Узы

      Вначале зародилась жизнь, а после — страсть. Именно пылкая и горячая, все еще ведомая допотопным желанием, страсть порождала цепь жизни. Люди не доверяли друг другу, а лишь использовали. Пока им что-то нужно друг от друга. Не существовало между людьми настоящей связи, как и доверительных отношений, не было уз. И до сих пор нет — только так верует Суйгецу. У кого вера в Джашина, а у кого — в жизнь без лишних лживых и обманчивых красок.       Стоило спросить или же сказать в присутствии Хозуки про крепкую связь и бескорыстную взаимопомощь, как на его лице появлялась ненормальная ухмылка.       — Вы сами в это верите?       Спрашивал с провокацией в голосе, так как точно знал: люди только навязывают себе эти мысли. Чтобы оправдаться и не выглядеть потребителями, и от этого становилось тошно. Блондин знал этот неписанный закон и смело заявлял, не оставляя размышлений при себе. Прятаться от самого себя глупо, так считал Суйгецу. Очередным поводом начать говорить про то, что он думает, стала встреча с зазнайкой — а к тому же занозой — Узумаки Карин. Эта идиотка возомнила себя эпицентром внимания Учихи, твердила, как они с Саске связаны. Не затыкаясь, твердила про узы и обрывала любую речь Суйгецу, не давая высказаться. Даже ее скрытые способности были точной копией ее мыслей — цепи чакры опутывали, и она могла связать любого. Уходя в размышления, представляла, как замотает техникой Саске, и тот не сможет от нее сбежать. Хозуки только мотает головой. Ненормальная. Нет никаких уз. Есть только страсть, и именно это желание влечет его к ней. Другого исхода и быть не может.       Видеть ее было тошно. От одной лишь встречи взглядов его фиолетовых глаз с ее алыми хватало, чтобы рассудок мечника мог помутиться, а сам Суйгецу начинал издеваться над представительницей сильного клана. Стоило только заслышать, как она причитает: «Саске-кун такой красивый, классный, он все делает наилучшим образом!», и к горлу подступал ком. Становилось противно. То ли дело видеть ее разъяренной. Хищницей. Отображением полыхающего огня в человеческом облике. Тогда и просыпалась страсть, истинное чувство всего живого. Именно поэтому он устраивал для нее подлянки, заставлял взбеситься, взмахнуть алой гривой, каждый локон которой — маленькое пламя.       — Очкастая! — радостно голосил Хозуки, кружа по комнате их убежища. Он убегал от огня. Суйгецу — волна, огонь ему не страшен. Потому очередная пакость получится удачной. Он выхватил фотографию Саске у Карин, всячески уворачиваясь от ее выпадов длинных ног, которые пытались размазать его голову по стене. — Что, данго переела? Беги быстрее.       И лыбился нагло, счастливо. Ему хотелось разорвать снимок в клочья. Просто вид Учихи вызывал отвращение из-за зависимости Карин. Потому, что рядом со страстью рука об руку следует ревность. Она сжигает все на своем пути, как Аматерасу неладного Учиха.       — Акула доморощенная! — кричала Узумаки, бежала, разрывая расстояние между ними и почти догнав его. Как же она терпеть его не могла. Любое его действие, слово вызывало в ней ненависть. — А ну верни, бака!       Суйгецу не возвращал фотографий Саске. Он их рвал на глазах у огненной девушки, которая вызывает в нем дикие чувства. Крошил до мельчайших деталей, почти не оставлял следов. А Карин его начинала сильнее ненавидеть.       Все дни протекали стычками, перепалками, всплеском страсти в крови Хозуки. Его спокойный бриз мыслей вскипал от воздействия ее огня мстительных улыбок. Его волны ледяного спокойствия бурлили, стоило Карин с обожанием посмотреть на Учиха. Его океан страсти осушался до капли, если она во время спора била его. Такими маленькими ладошками. Беззащитными действиями. И не скажешь, что она — огонь.       Проживание в логовах становились адом из-за частых насмешек Хозуки. Равномерное полыхание фитиля мыслей Карин возгоралось неконтролируемым бедствием, когда она за милю ощущала противную чакру Суйгецу. Ее огни, горящие в алых глазах, возгорались, заставляя любого, смотрящего на нее, испугаться. Ее всепоглощающий огонь потухал, когда приходилось терпеть ноющего на всех миссиях зубастого придурка.       Воде с огнем не суждено столкнуться преднамеренно. Они обходят друг друга стороной. Губительны оба. Уничтожают другого, погибают сами. Он, вода, возгорается страстью. Она, огонь, предпочитает тихие воды у берегов, когда они впервые сталкиваются.       Губы Карин пухлые, немного сухие, обветренные, поддаются его грубым поцелуям. Ее тело возгорается, как спичка, стоит его рукам коснуться девичьей плоти. Она не сумасшедшая, не дикая, а послушная. Буйный нрав его спокойствием воды остужен, присмирена к свободе рвущаяся душа, обуздан характер непокорный. Его страстью загорелась она. Ее руки касаются скул точеных, кожа отнюдь не холодна, согрета ее теплом. До одури прижимается ближе. Соприкасается в удушающих поцелуях. Губят союзом разных миров, но не собираются ничего бросить на самотек. Противоположности нужны друг другу для сплетения тел. Узором никому непонятным сплетаются пальцы, тела жмутся ближе. С ним плохо, без него — еще хуже.       — Что будет, если огонь и вода сойдутся? — шепчет Суйгецу, в пальцах держа алый локон — горящий огонь.       — Уничтожат друг друга, от них останется лишь пар, — присоединяясь к чарующему шепоту, отвечает Карин. Глупо улыбается, с какой-то грустью в глазах. Понимает, к чему он. Только она продолжает с каким-то детским восторгом, — пар конденсируется обратно в воду. Она не навсегда исчезнет.       — А что станет с огнем? — он, не теряя из виду едва не катящиеся с алых глаз слезы, придвигается ближе, к желанным губам.       — Огонь никогда не гаснет. Он всегда восстает. Но единожды исчезнув, больше не встречается с водой. Издали наблюдает за не умершей влагой и горит надеждой, что она не исчезнет, — противные слезы катятся по щекам.       — Страсть не позволит огню погаснуть, — выдыхает прямо в обветренные губы.       Люди пользуются другими людьми, прикрываясь занавесом, запись на котором гласит: «Любовь». Все это ложь, Суйгецу знал наверняка. Не больше, чем потребительство. Он никогда не говорил Карин, что любит. Продолжает твердить о страсти, зато ни разу не предал. Хозуки горит огнем к этой пламенной царице, возгорается, но его огонь не гаснет. Лучше всю жизнь ярко освещать путь избраннику костром страсти, чем полыхать фитилем любви и перегореть.       Любовь подразумевалась Карин как узы, вечная крепка связь с человеком. Но ошибалась. Ее уверовал Хозуки. Уз не существует. Существуют потребности, желания и страсть. Все остальное прикрыто красивыми фразами. Узы — наглая ложь.