Охотники за плотью 1-5

***

Шторы колыхнулись на окне. Свет наружной рекламы едва пробивался сквозь неплотно задернутую ткань. В воображении Данте отблески становились ярче и ярче, и вдруг словно солнечные пятна обсыпали помещение. Ветерок пошевелил волосы лежащего на полу парня. Чья-то тень легла на паркет. В бреду Данте щурился, но не просыпался. Он мучился от разрывающих его голову образов. Поняв, что рядом кто-то дышит, ворлок слегка разомкнул веки. Неподалеку стоял высокий незнакомец, но, даже приглядевшись, рассмотреть его черты оказалось невозможно. А затем бархатный голос вошедшего с шуршанием пополз по помещению: — Во что ты превратился… Где твои волосы? — этот тихий шепот показался Дантаниэлу таким знакомым. Он привстал на локтях и прищурился. Кто был этот человек? Для ответа у бывшего преподобного не нашлось сил. В горле стояла удивительная сухость. Вошедший сделал пару шагов и присел на пол возле распростертого тела. Затем Данте ощутил настойчивый шлепок по лицу. Затем еще один, но уже сильнее. — Приди в себя. Идиотский пес… Дан хотел сделать, что ему сказали, но это по-прежнему удавалось с трудом. Сфокусировавшись, он уловил движения. Знакомое обеспокоенное лицо маячило в паре десятков сантиметров над ним. — Марлоу... Я так больше не могу. Эти видения... Они сживают меня со свету, — оставаясь на грани бреда, признался Данте. — Какие видения? Дан скользнул глазами по позднему гостю. Нет шрама. Волосы чуть длиннее, чем при последнем появлении. Такое знакомое лицо... Мэл часто являлся ближе к ночи, но призрак никогда не выглядел так материально. — Ты… сегодня какой-то другой, — Дантаниэл стиснул жилетку, на которой он все еще лежал. — Ты что, подсел на галлюциногенную траву? Клянусь царством тьмы, я прибью тебя, Данте… — продолжал говорить темноволосый пришелец. Дыхание призрака ощущалось в помещении. Сбитое. Нервное. Настоящее. Взгляд зеленых глаз проникал в самую глубину души. Данте лежал, завороженный его взором. Сознание возвращалось к нему медленно. Затем видение протянуло руку. Его пальцы коснулись скулы Данте, и от этого стало жарко, так жарко, что захотелось отмахнуться. — Я уже понял, что с тобой не все в порядке. Это так не похоже на тебя, Дантаниэл. Ты ведь никогда не сдаешься... — Мэл… Ты пугаешь меня. Я… что, умер? — эта мысль вдруг показалась Данте единственной верной. — Нет, кажется… это я снова жив. Но это такая долгая история, — призрак, или кто бы это ни был, выдохнул и дернулся вперед, сжимая друга в стальных объятиях. — Черт побери, я так по тебе скучал. Данте знал эти руки слишком хорошо... Судорожно впиваясь в предплечья чужака, он принюхался. От Мэла пахло чем-то новым, чем-то странным, и все же некоторые его повадки были неповторимы. Влага на щеке, чья-то слеза? Данте схватил ворлока за загривок и прижал к себе. Ему хотелось лишь продлить этот момент, хотя бы на секунду. — Но… Тебя ведь нет? Мэл молчал. Плечи его дрожали. Все это время он тоже думал так. Он провел два года, считая, что проще сдохнуть. В теле старика какой у него оставался выбор? Чувство жалости, воспоминания о том дне, когда он вырвался из своей оболочки и не остался в вечной темноте, давили на него. Мэл не знал, сделал ли он правильно, попытавшись уйти. Он не знал, сделал ли он правильно, вернувшись. Он завис между двух миров, между верными и неверными выборами, а сейчас ему осталось лишь взглянуть в глаза лучшем другу и попытаться сыскать его прощения. — Все это непросто. Я расскажу тебе, если ты меня послушаешь, — наконец выдавил черноволосый ворлок. — Хотя я и сам не знаю, как сделать это. В новом теле все пока… немного по-другому… Марлоу отстранился от Данте. В лице старшего ворлока читался целый спектр всевозможных эмоций. Дан вдруг понял, что магия билась в его венах. Она билась… Она не могла вернуться, если бы не вернулся Мэл. Значит, каким-то образом он проснулся в том мире, где Марлоу действительно воскрес, восстал из мертвых. — Дан, ты понимаешь, о чем я говорю? — прищурился Мэл, увидев расфокусировавшийся взгляд друга. — Как это возможно? Что это за колдовство?! — Данте помотал головой, боясь, что его слова оправдаются. — Я ведь перерыл тучи книг, но ни в одной из них не было... — Это заклинание переноса души. Ты не мог его знать, это совсем не твоя магия. Эти слова обожгли. Холод побежал по спине Дантаниэла от страшного осознания. Слова наконец дошли до него: — Переноса души? Но оно ведь работает, только если... ты… был жив? Оставался здесь все это время? Мэл разглядывал его с болью и горечью. В его лице светилась та самая загадочная сущность, вечность и тоска, которые Данте видел только в этом человеке. Марлоу никогда не был трусом, но сейчас его поджилки дрожали, как у маленького котенка. — Я был здесь. Но я знал, что ты никогда не простишь мое предательство. Потому я… — Марлоу, какое предательство, о чем ты! — не дослушав, перебил его Данте. — Я не могу простить тебе то, что ты сдох там, под церковью, на моих руках! Черт… Ты был прямо на моих руках! Данте выглядел взъерошенным и сбитым с толку, но его слова казались такими прямыми и резкими. Мэл прищурился, от чего на его лбу выступили морщины. Понимая, что говорить не получается, он обхватил голову друга, прижимая его к себе до боли. Дан стиснул зубы, умоляя самого себя держаться. — Прости меня, — прошептал Марлоу в последний раз. — Мне больше нечего тебе сказать. Одна секунда отделяла их от сближения. Дантаниэл провел ладонями по мускулам такого знакомого и одновременно чужого ему человека. По его шее и вискам. Он изучал его тело, как слепые изучают мир. Мэл оставался неподвижным. После этого Данте ощутил, как его настойчиво потянуло вперед. Мэл пододвинулся ближе, покрывая поцелуями лицо Данте. Губы бывшего преподобного раскрылись, принимая язык, скользнувший по его языку. Он медлил ровно секунду, прежде чем понял, что отвечал Мэлу с жадностью и горячностью, отбрасывая от себя мысли и сомнения. Его руки немного дрожали. В этот раз и Мэл не собирался терзаться никакими предубеждениями о том, что в первую очередь Данте его друг. Теперь, когда тот все знал, так хотелось выпросить хоть каплю его снисхождения. Мэл больше не держал за душой ничего, что могло бы его остановить. После смерти он осознал, что единственное, чего ему всегда хотелось, и так всегда находилось рядом. С ним. Жадные касания становились все горячее. Мэл целовал Данте, не отказывая себе ни в чем. Дан впечатался задницей в пол, когда Марлоу настойчиво повалил его, перенимая инициативу. Каждый миллиметр губ и языка Данте чувствовал поцелуй и теплоту, ускользнувшую из его жизни так давно. Чувство походило на пробуждение после долгого кошмара, оно приносило успокоение и понимание: это было реальностью. Мэл был рядом. Дан обшаривал его торс, забирался под рубашку и нетерпеливо кусал его губы. Влага на щеках и ком в горле мешали ему собраться. Воспоминания о времени, проведенном без Мэла, в бессмысленных поисках и попытках вернуть его вдруг накрыли Данте, он не выдержал, прерывая поцелуй. Он уткнулся другу в плечо, судорожно вдыхая и выдыхая. Только особенное смешение чувств, в котором он сейчас пребывал, и страшная физическая слабость не дали ему оттолкнуть Марлоу и высказать ему в лицо все, что накипело на душе. Он наблюдал, молча созерцая черты человека, снова вторгавшегося в его жизнь. Дан неуверенно отвел волосы с его лба, любуясь на голубую вену, пульсирующую у виска. — Я с тобой. — Едва слышно прошептал Марлоу, поддевая подбородок Данте носом. — Я всегда с тобой. Даже когда тебе казалось, что меня нет. — Ты ничего не понимаешь, идиот. Ничего, — Дан сжал его рубашку на спине. Мэл снова сократил расстояние. Он целовал Данте в лицо, шею и лоб, слизывая соленые дорожки с его скул. — Я понимаю больше, чем ты думаешь, Дан. Давай поговорим с тобой обо всем. Завтра. — Я не стану говорить с тобой. Я убью тебя второй раз. Я клянусь, я пристрелю тебя, Марлоу. — Не нужно. Перемещать душу очень болезненный процесс…Я не хочу проходить через него еще раз. Еще один горько-сладкий поцелуй. Хотя мысли в голове все еще были в хаосе, по крайнем мере существовала всего одна вещь, которая приводила их в порядок. Знакомые губы. Знакомые руки и дыхание. Именно в этот момент Дану показалось, что он продал бы целый мир лишь за одну уверенность в том, что это не прекратится. Мэл лежал, мягко смотря на своего лучшего друга. Дыхание Данте было неровным. Его пальцы потянулись и расстегнули рубашку, которая была на пару размеров больше, чем Мэл привык носить, он ощупал грудь Марлоу, его живот. Он выискивал изъяны новой оболочки и не находил их. Мэл не сопротивлялся ему. Он смотрел. Он смотрел, как Данте принимает его обратно, убеждаясь в том, что это не бред, играющий шутки с сознанием. Дан провел пальцами по рукам и ладоням Мэла, по очереди обводя их. Проведя по правой ладони, Дан снова поднялся выше по руке. Он погладил Марлоу по груди, рассматривая темные кружки его сосков и дорожку волос, бегущую вниз под пояс джинсов. Мэл приподнял бедра, упираясь в Данте твердой ширинкой. Стянув с него рубашку, Дан словно очистил дерево от лишней коры, очистил Мэла от всего того, что было не нужно. Он отбросил его одежду на пол и внимательно осмотрел его плечи. Ничто, кроме его близости, сейчас не имело значения. — Ты лишился всех своих татуировок, — рассеянно сказал Данте. — Они остались на старом теле. Я набью их снова, — Мэл поцеловал своего апрентиса в висок. Данте провел рукой по его шее, касаясь кожи у горла, изучая все, до мельчайших деталей. Мэл тихо выдохнул. — Ты примешь меня обратно? — негромко спросил он. Данте не ответил. Он вообще говорил с трудом. Он только стискивал Мэла, как будто тот был его последней надеждой. Марлоу понял, что не добьется сейчас ничего. Им с Данте было достаточно эмоций, а потому, немного подумав, он наклонился и принялся нашептывать в ухо своему лучшему другу лишь одно: — Я не требую твой ответ сейчас. Я хочу, чтобы ты просто знал, я очень хочу, чтобы ты понял и простил меня. Пусть во сне ты снова вернешься ко мне и забудешь всю боль, которую пережил, пока меня не было рядом. Засыпай. Все твои проблемы останутся во вчерашнем дне. — Я не смогу забыть, — отозвался Дантаниэл. Мэл крепко зажмурился. — Сможешь. Спи… Я буду рядом. Движения Дантаниэла начали становиться вялыми. Его шумное, порывистое дыхание стало затихать. Заклинание, как яд, проникало в систему, отключая все чувства. Облегчение, горечь, страх — все краски мира смешались в сознании, погружая Данте в спасительную темноту. Годы нервов, отчаяния, бешенства оставались позади. Мэл гладил своего ученика, крепко зажмуриваясь, чтобы не поддаться чувствам самому. — Я с тобой, Данте. Я с тобой, — как заведенный шептал он, мягко целуя черную голову. Они лежали так до глубокой ночи, просто объятые тишиной и присутствием друг друга. И не было на свете ничего более прекрасного и тесного, чем возвращающиеся чувства тех, кто думал, что потерял все на этом свете...