***
Элай поступил, как ему велели. Он все это время торчал у камеры, примостившись на козырьке, так, чтобы Эмбер не заметил его. Но это не пригодилось — мальчишка так и просидел, пряча лицо в ладонях, а детектив Ривьера, который старался выполнить обещание быстрее, все же добился смягчения приговора. Через пару дней за Эмбера назначили залог в три тысячи долларов. Для Эмили это была катастрофа, сравнимая с той, как если бы ее сына вовсе не выпустили из тюрьмы. Она принялась обзванивать всех своих знакомых и просить у них денег, кто сколько мог дать. С большим трудом ей удалось насобирать нужную сумму. После ремонта двери осталось всего полторы тысячи, остальные деньги ей дал сам Хаген и несколько подруг, которые искренне сочувствовали безутешной матери юного преступника. Эмили не имела понятия, когда будет все это отдавать и как при этом платить Эмберу за колледж, если он все же сможет доучиться. Они с сыном сидели на кухне глубокой ночью и смотрели друг на друга, как сыщик и допрашиваемый в тесной, обитой металлическими листами комнатушке. Эм зажал голову ладонями, а его мама по сотому кругу мешала в чашке чай, при этом совершенно не видя, что она делала. — И как нам теперь расплачиваться со всем, Эмбер? — глухо спросила она. Разумеется, ответа ей никто дать не мог. Эмбер все еще не понимал, как он позволил себя в это втянуть. Всего одна ночь — и вот он уже главный подозреваемый в угоне очень дорогой машины. В его личном деле была печать об аресте. Кому нужен сотрудник с такими показаниями? — Я не знаю, мам. Не знаю, уговорю Монтейта дать мне двойную смену в кафе… — Попробуй. Но учти, я тебя арестовываю, Эмбер, — ответила на это Эмили. — Я буду проверять твое присутствие в комнате каждые пять минут. Буду смотреть, чтобы ты ходил на работу и возвращался с нее вовремя. Ты будешь посещать все лекции. И возвращаться каждый день не позже десяти часов! — Что? Мам! Но это невозможно! — парень вскочил на ноги. — Разговор окончен. Ты и так сделал все, что мог, — с этими словами она грустно вышла из кухни. Отлично. Конечная станция.***
Шторы в комнате колыхались от еле уловимого порыва ветерка. Когда разгневанный Эм поднялся к себе, помещение показалось ему чужим; привыкнув к тюремной обстановке, было дико иметь возможность спать на мягкой кровати и ходить в сортир не в вонючую заплеванную дырку. Он бросился на постель, закрыв лицо руками. Данте. Одно мерзкое имя вертелось в голове. Один черный человек, который портил все, единственным волчьим запахом своего присутствия. Как демон-разрушитель, обращающий в смрад все, к чему бы ни прикоснулся, он всего лишь попытался сделать нечто хорошее и уже, казалось, подавал надежды на реабилитацию в глазах Эмбера. И вдруг снова рывок цепного пса, и снова что-то ломается по его вине. Он был словно море, то спокойный и размеренный, то шумный, как девятый вал. С ним надо было держаться настороже двадцать четыре часа в сутки. Да что там, с ним вообще не стоило общаться. Вот только как можно было отстранить от себя эту заразу? Просидев в заточении, Эмбер снова продумал себе всю голову, пока не протер в мозгу дыры, и в результате снова ни к чему не пришел. Как и в прошлый раз. Как и в предыдущий. — Так ты думаешь, я сделал это нарочно, да? — неожиданно прошелестел знакомый, грубоватый голос в комнате. Эмбер подпрыгнул, как ужаленный. На его окне, ну конечно, сидел сам Дьявол собственной персоной. Некоторое время они прожигали друг друга взглядами, но Эмбер и не думал ничего ему отвечать. Цена дружбы с ворлоком встала для него в неоплатную цену. Дантаниэл первый отвел глаза. — Впрочем, я не удивлен, что ты так решил. Просто забыл предупредить, я не собирался тебя подставлять, — он поднял ладонь и показал ее Эмберу. — У меня нет отпечатков пальцев. Мэл выжег мне их пару столетий назад. Ладонь молодого человека выглядела абсолютно гладкой, как мольберт, на который художник еще не нанес свой рисунок. Это была идея Марлоу и расчет тут оказался прост: ворлоки давно не числились среди живых людей, и значит, у них не должно было оставаться ничего от них. Для этого Марлоу уничтожил все, что могло его подставить, и начал он со своих человеческих качеств, а также некоторых физиологических признаков. Позже этому были подвержены и Данте, а затем Элай и Дагон. Так было проще скрываться от полиции и оставаться непойманными в веке, когда изобретались все новые и новые технологии для преследования преступников. Они могли просто не оставлять никаких следов после убийства. Реакции на этот невероятный рассказ не последовало, потому что Эм не мог себе ответить на вопрос — почему это должно волновать его? Данте тоже не счел нужным объясняться далее. — Ладно. Что сделано, то сделано, — он немного пожевал губу, а затем швырнул на колени парню какой-то пакет. Вещь была довольно объемной, плотной и прямоугольной по форме. — Возьми. Это деньги. Тут шесть тысяч, намного больше, чем попросили за твою голову. Если дело только в них, то это не проблема. Мэл все равно никогда не проверяет свои запасы… — Мне не нужны твои подачки! — тон мальчишки прозвучал резко, как крик ночной птицы. Он с силой швырнул пакет обратно, но Данте успел среагировать и поймать ценный груз. — А я бы на твоем месте подумал, что важнее — гордость? Или нервы тех, кого, как ты говоришь, ты любишь. Твоя мать в соседней комнате пьет уже третью рюмку коньяка… — Проваливай к Дьяволу, заботливый хрен, — Эм отвернулся от него и снова бросился на кровать. — Я отменяю уроки, Данте. Меня посадили на цепь, как псину. На этом наши встречи придется прекратить. — Ну, с этим я разберусь… Если хочешь, я могу закол… — Я не хочу, чтобы ты никого заколдовывал! Ты ничего не понимаешь! Не лезь в наши головы, ты только рушишь мою жизнь. Все плохое в ней происходит по твоей вине! Самое лучшее, что ты можешь сделать для меня, — просто уйти! Ворлок все так же напряженно смотрел на него. Лицо его поначалу не выражало никаких эмоций, а затем легкая печать досады и раздражения омрачила резкие черты. Возможно, в первый раз в своей жизни Данте почувствовал укол вины. Такого не было, когда Эмбер по незнанию отправился в мир кошмаров и даже когда Мэл провалился в волчью яму, напоровшись плечом на кол, из-за того, что Данте отвлекся и не почуял опасность. Но неужели после этого Элай сказал бы, что мальчику нужна поддержка? Черта с два! Эмберу показалось, что его горькие слова достали до понимания Данте. Ему было все равно, кинется ворлок на него, или нет — это не имело никакого значения. Он опустил глаза, а когда снова их поднял, подоконник был абсолютно пуст. И только мешочек с деньгами так и лежал там, где демон его оставил. Был ли это конец или нет, Эмбер не знал. Но, по крайней мере, Дантаниэлу хватило чести и совести оставить все, что он разрушил, как есть…