Когда-то я могла часами находиться весной в лесу. Сейчас же всё изменилось — мне тошно от одного вида природы и на улице ужасно холодно. Сейчас весна в Двенадцатый явно опаздывала, ведь в лесу до сих пор лежит снег.
На горизонте появляется солнце, которое я могу разглядеть в щели между досок. Я заколотила все окна, когда приехала в Двенадцатый. Я не могла смотреть на улицу, ведь всё напоминало мне о Прим. Именно поэтому я отгородила себя от внешнего мира.
Каждый день ко мне приходит Гейл, готовит мне есть и пытается вытащить меня на улицу. Сегодняшний день не станет исключением. Он всегда спрашивает у Сальной Сэй, как я себя чувствую. Я давно простила Гейла. Я верю, что это не его вина, что Прим погибла не из-за него, но в глубине души всё же затаилась обида.
— Привет, Китнисс, — говорит Гейл, заставая меня на кухне. Я сижу на стуле, уткнувшись в свою тарелку. — Снова ничего не скажешь, — он грустно вздыхает, проводя рукой по волосам. — Ладно, я уже привык.
Он выходит из кухни, и я надеюсь, что он вообще ушёл из моего дома, но нет, он никуда не уходит. Облокотившись о стену, Гейл начинает рассказывать о своих выходных, говорит про своих братьев и сестру. Неужели он не может понять, что я не хочу никого сейчас видеть и слышать. Я хочу побыть одна!
— Знаешь, вчера была прекрасная погода. Я водил на Луговину Вика и Пози. Они спрашивали про тебя, спрашивали, почему ты не выходишь из дома.
Я встаю со стула, направляясь в свою комнату. Гейл следует за мной, но молчит, лишь буравит своим взглядом мою спину.
— Китнисс, скажи хоть что-то, — мой друг почти умоляет, а я ложусь на кровать, поворачиваясь к нему спиной. Я слышу шорох и шаги на лестнице, но понимаю, что он не ушёл. Зачем, ну вот зачем он каждый день приходит ко мне?
— Как успехи? — хриплый голос нарушает тишины, которая ненадолго повисла в доме. Хеймитч.
— Ничего нового. Она молчит, как и последний месяц, — протяжно вздыхает Гейл, не скрывая в голосе ужасной грусти.
— Ты до сих пор пытаешься вытащить её из дома? — задаёт вопрос мой бывший ментор, нервно засовывая руки в карманы своих штанов. Они повторяют этот диалог уже месяц, а возможно и дольше, делая одно и то же: Гейл постоянно вздыхает и нервно проводит рукой по волосам, а Хеймитч прячет трясущиеся руки в карманы своих штанов.
— Да, — коротко бросает Гейл.
— Не знаю, — слышу громкие шаги. Сейчас Хеймитч зайдёт ко мне в комнату. — Привет, солнышко. Как ты? — он переживает за меня, не скрывая волнения и заботы в голосе.
Я рычу сквозь зубы. Как же они достали! Приходят каждый день, говорят одно и то же, делают одно и то же. Надоели! Беру стакан, что стоит на прикроватной тумбочке, кидая его в сторону двери.
— Хватит! — кричу я. — Уходите! Оставьте меня в покое! Я не хочу вас видеть, не хочу! — кричу я, что есть силы. Сажусь на кровати, зарываясь пальцами в волосы, что давно уже свалялись. Раскачиваюсь из стороны в сторону, повторяя слова, что я сказала ранее, как мантру. Я чувствую слёзы, что обжигают мои щёки. Даже не буду их утирать.
— Пойдём, — говорит Хеймитч, таща за руку Гейла. Оказывается, он был здесь, а я его даже не заметила.
— Как? Мы не можем оставить её одну в таком состоянии!
— Мы не сможем ей помочь. Единственный, кто сможет вытянуть Китнисс из этого состояния, сейчас далеко отсюда, — говорит Хеймитч тихо, но я слышу его слова.
Он прав, Пит сейчас далеко. Слёзы начинают течь быстрее, стоит мне только вспомнить про Пита. Моего мальчика с хлебом больше нет, Капитолий изменил его. Теперь я для него не девочка, которую он полюбил с первого взгляда, а монстр, что виновен в смерти его семьи. За последний месяц я услышала много правды от Хеймитча. Он говорил это Гейлу, думая, что я сейчас вижу сны, но я боюсь засыпать. Хеймитч говорит правду, которая оставляет кровоточащие раны в сердце. Хеймитч в который раз напоминает мне, что ещё один человек, который был мне по настоящему дорог, умер. Не в буквальном смысле, конечно. Каждый раз сердце бьётся в бешеном ритме, сжимаясь от боли. На секунду мне кажется, что он вот-вот вырвется наружу, и я смогу умереть. Я была бы рада этому, правда. Меня уже ничего не держит в этом мире. Глаза начинают закрываться, но я до последнего борюсь со сном. Наконец, я погружаюсь в царство Морфея, где меня уже ждут кошмары о огне, маленьких детях и белокуром парне, что бросает мне подгоревший хлеб.
***
Я стою напротив палаты Пита, а вокруг тишина, которую, кажется, можно ножом разрезать. Никто не замечает меня — Сойку-пересмешницу. Босыми ногами шагаю к двери в его палату, дрожащей рукой касаясь дверной ручки. Захожу в помещение и вижу Пита, сидящего на больничной койке. К нему подключены какие-то аппараты, что издают противный писк. Смаргивая слёзы, я шагаю к нему, а он так и продолжает сидеть, не глядя в мою сторону. Я тихо шепчу его имя, вкладывая всю нежность. Его изуродованное лицо поворачивается ко мне, а я замечаю множество ран и синяков. Капля крови готова сорваться с его нижней губы, но он быстрым движением языка, почти незаметным, слизывает её. Пит делает глубокий вздох, будто собирается мне сказать что-то, какие-то слова, которые, я уверена, согреют мою душу, но дальше происходит что-то странное. Он подскакивает с кровати, обвивая своими руками мою шею, и начинает меня душить. Я перестаю чувствовать пол под ногами, когда резкая боль пронзает спину и затылок. Когда я оказываюсь на полу, я ничего вокруг не вижу, замечаю только взгляд Пита, что устремлён на меня. Это не тот Пит, которого я знала, это убийца. Капитолий сделал его таким. Сейчас это не ласковый взгляд голубых глаз, что часто провожал меня домой, а взгляд убийцы, который наполнен ненавистью ко мне. Пытаюсь сказать, что я люблю его, что буду рада умереть от его рук, но из моего горла вырываются только хрипы. Когда я чувствую тяжёлое тело Пита на себе, я начинаю отключаться. Отключаюсь, проклиная этот мир. Почему я не умерла? Я должна была умереть.
***
Я резко сажусь на кровати, пытаясь не закричать. Хотя вряд ли мне удастся закричать — недавно я сорвала голос, когда в очередной раз прогоняла Хеймитча и Гейла из дома. Понимаю, что это был сон. Очередной кошмар. Стоит мне заснуть, как именно этот момент в Тринадцатом всплывает в моей памяти. Встаю с кровати и бреду к креслу, что стоит рядом. Его поставил Хеймитч, когда только начинал ко мне приходить. Смотрю на кусочек неба, что виднеется между досок. Там сейчас Прим, Рута, Финник и остальные, что стали мне близки. Они погибли из-за меня. Надеюсь, они счастливы. Пит бы сейчас сказал, что я должна продолжать жить в память о моей сестрёнке, но его здесь нет, а успокоить меня никто не сможет.
***
Проходят дни, недели, месяца. Гейл продолжает приходить ко мне, рассказывая свои дурацкие истории, а Хеймитч пытается меня вернуть к жизни. Недавно ко мне приходила Эффи, которая, как я узнала от неё, живёт с Хеймитчем. Я рада за них, правда. Они достойны этого, заслужили своё счастье. Моя бывшая сопровождающая твердит про манеры, говорит, что девушка не должна так себя вести. Я всего лишь отмахиваюсь от неё, уперев взгляд в стену.
Когда я слышу тихие шаги, готовлюсь послать этого человека ко всем чертям. Я знаю, что это Гейл. Только у него такая тихая походка.
— Кис-кис, привет, — говорит мой бывший напарник. Закрываю глаза, сглатывая комок слёз, что засел в горле. Как же давно он не называл меня так. — Я знаю, ты не захочешь меня слушать, но…
— Уходи, Гейл. Меня ничего не интересует, — сухо говорю я, перебивая его.
— Ты заговорила! Наконец-то! — я чувствую ухмылку Гейла, но поворачиваться к нему не собираюсь. — Думаю, тебе это будет интересно.
— Валяй, — киваю головой, садясь на кровать.
— Сейчас уже начало ноября, а ты всё так же не выходишь из дома.
— Если ты пришел сюда учить меня жизни, то можешь проваливать.
— Китнисс, две недели назад… — он запинается, громко вздыхая.
— Был конец октября, — говорю я, смахивая слёзы.
— Приехал
он, — тихий шёпот заставляет меня вздрогнуть.
Жмурюсь, пытаясь не заплакать. Кусаю нижнюю губу, подавляя всхлипы, но они вырываются из горла, больше похожие на скулёж собаки. Я хочу выйти из комнаты, что начала давить на меня, увидеть Пита, убедиться, что с ним всё хорошо.
— Пит, — срывается с моих губ прежде, чем я проваливаюсь в темноту.
