Мысли о...

      Для кого-то такой уклад жизни – романтика, наверное, для тех, кто мозгом костей жаждет служить, выполнять долг и далее-далее-далее. Множество эпитетов и бравых фраз, которыми живут тоже многие, пока не понимают, что не только в этой романтике и есть жизнь. Время же бежит дальше, отмеряя нашу жизнь, разграничивая возможности и заставляя выбирать моменты.       С последним получается слабо. В той роли, в которой я оказалась, выбираю отнюдь не я, а выбирают меня, каждый раз, направляя то в одно место, то в другое. Сейчас это Мурманск, вернее, совсем недалеко, очередная база, очередной отряд. Только вот роли другие и расклад – тоже.       В «Тайфуне» мы сами были бойцами, мотались везде, задержаться в Питере получалось лишь между заданиями, и то, день-два и вновь в бой, оберегать покой страны, бороться с врагами внутренними и внешними. Вновь эти клишированные фразочки, которые уже успели набить оскомину.       В «Смерче» же бегали в полях уже и мы, и не мы. Вернее, точно не я, ещё быть точнее – крайне редко. Тогда я перешла в КТЦ, в самое сердце боевой группы и направляла ребят сквозь туман, ветер и пули к выполнению цели, отслеживая каждый шаг, каждый вздох и биение сердца каждого.       Вот тогда я впервые и почувствовала это противное и едкое чувство. Никогда раньше не думала, что смогу его ощущать, а кроме того, что именно оно разобьёт броню, выстроенную годами, лелеемую и надёжно укрепляемую. Кто бы мог подумать, что в этом помещении, где шум вентиляторов от системных блоков, смешанный с тихим гомоном множества людей, вместе с которыми я координировала «Смерч», можно быть настолько одинокой. И от этого чувства я не могла скрыться ни в своём кабинете, ни у Пригова, который любил в моменты затишья между заданиями хвастать своими картинами, ни в комнате отдыха, перебрасываясь словами с ребятами.       В «Нерпах» всё стало изменилось буквально кардинально. Сюда перевели не всех, лишь нас, давно сложившееся трио «Б», как когда-то назвал Петрович. Батя, Бизон и я, Багира. Здесь нам пришлось обживаться и уживаться, мириться, не с друг другом, с природой, погодой, длинной ночью и практически осязаемым холодом. Ну а что ещё можно ощущать в стенах базы ВМФ, закопанной в толще земли, состоящей из десятков метров бетона, вперемешку с железными прутами, двутавровыми балками и прочими атрибутами надёжной базы, способной выдержать даже прямой удар боеголовки.       В этих застенках, с новыми ребятами, новыми во всём, одиночество начало прогрызаться сквозь все расставленные самым дотошным образом сети и по чуть-чуть вгрызаться не только в эмоции, но и разум. И ведь самое противное, хрен кому скажешь. Кто меня знает, слабо поверит, другие скажут – старость наклёвывается. Будут сотни мимо, словно в детской игре «морской бой» и ни одного попал. Да и, чего кривить душой, говорить некому.       Батя мотается между штабом, полигонами, иногда заглядывая сюда, лишь чтобы убедиться, что всё хорошо, да и это он делает не так часто, потому что знает, уверен и непоколебим в своём мнении: я ошибок не совершу и ИВЦ у «Нерп» будет всегда дееспособно, первоклассно подготовлено и придёт на выручку в любой момент.       Бизон старается довести группу «до ума», постоянно сравнивая с нами, с нашим «Тайфуном» и каждый раз разочаровываясь, понимая, насколько этому только созданному отряду далеко до нас. Помню, мы как-то смотрели дела каждого из бойцов и у нас троих эти молодые, бравые ребята радости особо не вызвали. Они были хороши, в рамках выставленных штабом флота и Булатовым требование они были лучшие, но… Они не были одним целым, не настолько сплочённые, не настолько уровень понимания друг друга вырос.       Вот Тарасов и мучился с ними на полигоне, продыху не давая, понимая ответственность и смахивая с лица усталость вместе с каплями стекающего пота каждый раз, выходя на связь по видеомосту. Порой я даже не узнавала его уставшего и осунувшегося лица, но, мы работали дальше.       Работали, задвигая все ненужные мысли и эмоции, всё отодвигая на второй план, всецело увлекаясь и проникаясь мыслью сделать «Нерп» единым организмом. Только вот одиночество настолько быстро скрываться в застенках души и мозга не стремилось. Каждый раз после завершения сеанса связи оно вновь начинало отвоёвывать отпущенную до этого территорию.       Дома, вернее, в подобии дома, очередной служебке, я и не припомню, в которой по счёту, всё становится намного плачевнее и даже удивляюсь, как каждый раз умудряюсь собраться по частям, засунуть это едкое чувство вглубь, в свою клетку, хоть на время, и вновь направится на место службы, в ИВЦ. И так день за днём.       Мимолётное солнце не греет, оно скорее, как редкий, но долгожданный друг, заглядывающий на чаёк и не более. Ветер впечатывает холод в каждый миллиметр кожи, не прикрытой формой, развевает волосы, что даже порой кажется, ещё чуть-чуть и этот холод проникнет сквозь корни в мозг. И в такую погоду, зябкую, промозглую, одиночество начинает набирать обороты вновь. Внутренняя борьба начинается с новой силой и каждый раз я не могу сказать, кто выиграет, а кто уйдёт ни с чем.       Мысль прерывается звонком, номер неизвестный, а на том конце настолько неожиданный, а в то же время ожидаемый голос:       – Ресторан «Тундра», сегодня, шестнадцать ноль-ноль.       Озвучив место и время смартфон затыкается. В голове на секунду показывается мысль, а не шутка ли, но, от этого человека шутки ждать не получится. Он мало шутил, редко, даже после учебки не шутил, лишь ухмылялся. Спасибо хоть, козырёк фуражки не потирал время от времени…       Без пяти минут я у этого места, на улице «гастрономического рая», по словам Бизона. В первую неделю после перевода он, да и мы все, сумели облазить большую часть заведений на этой улице в Мурманске, а потом разлетелись по своим местам службы.       – Пошли пить чай по-адмиральски, – озорно говорит голос позади меня, заставляя обернуться практически у входа.       – А ты это, как тут… Там штаб…       – Перенесли совещание, Рита, а в Питере как-то одиноко. Вот и я… – Булатов то ли оправдывается, то ли просто не знает, что сказать и вместо того, чтобы продолжить словесную тираду, протягивает букет, затем разворачивает меня и направляет ко входу.       И только сейчас, когда он открывает предо мной дверь в ресторан, до меня доходит. И он тоже, вернее, и его тоже одиночество подъедает. Что ж… Может, хоть в этом случае оно сможет помочь…