Атеист из Манчестера при дворе короля Генриха

Тони пригубил чашку отвара из ромашки и мяты, обжег язык и, поморщившись, отставил кружку. Он так и не привык пить ни из толстой глиняной посуды, ни из металлической, хотя за два года, проведенные здесь в отсутствие короля Генриха, он освоил немало полезных умений. Научился держаться в седле без посторонней помощи, бриться жутковатым приспособлением, есть мясо без помощи вилки и выглядеть при этом изящно... Но приспособиться – это еще не значит получать удовольствие от происходящего. Как он мечтал иногда о чашке кофе! Или хотя бы крепкого чая, вместо всех этих травок. Мечтал принять душ, вымыть голову шампунем, лечь в по-настоящему чистую постель. Съесть что-то привычное, но недоступное теперь: жареной картошки, салат из помидоров под майонезом, спагетти с кетчупом, кукурузных хлопьев... Хотя бы шоколадный батончик! Его по-прежнему раздражали тусклые чадящие свечи, необходимость писать перьями и чернилами на отдаленном подобии бумаги, холодные дымные комнаты, которые убирают только по большим праздникам, окна без стекол... Даже к такой прозаической вещи, как туалетная бумага, он готов был теперь относиться с большим уважением. О сигаретах он старался и не вспоминать. Первые месяцы обходиться без них было тяжелее всего. Это было даже ужаснее повсеместной антисанитарии – блох, крыс, мышей, клопов, вшей и прочей нечисти, несвежего белья, одежды, которую не меняют месяцами, мусора в домах, потоков помоев на улицах... Правда, он вынужден был признать, что в целом воздух в старинном Лондоне чище и богаче кислородом, чем даже в родном Манчестере двадцатого века. И уж тем более приятным был воздух в Херефордшире, где он обретался последние полтора года. Одежда, если к ней привыкнуть, была даже удобнее той, что он носил в будущем, меньше стесняла тело. И пища здесь была в целом полезнее, хотя первое посещение городского рынка надолго отбило у Тони аппетит. И заставило задуматься, не стать ли вегетарианцем. Хотя здесь, в Херефордшире, мясо на стол подавали не с рынка, а прямо из леса. Тони только диву давался, сколько съедобного бегало и летало раньше по лесам и позволяло на себя охотиться. Кабаны, олени, зайцы, кролики, журавли, обыкновенные и белые цапли, чайки, кроншнепы, перепелки, ржанки, бекасы, черные и простые дрозды, чибисы, выпи, зеленушки... Это не считая традиционной говядины, баранины, козлятины, свинины, домашней птицы, откормленных для торжеств дроф... Знать (к которой по умолчанию причислял себя и Тони) могла позволить себе также осетрину, крабов, лобстеров, угрей, устриц и самую свежую речную рыбу: лосося, форель, хариуса, лещей и линей. И хотя некоторые ограничения в питании все же были (так, например, в этом веке господствовало заблуждение о том, что молоко и сливочное масло вредно), Тони научился их обходить. И даже опасался в последнее время, что на таком рационе скоро растолстеет. Этого допускать было никак нельзя. А вдруг Хэл, вернувшись, найдет его менее привлекательным? Король Генрих выполнил данное ему обещание, позаботился о нем, и позаботился хорошо. Джоан Фицалан, графиня Херефордширская и леди Эссекс, к которой Тони устроили секретарем, была одной из самых знатных и влиятельных женщин в Англии. И была готова выполнить любое пожелание и любую прихоть молодого короля. Правда, Тони первое время несколько смущало то обстоятельство, что Хэл передал его под покровительство своей бабушки, но, в конце-то концов, если он и умел с кем-то быстро находить общий язык, так это с пожилыми леди. А леди Джоан чем-то напоминала Тони его прежнюю хорошую знакомую, актрису Дорис Спид, только одевалась несколько иначе. И была с ним очень мила и любезна. Тони успел поднатореть в знании средневекового английского и латыни, поэтому с необременительными обязанностями секретаря в принципе справлялся. Кроме того, Хэл отрекомендовал его как своего близкого друга, что еще усилило к нему расположение графини Херефордширской. Леди Эссекс, несмотря на преклонный возраст, была полна истинно царственного величия. Легко было представить, что это бабушка величайшего из королей. Да и внешнее сходство между ними было очевидным, Хэл унаследовал от бабушки удлиненный овал лица, высокий лоб, длинный тонкий нос, красивые губы. Только глаза у графини Хрефордширской были голубые, а не карие, а волосы в прошлом были рыжевато-белокурыми, а не каштановыми, как у внука. Тони вспомнил свой первый вечер в доме леди Эссекс и не мог сдержать улыбки. Он раньше не думал, что Хэл может быть таким... домашним и мягким. Может, именно в доме у бабушки, вдалеке от посторонних глаз он становился самим собой. А леди Джоан, несмотря на всю свою царственность, вела себя как вполне обычная бабушка, с непременными сетованиями на то, как любимый внук похудел и осунулся со времени их последней встречи. Потом заставила Хэла поиграть ей на арфе, чтобы удостовериться, что он не забыл ее уроков. Хэл, наверно, в этот момент резко пожалел о том, что позволил Тони присутствовать при их встрече. Тони вспомнил собственную бабулю и злорадно ухмыльнулся. Есть такое свойство у пожилых родственниц – прилюдно позорить, да еще и умиляться при этом. Хэлу еще крупно повезло, что у леди Джоан не было припасено альбома с его детскими фотографиями, а то бы не миновать ему и этого унижения. Тони понимал теперь, почему Хэл был так убежден в его безопасности под этим кровом. Вряд ли Джон даже под страхом смерти явился бы сюда изображать на глазах у Тони примерного, послушного и почтительного внука. А то, что в присутствии леди Джоан можно быть исключительно примерным, в этом Тони не сомневался. У обаятельной и милой графини все ходили по струнке. Позже Тони узнал, что именно она не иначе как своим женским обаянием вынудила могущественного Джона Гонта женить сына на ее дочери Мэри. Об этом и о многих других деталях биографий членов королевского семейства Тони узнал от самой графини, став на время ее доверенным лицом. У него самого с примерным поведением, послушанием и почтительностью проблем не возникало. Он, в отличие от большинства мужчин, мог совершенно спокойно и безболезненно выслушивать дамскую воркотню хоть часами. Тем более, что беседовать леди Эссекс была настроена больше всего о внуках. Особенно о «милом Гарри». А Тони все чаще с удивлением замечал, что его и самого тянет поговорить о нем. И понимал, что скучает по своему королю... Он много думал о нем в эти долгие месяцы разлуки. В отличие от графини не особо тревожился, он-то точно знал, что Генрих вернется из Франции невредимым. И все же... Все же иногда ему хотелось, чтобы это произошло поскорее Обдумав все трезво за эти долгие месяцы, Тони вынужден был признать, что Хэл и в самом деле для него почти идеальный мужчина. Почти, если бы не эта его дурацкая набожность. Хэл то и дело заводил беседы о Боге, постоянно молился и консультировался с Всевышним по любому поводу, часами медитировал, чуть ли ни каждый день ходил к мессе... Насчет молитв и медитаций, во время которых короля запрещалось беспокоить, Тони подозревал, что Хэл в это время просто спит, стоя на коленях. Или путешествует в далеких астральных сферах. А что до месс, то у каждого своя наркота. Кто-то ловит кайф от кокаина, кто-то от католических богослужений, в которых, как сознавал Тони, все же есть что-то гипнотическое. Но с этим вполне можно было смириться. Ради того, чтобы такой человек, как король Гарри был рядом... Однако чем больше времени проходило в разлуке, тем больше Тони сомневался, что Хэл к нему вернется. Быть может все, что произошло, это всего лишь королевская прихоть? Может, он уже забыл о нем? Тони читал вслух его письма к леди Эссекс, писал под ее диктовку ответы. Графиня, конечно, могла бы писать и сама, но возня с чернилами, пергаментом и перьями - занятие малоприятное. И все же Тони с радостью выполнял свои обязанности, так он был всегда в курсе того, о чем Хэл переписывался с бабушкой. Но о нем король ни разу не упомянул. Ни разу не справился. И ни разу не написал ему лично. И вот теперь Тони знал, что король уже вернулся в Англию, но повидать его что-то не торопится. А что еще ждать от короля, печально думал Тони. Он для него так... Соринка в глазу. Вернулся и даже не вспомнил. Если и приедет в Херефордшир, то разве что навестить леди Джоан. И взгляда даже не кинет на ее секретаря... Он растравлял себе душу такими мыслями, а перед его внутренним взором неотступно стоял образ Хэла, но не того невозмутимого, непостижимого монарха, которым он являлся своим поданным в тронном зале или во главе войска, но того задумчивого тихого юноши, каким он был в свой последний вечер в доме леди Джоан. Тони вспомнил, как он сел на пол у камина рядом с ее креслом, положил ей голову на колени и прикрыл глаза. А она, тихонько напевая, перебирала его волосы. Тони наблюдал за этим зрелищем уже из-за двери. И ему вдруг до боли захотелось оказаться рядом с Хэлом. Положить голову ЕМУ на колени. Глубоко вздохнуть и забыть обо всем плохом и страшном. Почему-то ему казалось, что рядом с Хэлом ему бы это удалось... Тони прикрыл глаза, вспомнив обо всем об этом, и сглотнул горький комок в горле. А когда снова открыл глаза, перед ним стоял Хэл. Тони несколько раз моргнул, сомневаясь, не видение ли это. *** Хэл выглядел так, как будто никуда и не уезжал, как будто они не расставались почти на два года. Тони так растерялся, что даже не сообразил, что продолжает сидеть перед стоящим государем и замешкался вскочить и поклониться. Хэл, видимо поняв, что почестей не дождаться, присел на край стола перед Тони. - Вы как будто не рады меня видеть, мастер Симпсон, - сказал он весело, и звук его голоса окончательно убедил Тони в том, что это не видение. Радость, которая уже готова была готова затопить его, внезапно погасла. - Простите, ваше величество, - сказал он. - Но ваше появление так неожиданно. Если бы я был предупрежден о вашем приезде заранее, я бы, конечно, лучше выказал свою радость. Хэл покивал. Сарказма он или не понял, или не пожелал замечать. - Я не знал, когда сумею вырваться сюда хоть на день, - пояснил он дружелюбно. – Поэтому не мог предупредить заранее о своем приезде. - О, так вы к нам лишь на день? Как ни пытался Тони придать своему голосу оттенок насмешки, в нем все же прозвучало разочарование. Хэл расслышал это и самодовольно улыбнулся. - Скучал по мне? – спросил он. Тони, наконец, встал. Если Хэл держит себя так, будто он ему чуть ли не муж, почему Тони должен вести себя иначе? - Почему по тебе? – отозвался он безо всякого почтения. – Просто скучал. Я же здесь все равно что пленник. С чего бы мне веселиться. - Все сбылось по твоему слову, - заметил Генрих, как бы желая его порадовать. – Мы одержали все предсказанные тобой победы. - Поздравляю! Только я и без того это знал, что так будет. - Ты как будто и в самом деле не рад меня видеть, - сказал Хэл, помрачнев. – Я зря спешил сюда? - Вы спешили сюда к леди Эссекс, а не ко мне. Хэл встал и, положив руки ему на плечи, развернул к себе. - Ты ведь ждал меня, - сказал он отрывисто. – Разве нет? Тони дернулся, пытаясь сбросить руки Хэла, и тут же вспомнил, что от хватки Хэла избавиться не так-то просто. Что, опять? Он все-таки рванулся еще раз для приличия. Хэл снова поставил его ровно и заставил смотреть себе в лицо. - Зачем ты противишься? – проговорил он. - Ведь я все равно добьюсь того, чего желаю. - А зачем все эти разговоры? – спросил Тони напрямик. - Почему бы просто не сделать то, зачем ты пришел? - Ты не хочешь? - А тебе только насильно нравится? - Нет. Мне бы хотелось, чтобы ты сам... – Хэл запнулся. - Как будто у меня есть выбор, - прошептал Тони. И вдруг почувствовал, что помимо воли его глаза наполняются слезами, которые неудержимо текут по щекам. Хэл взял его лицо в ладони, совсем как тогда, в первый раз. Но уже не сжимал, а держал осторожно и нежно. Ласково отер большими пальцами слезы. - Я так тебе противен? – спросил он тихо. Тони попытался мотнуть головой, но не сумел и только шмыгнул носом. - Тогда тебе противно то... чем мы занимаемся? Это грех, я знаю... - Это не грех, - Тони вообще-то не собирался заговаривать, но на это не возразить не мог. – Это мне не противно. Я просто... Не хочу так. Хэл наклонился и коснулся губами его губ сначала легко и невесомо, как лепестком цветка. Потом настойчивее, но не пытаясь ни прикусить, ни раздвинуть. Тони, уже не думая противиться, приоткрыл рот, отвечая на поцелуй, и ненароком коснулся языком нижней губы Хэла. Тот в ответ стиснул его в объятьях, но на этот раз Тони его страстность не испугала. Хэл, наконец, оторвался от него и прерывисто вздохнул. - Тебе лучше раздеться, - проговорил он с трудом. – И подготовить себя... «Он хотя бы попытался быть милым, - со вздохом отметил про себя Тони. – Почти получилось».