиталя, я сел в свою машину и прижался виском к холодному стеклу. Просидев так около десяти минут, обдумывая возникшую идею и пытаясь успокоиться, я, наконец, принял решение и взял в руки телефон: - Алло, Крайтон? Это Кинни. Мне необходимо с вами переговорить прямо сейчас. - Кинни, черт, вы с ума сошли, второй час ночи... Давайте завтра... - Я жду вас на парковке BQ. Красный феррари. Он появился через сорок минут. Его белый форд тихо въехал на огромную пустую парковку и медленно причалил к моей машине. Я открыл пассажирскую дверь, и он сел рядом, восхищенно крутя головой. - Ничего себе! Никогда не сидел в феррари, это последняя модель? - Да. Крайтон, помните, вы говорили, что у вас есть уволенный коп, который много чего может порассказать про Стоквелла? - в лоб спросил я. - Говорил, - он внимательно посмотрел мне в лицо и нахмурился. - Но, Кинни, вы же понимаете, это было до того, как Сток стал мэром. Теперь ситуация изменилась в корне, и все это может слишком дорого обойтись. И вам, в том числе. Я лично принимать в этом участие не намерен. - Я заплачу любые деньги. Если вы не хотите сами, то познакомьте меня с ним. И все. Можете даже просто на него показать в людном месте, - сказал я, глядя ему прямо в глаза. - Хорошо. Такой вариант мне подходит, да и вам это обойдется дешевле. Десять косарей наличными, и завтра же я это устрою. Однако, хоть мне деньги очень не помешают, на вашем месте, Кинни, я бы еще раз хорошенько подумал. - Спасибо, Крайтон. И можете не сомневаться, на этот раз я подумал очень хорошо. До завтра! И он уехал. А я вышел из машины на темную, расчерченную белыми линиями, площадку и закурил. Я курил и смотрел сначала в черное беззвездное небо, а потом перевел взгляд на подсвеченные теплым золотистым светом небоскребы Золотого Треугольника и сразу вспомнил вечер четверга, и огромный экран с падающими геометрическими фигурами. Это похоже на мою жизнь, думал я, пытаясь понять, когда же началось это роковое падение? Началось ли оно прямо в том проклятом лифте, или оно началось, когда я ушел из не менее проклятого общежития, а может, мне просто не надо было останавливать свой корвет под осенним проливным дождем? И внезапно я догадался! Нет, Кинни, это невидимое миру падение началось ровно в тот момент, когда шеф полиции Джим Стоквелл переступил порог твоей конторы, и ты заключил самую выгодную в твоей жизни коммерческую сделку! И я понял, что хотя не в моих силах вернуться в прошлое и изменить его, я еще могу кое-что сделать в настоящем и изменить наше будущее! Которое, так уж вышло, у нас теперь одно на троих! А еще, знаешь, Джим, мальчишка был прав, ты - нацист, но вот только я больше не твой Геббельс. Наш договор расторгнут. Ты сам его разорвал, пролив кровь, и теперь ты будешь иметь дело со мной. А я не белоголовый рыцарь в игрушечных доспехах, кидающийся с голыми руками под водометы, я - простой эффективный менеджер, поэтому я нанесу свой удар прямо тебе в спину и сброшу тебя обратно в грязь, из которой ты поднялся. И это я тебе гарантирую. А еще, знаешь, эту гарантию я даю тебе только в том случае, если мой мальчик останется в живых, а вот если он... умрет, то на этот случай у меня для тебя никаких гарантий нет. Извини, старина. В этой падающей цепочке моей жизни, последней костью будет не Тейлор. Это будешь ты, Джим! Или я.