Dear-Logs

Вечер пятницы. Еще одна неделя пролетела стремительно, не внося существенных изменений в привычный ритм жизни.  Я, как всегда, зашиваюсь на работе. Itsuban отнимает силы и не дает продохнуть. Совмещать управленческие функции и врачебную практику оказалось слишком сложно. Пора сделать выбор в пользу чего-то одного, но пока я так и не смог принять окончательное решение.  Ты же убиваешь время с очередным проектом. Весь последний месяц либо дни напролет пропадаешь в универе, либо сидишь над разложенным ватманом и сосредоточенно грызешь кончик карандаша, что-то вымеряя, пересчитывая, внося миллиметровые изменения в чертеж.  Но сегодня мы возьмем тайм-аут.  Отперев дверь квартиры, захожу в прихожую. Твои кроссовки стоят на привычном месте. Запах карри свидетельствует о том, что ты ждал меня к ужину.  — Рин? Разувшись, прислушиваюсь. Ослабляю узел галстука и направляюсь в гостиную. Через закрытую дверь доносится едва слышное бормотание работающего телевизора. Должно быть, ты снова заснул на диване или, что чаще случается, прямо на полу.  Но к моему удивлению гостиная оказывается пуста. Взяв пульт, лежащий на диване, нажимаю кнопку, и экран гаснет, обрывая речь диктора на полуслове.  Снимаю пиджак. Бросаю его на широкий подлокотник и решительно направляюсь к плотно закрытой светлой двери, за которой скрывается спальня. Примерно год назад мы наконец-то смогли позволить себе снять новое жилье. Переезд и обустройство потребовали больше сил и нервов, чем сначала казалось. Тот период вообще был не самым лучшим. Мы едва не разошлись окончательно.  Я смотрю на свои пальцы, лежащие поверх металлической ручки. Тонкое серебряное кольцо на мизинце… Привыкнуть к нему было не так уж и просто. А избавиться потом оказалось еще сложней. Впрочем, свое точно такое же, совпадающее даже по размеру, которое сейчас носишь на безымянном пальце, ты снял довольно легко. Так мне тогда показалось… Хранить молчание, держать все в тайне... Я старался, как мог. Но, в итоге, все только осложнилось. Недосказанность, неуверенность в этих отношениях, в собственных чувствах постепенно подвели нас к той грани, за которой не было ничего. Только пустота. Мы не ругались, не выясняли, кто прав, кто виноват. Мы молчали. Каждый о чем-то своем. И в один момент все разлетелось вдребезги.  Второй разрыв оказался нелегче первого. Критическая масса сдержанных эмоций была набрана. Она снесла все преграды, что были выстроены нами, — и мы, наконец-то, смогли поговорить. О нас, об Авацу, о том, что случилось с тобой…  Наше прошлое осталось в прошлом. Я хочу так думать. Я хочу на это надеяться.  Выдохнув, поворачиваю металлическую ручку и приоткрываю дверь. Ты спишь на самом краю застеленной постели, подложив ладонь под щеку. По полу плавно скользит сквозняк из приоткрытого окна. Мягкий ковер жадно поглощает звук моих шагов.  Присев на корточки перед кроватью, я не решаюсь тебя разбудить. Кончиками пальцев осторожно сдвигаю длинную челку, упавшую на глаза. Твои волосы снова отросли… Знаешь, ведь внешне ты почти не изменился за эти четыре с лишним года. Все также высветляешь пряди, носишь кольца и браслеты. Только лак для ногтей давно отправлен в мусорку, а в мочке левого уха осталась лишь одна серьга. Моя… Ты еще не понимаешь, но все в тебе уже принадлежит мне.  Взгляд останавливается на левом запястье, хранящем кривые побледневшие шрамы. Купленный мною напульсник из мягкой светло-коричневой кожи с мелкими металлическими клепками по краю лежит на письменном столе. Он лучше старого.  Иногда, глядя на эти шрамы и на тонкие полоски на твоей груди, я невольно думаю, что, может быть, если бы их не было, все забылось бы быстрей? Время проходит, но мысли об Авацу Канохиро то и дело преследуют меня. Почему это произошло? Как порядочный, молодой и перспективный преподаватель превратился в садиста-насильника? Или он всегда был таким? Или его спровоцировали твоя доверчивость и скрытность? Уверенность в собственной безнаказанности… Было ли это причиной, подтолкнувшей Авацу к действиям?  В моей голове гудящим роем вьются вопросы, предположения, догадки.  И лишь два года назад я получил достоверный ответ на главный вопрос: что именно случилось тогда на перекрестке? «Это я убила его. Толкнула в спину под мчащиеся машины», — короткое признание, прозвучавшее жарким шепотом на ухо, и мягкая блуждающая улыбка на блеклых губах. Мое последнее воспоминание о Ватари Ёко. После случившегося я лишь однажды видел ее. В шумном зале аэропорта. Она улетала к родителям в Кобэ после длительного реабилитационного периода в частной клинике. Стоявшая тогда передо мной высокая худая девушка с изможденным лицом и потускневшим взглядом даже отдаленно не была похожа на Ватари, которую я когда-то встретил в университете.  Авацу искалечил не только тебя, Рин. Он с легкостью уничтожил жизнь твоей матери и своей любовницы. И если вы с мамой ухватились за крохотный шанс вернуться к нормальной жизни, Ватари отказалась от него. Примерно через месяц после нашей последней встречи Ичива сообщил, что спасти в третий раз ее уже никто не смог… Я не знаю, с чем именно Ватари Ёко не смогла смириться. С тем, что человек, которого она, без сомнений, любила, оказался подонком? Или с тем, что она убила его?  В любом случае, в тот роковой вечер, когда Авацу пытался затащить тебя в машину и принудить к сексу, он собственноручно подписал себе смертный приговор. Жизнь играет с людьми злые, жестокие шутки…  Ты ненавидел отчима и желал ему смерти, но он погиб от рук женщин, любивших его.  Интересно, думал ли Авацу о таком исходе, когда вступал в связь со студенткой, совмещавшей учебу и подработку медсестрой в Центре психологической реабилитации? Вряд ли… В то время его мысли наверняка были заняты другим. В тот момент, когда ты попытался покончить с собой, он потерял контроль над ситуацией. Перешагнув красную черту, утратив самый важный сдерживающий фактор — желание жить, кто знает, что ты мог вдруг рассказать? Поэтому отчим с таким рвением искал и подбирал психиатров, не давая возможности Соно-сан руководить процессом, не подпуская ее близко к сложившейся ситуации. Он тянул время, искал выход до тех пор, пока решение не пришло само в лице Ватари Ёко.  Она была давно влюблена в своего преподавателя английского… И именно поэтому из нее бы получилась прекрасная марионетка, через которую можно было бы получать полный отчет и самую достоверную информацию о каждом твоем действии, о словах, настроении и мыслях. Восстановив контроль, Авацу мог снова попытаться начать влиять на тебя. Достаточно вспомнить, до какого состояния тебя довел просто телефонный разговор, чтобы понять, насколько сильным было это воздействие… И, возможно, если бы Ватари не проявила инициативу, захотев переключить твое внимание на меня и освободить тем самым любимого человека от «домогательств психически неуравновешенного подростка», — все сложилось бы иначе.  Мне искренне жаль Ёко… И я благодарен ей. За то, что познакомила нас… За то, что наказала Авацу… — Хару?  Приоткрыв глаза, коротко моргаешь. — Привет, — отзываюсь с улыбкой. — Черт… Я прилег на минутку и, похоже, отрубился, — широко зевнув, потягиваешься. — Ты давно пришел? — Нет. Минут десять назад. Поднимаюсь на ноги, и ты тут уже подскакиваешь на кровати. Не успеваю отступить, как оказываюсь заключен в объятия. Теплые губы прижимаются к моим губам. Ты стоишь на коленях на постели, мне приходится склониться, чтобы ответить на поцелуй.  — С возвращением, — шепчешь, прежде чем отпустить. — Я ждал тебя… — Знаю. Ты садишься на постели, подтянув колени к груди. Наблюдаешь, как расстегиваю мелкие пуговицы на груди и манжетах, снимаю рубашку.  — Юмико звонила.  — Юмико? — переспрашиваю, подойдя к письменному столу. — Что-то случилось? — Нет. Иори попросился провести с нами выходные… — Рин?.. — Что? — приподнимаешь брови. — Ты ведь отказался?  Напряженное молчание красноречивей любых слов.  — Какого черта, Рин?! — Он же твой младший брат! — Я не обязан с ним нянчиться! У меня могут быть собственные планы, в которые не вписывается Иори?! Стычки между нами по поводу моего младшего брата — не такая уж редкость. И дело вовсе не в том, что Иори хочет проводить время со мной. Я и так уделяю ему достаточно внимания. Даже отец не может нарадоваться на постоянные упоминания нашей братской связи, крепнущей с каждым годом. И все бы ничего, но… Иори стал проявлять слишком много интереса к тебе. Вы то и дело куда-то таскаетесь вместе, что-то обсуждаете, не желая посвящать меня в свои секреты… Однажды он спросил, почему мы живем вместе. И если объяснение из разряда «я просто пообещал твоей маме присматривать за тобой, потому что ты отказался уехать из страны вместе с ней» устроило моих отца и мачеху, то мой младший брат нашел тысячу и один контраргумент, почему ты можешь съехать и жить отдельно. А ведь ему всего лишь одиннадцать… — Можешь злиться сколько угодно, но я уже пообещал твоей мачехе, что мы возьмем Иори на один день. Она привезет его сегодня после теннисной тренировки и заберет завтра в шесть вечера. — Ты спишь на диване. — Что?.. — Ты спишь на диване, — повторяю твердо. — С Иори буду спать я. Это не обсуждается. — Ладно, — пожимаешь плечами, — как хочешь. — Не хочу. Но придется. А это что? Я беру со стола белоснежный конверт, угол которого выглядывает из-под свежего номера музыкального журнала. Внутри оказывается карточка из плотной текстуры с золотым теснением, на одной стороне которой указаны дата и место, а на другой — выбиты наши имена.  Yodziwara Haruoki & Sono Rinmao — Ты ведь знал? — глухо спрашиваешь, наклонив голову и зарывшись пальцами в волосы. — Знал, что она снова выходит замуж? — Да. Я действительно узнал о том, что твоя мама планирует выйти замуж, еще полгода назад. Тогда мы приехали на неделю к ней в Сидней. И если ваши отношения практически не сдвинулись с мертвой точки, то мы неплохо поладили. У нас просто не было выбора. Теперь я — связующее звено между вами. И если раньше тебя раздражали наши редкие беседы по телефону, то сейчас просто не обращаешь на это внимания.  — И давно?.. Давно ты знаешь? — С нашей поездки, — откладывают конверт и приглашение обратно на стол. — Она хотела, но не решилась тебе рассказать. — Понятно.  Подойдя к кровати, опускаюсь на край. Ты что-то сосредоточенно рассматриваешь на покрывале.  — Рин?.. Свадьба через две недели… Если хочешь, мы можем поехать. Дотянувшись, запускаю пальцы в твои волосы.  — У тебя работа… — Могу отпроситься на пару дней. — У меня проект… — Если ищешь повод отказаться, просто скажи, что не хочешь. И ты отзываешься, не задумываясь: — Не хочу. Я смотрю на поникшие плечи, на пальцы, сжатые в кулаки. Может быть, ты никогда не сможешь перебороть свое прошлое? Может быть, оно так и будет лежать тяжелым грузом на сердце? Может быть, совсем скоро мы снова разойдемся, и этот раз станет последним? Предугадать будущее невозможно.  Кто мог предположить четыре года назад, как сильно изменится жизнь? Что Чикао, столь сильно влюбленная в меня, выйдет замуж за Кунинобу? Что они станут счастливыми родителями замечательного малыша по имени Момохару и будут ждать рождения дочери? Что роман Ичивы со старшекурсницей закончится браком? Что Тади Минами и Масаути Рёске расстанутся сразу после окончания университета? Что Ватари Ёко покончит с собой? Что я буду счастлив в отношениях с парнем?  Кто мог все это знать?.. Никто. Как никто не может знать, как его жизнь изменится завтра. Один телефонный звонок. Одно сказанное слово…  И знаешь, Рин, постепенно я учусь главному. Отдаваться своим эмоциям и чувствам, не заглядывая в будущее, не оглядываясь на прошлое. Жить одним моментом. Теми секундами, что называются «сейчас».  Я вижу, понимаю, что твое «сейчас» складывается из потребности почувствовать, что одиночества больше нет…  Я шепчу: «Иди ко мне», — и мое «сейчас» наполняется тобой. 

The *happy* end

2009-2010 (ред. 2015)