Принцип домино

Из беспокойного утреннего сна меня вырвал звонок мобильного телефона. Я с трудом нашарил рукой верещащую трубку и прохрипел: - Кинни. - Это Крайтон! Жду вас на Скаммон-роуд, 44, в три часа дня. Не забудьте деньги. Я разлепил глаза и посмотрел на часы. Было всего девять часов утра, до трех часов оставалось еще очень много времени. Здраво рассудив, что заснуть больше не получится, я тяжело поднялся, ощущая какую-то слабость во всем теле, и пошел в душ. Встав под очень горячие струи воды, я уперся руками в стеклянные стенки душевой и стал обдумывать, что мне надо сделать до пресловутых трех часов. Во-первых, надо съездить в клинику, вдруг там есть какие-то новости (кстати, на этот случай надо дать свой телефон этому молодому мятежному врачу), а потом... Да, потом надо заехать в Карнеги и выяснить у тамошней администрации, будут ли они предпринимать какие-то действия, типа отчисления или лишения грантов, для усмирения своих бунтующих студентов. Такие вещи всегда лучше узнавать заранее, пока не стало слишком поздно. Но сначала надо позавтракать, хотя мне и не хочется. Просто теперь, когда у меня есть разумная цель, мне необходимо быть в хорошей форме, пусть пока и только в физической. Я оделся в нейтральные серые брюки и рубашку, накинул на плечи черную кожаную куртку, и отправился в медицинский центр, по пути заехав в небольшое кафе, где меня никто не знал. Вчерашнего врача не было, видимо у него кончилось дежурство, и я сразу прошел к заведующему отделением нейрохирургии. Это был очень знающий на вид пожилой доктор, который, налепив на светящийся стенд рентгеновские снимки, пытался объяснить мне характер травм и обрисовать предполагаемые перспективы. Но я, увидев фотографии проломленного черепа, совершенно не мог адекватно воспринимать доносимую до меня информацию. Все мои силы уходили на то, чтобы не жахнуть кулаком по ни в чем не повинной хлипкой стене. Но одно я понял достаточно четко, если Джастин жив до сих пор, то его шансы примерно пятьдесят на пятьдесят. Вот только я никак не мог понять, много это или мало в медицинском смысле. Потом я поехал в университет. Заехав на территорию, я сразу увидел возбужденные группы молодых парней и девчонок, которые, несмотря на субботний день, заполняли все подступы к учебным и административным корпусам. Я вышел из машины и направился мимо них к центральному зданию, краем уха улавливая отдельные матерные слова и длинные непечатные выражения в адрес городских властей в целом и мэра города в частности. Зайдя в огромную приемную, я приблизился к сидящей за столом солидной возрастной секретарше и уверенно сказал: - Мне необходимо увидеться с мистером Коханом. - Это невозможно. Вам надо записаться на прием, и тогда, может быть... - начала она, но тут дверь в кабинет отворилась, и нужный мне человек вышел из нее собственной персоной. - Мистер Кохан, мне надо с вами переговорить, - сказал я и двинулся в его сторону. Он окинул меня внимательным взглядом и, кивнув головой, молча пригласил в свой роскошный ретро-кабинет, полный антикварной мебели, прозрачных шкафов с блестящими кубками и фотоснимков с американскими президентами. Указав на маленький боковой стол, рядом с которым стояли два коричневых кожаных кресла, он сел в одно из них, а я опустился во второе и начал разговор: - Мистер Кохан, мое имя... - Я знаю ваше имя. Вы - Кинни, глава избирательного штаба нашего доблестного мэра Джима Стоквелла,- сказал он с какой-то непонятной интонацией. - Совершенно верно. И я хотел бы... - тут я слегка запнулся, не сразу сообразив, как получше сформулировать свой вопрос, но он меня перебил. - Хотели бы согласовать свои действия с моими? - спросил он. - В общем, да, - осторожно ответил я. - Так вот, мистер Кинни. Передайте своему патрону, что лично я никаких действий по оказанию прессинга на своих студентов предпринимать не собираюсь. Применять карательные санкции к участникам выступления я тоже не буду и постараюсь не позволить этого никому. Это частный университет, и всякое прямое давление на нашу администрацию я считаю недопустимым и бессмысленным. Кстати, мы обязательно подготовим и подадим протест на действия полиции в Комитет по защите Первой поправки к Конституции. А теперь убирайтесь из моего кабинета, и чтобы я вас тут больше никогда не видел! - Спасибо вам огромное! - с чувством сказал я, поднялся из кресла и пошел к выходу, ощущая хоть и слабое, но все-таки облегчение от мысли, что и в роскошных кабинетах, как ни странно, еще встречаются порядочные люди. Я сел в свой автомобиль, завел его и зачем-то медленно поехал в строну до боли знакомого кампуса, а подъехав туда, увидел, как из дверей вышел высокий парень, одна рука которого висела на перевязке из бинтов, а на другой сидел пушистый черный кот. Я вышел из машины и преградил ему дорогу. - Ты - приятель Джастина Тейлора, Макс? - спросил я. - Да, - растерялся он. - Мы разве знакомы? - Считай, что да. Ты в госпиталь? Я там только что был. Он посмотрел на меня несчастными глазами и крепче прижал к себе кота. Губы его задрожали: - Что там? - Пока все по-прежнему. Но с котом тебя туда точно не пустят. Вдруг он несколько раз быстро чихнул и пробормотал: - Это аллергия. На кошек. Надо еще таблетку выпить. - Может, ты тогда отдашь его мне? - для чего-то предложил я. - А я потом верну его хозяину. - Он посторонних не очень любит, - пожал плечами парень, а я протянул руку и погладил животное по голове, на что тот немедленно включил свой мини-трактор. Немного помедлив, парень протянул мне меховую тушку и, еще раз шмыгнув носом, глухо сказал: - Они велели, чтобы я маме Джастина позвонил, в Скрентон, и все рассказал. А я не могу... - Знаешь, давай подождем пока, ведь ничего еще не ясно. - Но, я должен. У него ведь больше никого нет... - Ошибаешься, у него есть! - твердо сказал я и пошел к своему автомобилю. Посадив спокойного, как Далай-лама, кота на правое сиденье, я поехал в сторону Скаммон-роуд, по дороге высматривая какой-нибудь банкомат. Сняв нужную сумму, я ровно в три часа подъехал к сорок четвертому дому, оказавшемуся обычной типовой многоэтажкой. Я стал осматриваться в поисках белого форда, но неожиданно в правую дверь моей машины постучали. Я открыл замок, и Крайтон, заглянув внутрь и увидев на сиденье черного кота, удивленно поднял брови. Умное животное, недовольно фыркнув и прижав уши, перелезло ко мне на колени, а осведомитель сел и протянул руку. Получив пачку долларов, он сказал: - Сейчас объект выйдет из дома и пойдет обедать в местную тошниловку. На работу он так и не устроился, пока живет на пособие. Вас он, конечно, узнает в лицо, поэтому мой вам совет - не пытайтесь врать или юлить. Эти бывшие копы разбираются в людях, и если он вам не поверит, рисковать не станет точно. Обычные граждане, в отличие от вас, знаете ли, всегда считают, что им есть что терять! Кстати, вот и он. Его имя Марк Новак. Удачи. Кафе, или как справедливо выразился мой недавний собеседник, тошниловка, представляло собой небольшой зал с низкими столами и старыми скамейками, пропитанный запахом подгоревшего жира и дешевых специй. Бывший коп сидел в полном одиночестве за столом и торопливо ел суп из глубокой тарелки, не глядя по сторонам. Я подошел и сел за этот же стол напротив. Он равнодушно мазнул по мне взглядом и снова уставился в тарелку, как вдруг его рука застыла, и он снова посмотрел на меня, но уже гораздо внимательнее. - Вижу, вы меня узнали, - негромко сказал я. - Мне необходимо с вами переговорить, мистер Новак. Речь пойдет о вашем бывшем шефе - Джиме Стоквелле. - Чего вы хотите? - прокуренным голосом спросил он. - Вы, ведь, его шавка... - Я не его шавка. Точнее, уже не шавка. Теперь наши с ним интересы в корне разошлись, он причинил боль близкому мне человеку, и я хочу стереть его либо в порошок, либо с лица Земли. С вашей помощью. Деньги у меня, как вы понимаете, есть. Он пару секунд смотрел мне в глаза, а потом резко поднялся и, бросив «пойдемте», направился к своему дому. Проведя меня в небольшую захламленную квартирку, он смахнул с кресла мятые газеты и, указав мне на него, сам сел на стул напротив и закурил. Несколько минут мы оба молчали, а потом он ткнул сигарету в грязное блюдце и заговорил: - Знаете, я проработал в полиции двадцать лет и, конечно, в курсе, что за каждым копом есть целый хвост нарушений, не говоря уже о мелких должностных преступлениях. Но Джим Стоквелл - это что-то особенное! Не буду утомлять вас долгим перечислением, тем более что по многим делам истек срок давности, но есть одно дело, которое можно классифицировать как соучастие в убийстве первой степени, и которое до сих пор не закрыто и не сдано в архив. Думаю, это то, что вам нужно. - Я весь внимание, - подбодрил его я, ощущая, как в груди разливается знакомый холодок предчувствия успеха. - Короче, может, вы помните, как около года назад на Либерти-авеню был обнаружен труп задушенного молодого парня, судя по всему, хастлера? В тот день я был на ночном дежурстве, и это был наш последний вызов. На парне были такие приметные красные кожаные штаны, а ночью, когда мы курсировали по городу, я заметил одного из наших копов, выходящего из бара со спутником, примерно в таких же штанах. Я давно подозревал, что этот коп - пидор... - тут он слегка запнулся и виновато посмотрел на меня, но я кивнул головой, призывая его не прерываться. - Так вот. Мне это не давало покоя целых две недели, но я никак не мог решиться что-то предпринять. - Но почему? - Дело в том, что этот коп несколько лет был напарником Стока и, видимо, соучастником его разных делишек. Но убийство! И я решился. Я написал на имя Стоквелла рапорт, а через два дня после его подачи этот бывший напарник добровольно ушел в отставку. А еще через неделю, во время моего дежурства, из камеры хранения вещдоков пропала важная улика по одному из дел. Дальше меня обвинили в халатности и уволили, не дав доработать до пенсии. Попасть на прием к шефу мне не удалось. - Что нужно, чтобы поймать убийцу? - Понимаете, то, что я их видел, это всего лишь косвенная улика. Я - уволенный за халатность коп, меня никто не будет слушать. Нам нужен генетический материал. Этот парень вступал со своим убийцей в незащищенный половой контакт... - Сперма? - Можно что-то еще, но сперма - лучше всего. Это прямая улика. У Стока полно осведомителей, если я начну дергаться, он меня в асфальт закатает. Но если улики добудете вы, то я выступлю свидетелем на процессе и докажу, что Стоку было все известно, и что он скрыл мой рапорт. А это тянет не просто на отставку! - Я понял задачу, - сказал я, поднимаясь из продавленного кресла. - Сколько я вам должен? - Знаете, - ответил он. - Если дело выгорит, я хотел бы восстановиться в полиции. Если это надо будет делать через суд, вы оплатите мне адвоката! - Договорились. Потом я вышел из его дома, сел в машину, погладил мирно спящего на переднем сиденье кота и поехал в госпиталь. Там опять дежурил молодой врач, и на этот раз он позволил мне остаться в палате Джастина подольше. Я сел на шаткий металлический стул и стал смотреть на бледное спокойное лицо, сомкнутые веки с пушистыми ресницами, слегка открытые полные губы... Мне безумно хотелось до него дотронуться, но врач, проявив редкостную для натурала проницательность, запретил мне даже думать об этом. Ну, ничего, малыш, я еще до тебя обязательно дотронусь, ты ведь непременно очнешься, правда? Не может же такое вредное и ядовитое существо вот так вот просто взять и сдаться! И потом, бросить меня во второй раз, да еще с котом на руках - это будет с твоей стороны, как минимум, нечестно! А то, что честность не Макдональдс и не батарея парового отопления, наконец-то, поняли в моем лице даже самые отсталые слои населения...