Жизнь в долг

POV Гермиона

Когда Джинни и Полумна втаскивают меня в дом, моё сознание начинает меня покидать. Всё вокруг становится какой-то жуткой смесью непонятных голосов и лиц. Кто-то выкрикивает моё имя с удивлением, беспокойством и отчаянием. Неужели остальные вернулись настолько раньше меня? Я не могу разобрать каких-то других слов, кроме собственного имени, так как я уже совсем на пределе. Однако перед тем, как окончательно провалиться в беспамятство, я всё-таки улавливаю одно предложение: — Мантия-невидимка? Где она её..? — и в этот момент я начинаю все вспоминать: побег, вспышки заклятий, битва... Всё возвращается ко мне, переходя в глубокий сон. Просыпаюсь я от того, что что-то сильно давит мне на шею и становится трудно дышать. Я резко сажусь на кровати, хватая ртом воздух и широко распахнув глаза. Когда я осознаю, что нахожусь в кромешной темноте, невероятное облегчение волной захлестывает меня, так как тень скрывает от присутствующих (если они здесь есть) эмоции, отраженные на моем лице: я обязана жизнью Драко Малфою. Может, он спас меня потому, что хотел впоследствии это как-то использовать? Но это по-прежнему не объясняет его взгляд тогда: он было столь же шокирован своими действиями, как и я. Вздохнув, я пытаюсь вспомнить наш разговор. В его голосе не было и ноты злобы или чего-то в этом роде, даже слово "грязнокровка" не звучало как оскорбление. Я роняю лицо в ладони, едва дыша. Жизнь и без того слишком сложна со всей этой войной, бушующей вокруг, а этот случай только подливает масла в огонь, усиливая мои сомнения и панику. Быть может, это был всего лишь минутный порыв? Возможно. Должна ли я вернуть долг? Несомненно. Я нахожу палочку в прикроватной тумбочке: — Люмос, — я решаю осмотреться и обнаруживаю, что нахожусь в своей комнате, которую делю с Джинни и Полумной, чьи кровати по обе стороны от меня заправлены. Судя по тому, как темно, это раннее утро. Или, может, я проспала уже несколько дней? Кто знает, сколько я пролежала в отключке. Когда я бежала из Хогвартса, было за полночь. Стоит ли мне рассказывать кому-нибудь о том, что Малфой меня спас? Что будет, если они узнают, что именно благодаря ему я смогла выбраться из Запретного Леса живой? Лунный свет проникает в комнату, и мой взгляд цепляется за шелковистый поблескивающий материал, лежащий на тумбочке и отчетливо напоминающий мантию-невидимку. Однако, взяв её в руки и приглядевшись, я замечаю зеленый блеск на внутренней её стороне, под чёрным. Мои мысли вновь возвращаются к моменту, когда я слышала чьи-то голоса перед тем, как потерять сознание. Кажется, кто-то был удивлён, что у меня эта мантия. Выходит, она не принадлежит Гарри? Глядя на мантию сейчас, я понимаю, что она в общем похожа на мантию моего друга, но всё же она отличается. Я пытаюсь вспомнить, есть ли у мантии Гарри зеленый оттенок. Но его нет. Я подношу мантию ближе, внимательно её рассматривая: она определенно не принадлежит Гарри. Сейчас, когда я имею шанс вернуться к тому моменту, я вспоминаю о том, что Малфой отреагировал странно, когда я утверждала обратное. Как бы то ни было, он ведь отдал мне её. Но почему? Я ещё более сосредоточенно начинаю изучать мантию, рассматривая её так близко, как только могу, надеясь, что зелёный оттенок мне всё-таки только кажется и это действительно мантия Гарри, а Малфой не подарил мне свою по непонятным причинам. К сожалению, мой взгляд падает на вышитое имя: Драко Малфой. Он её даже подписал! Это определённо его мантия. Кто-нибудь видел эту надпись или никто не стал заботится об изучении этого предмета? Вместо того, чтобы отбросить мантию, я сжимаю её в руках, и в моей голове начинает вертеться всего лишь один вопрос: "Почему?" Я ничего не могу поделать со своим любопытством. О чём он только думал? Из мыслей меня вырывает треск трансгрессии, одновременно с которым загорается свеча на моей прикроватной тумбочке. Я инстинктивно прикрываю глаза, считая вспышку слишком яркой, но вскоре привыкаю к свету. — Мисс Гермиона? Это Добби, мисс, — его огромные зелёные глаза взирают на меня настолько серьезно, что я не могу не умилиться. — Да, Добби? — он выглядит не особо желающим что-либо говорить, и я замечаю маленький кусочек пергамента в его руках. — У Добби есть важное сообщение, мисс, — это смущает меня еще больше: я знаю, что эльф всё еще обитает в Хогвартсе, так что что бы за сообщение он ни хотел мне передать, оно в любом случае должно было иметь отношение к Пожирателям Смерти. — Разве тебе не нужно доставить его Гарри? — Нет, мисс. Мне велели отдать его Вам, — он протягивает ко мне крошечную трясущуюся ручку, и я нежно беру у него бумажку. Меня охватывает нехорошее предчувствие. В голове появляется мысль о единственно возможном адресанте. "Никому ни слова. Д.М." Мои глаза расширяются от удивления. Малфой не хочет, чтобы я распространяла тот факт, что он помог мне. Неужели боится разрушения репутации? Я сомневаюсь в этом. Мы ведь уже давно выросли из радужных школьных деньков и подобных проблем. Сейчас идет война, и если слух о том, что он помог врагу, попадёт на его сторону, то его заклеймят предателем и убьют. Из-за того, что помог грязнокровке. Я не могу никому рассказать об этом. Но в любом случае я и не собиралась этого делать. Иначе я только всё усложню, а это последнее, что мне сейчас нужно. Хотя что если самое время вернуть долг? Смогу ли я так поступить, не изменив при этом себе? Раздражённо вздохнув и выругавшись про себя, я чувствую, как записка загорается в моей руке пламенем. Я удивлённо вскакиваю. — Он с-сказал Добби сжечь записку, когда Вы её прочтёте, мисс, — а, ну конечно. Я уже почти забываю, о ком идёт речь. Я прикладываю все усилия для того, чтобы кивнуть Добби как можно более понимающе. — Он говорил что-нибудь ещё? — Нет, мисс. Только, что Добби должен отдать послание мисс Гермионе. Сказал, что мисс поймёт, о чём он говорит. Добби не понимает... — с полувопросительной интонацией отвечает он, и я понимаю, что его интересуют детали нашей маленькой сделки с Малфоем. Позволит ли он этой информации достигнуть Гарри? Возможно. С очередным вздохом я решаюсь посвятить эльфа. — Добби, ты должен мне пообещать, что никому ничего не расскажешь, ладно? Гарри и Рон не должны ничего узнать, так же как и остальные члены Ордена, — страх, волнение и сомнения мелькают в больших глазах, взирающих на меня. Возможно, домовой решает, что я двойной агент или кто-то в этом роде. — М-мисс?.. — Он спас меня от Пожирателей Смерти, Добби, и не хочет, чтобы кто-нибудь об этом узнал, понимаешь? Его самого могут убить за это, и я... я обязана ему жизнью, поэтому сохранить его поступок в секрете — самое малое, что я могу для него сделать, даже единственное, что в моих силах до того дня, когда я верну ему долг, — понимание озаряет лицо эльфа, и я вздыхаю с облегчением. — Я никому не скажу, мисс... — я доверяю Добби и верю искренности, отражающейся на его лице, пока он даёт мне обещание. Он знает, насколько опасен для Малфоя подобный поступок — спасение моей жизни. Возможно, он даже знает, как именно слизеринца накажут, о чём я могу только догадываться. Я улыбаюсь ему, радуясь, что в ответ так же получаю улыбку. Внезапно меня осеняет идея. Я не могу оставить у себя мантию: это увеличит риск, что кто-нибудь разглядит её принадлежность Малфою. Мне гораздо проще объяснить, что не знаю, куда пропала мантия, чем придумать, откуда она вообще у меня взялась. Если мне удастся избавиться от неё прежде, чем кто-нибудь обнаружит, что я пришла в себя, я смогу спокойно всех убедить, что вообще не помню, чтобы у меня была мантия. — Спасибо тебе, Добби... Могу я попросить тебя ещё об одной услуге? — Конечно, мисс! Добби всегда рад помочь! — сияние в его глазах заставляет внутри меня что-то пробудится. Материнский инстинкт, что ли? Не знаю. Я всегда оберегала домовых эльфов, особенно Добби. Я даже чувствую себя немного виноватой, ведь, возможно, я прошу слишком многого. — Не мог бы ты вернуть ему это? Она принадлежит ему. Я уверена, она пригодится ему больше, чем мне, — что-то подсказывает мне, что ему скоро понадобится мантия-невидимка. Я думаю, что Снейп защищал его, но теперь он мёртв и не сможет быть рядом с Малфоем в минуту опасности. Семья Малфоев потеряло своё место возле Волан-де-Морта, что было очевидно во время битвы... Да, Драко мантия будет нужна намного больше, чем мне. — Конечно, мисс, — эльф щёлкает пальцами и мантия исчезает. Я догадываюсь, что она уже лежит в комнате, где, как я думаю, Малфой спит. — Спасибо, Добби. Если что, её здесь и не было. — Да, мисс Гермиона. Может ли Добби сделать что-нибудь ещё для Вас? — и снова я не могу сдержать улыбки, глядя на него. — Я и так уже попросила слишком многого. Всё в порядке, спасибо тебе. С низким поклоном (что я неоднократно просила его не делать) он исчезает, оставляя меня наедине со всем, что со мной произошло. Загруженная мыслями, я не могу даже заставить себя встать и покинуть комнату: в конце концов, это ведь война, и я должна бы воспользоваться слабостью противника... Я вновь вынуждена лгать... Что может быть хуже? Малфой может теперь использовать мантию, которую я ему вернула только что, чтобы застать члена Ордена врасплох... Подумав об этом, я сжимаю зубы. Но он ведь не станет, правда? Ведь, как никак, он использовал её, чтобы спасти меня! Если бы она была нужна ему, чтобы убить кого-то, то этим "кем-то" стала бы я! Нет смысла изводить себя мыслями. Может, из всего этого выйдет что-то хорошее. Дрожа от внезапного холода, я встаю и ухожу из комнаты. Желудок жалобно урчит, изнывая от голода, и я слышу голос миссис Уизли внизу в кухне. Когда я появляюсь на кухне, то с удивлением обнаруживаю, что в ней полно людей. Джинни и Полумна помогают миссис Уизли, в то время как Гарри, Рон, Люпин и Тонкс сидят за столом и что-то оживленно обсуждают. Однако как только они замечают меня, в кухне воцаряется тишина. Естественно: предметом всех их разговоров была я. И единственной, кто нашел в себе силы что-либо мне сказать, была миссис Уизли: — Гермиона, дорогая, присаживайся! Как ты себя чувствуешь? — я улыбаюсь её заботе. — Относительно хорошо: никаких серьёзных ранений, кроме поврежденного самолюбия, — и они не знают и половины, на самом деле. Стараясь прогнать всякие посторонние мысли, я расплываюсь в простой улыбке. — Гермиона! Рада видеть тебя целой и невредимой! — Тонкс улыбается, и мне приятна её беззаботность. У Люпина на лице тоже улыбка, но она больше похожа на улыбку учителя ученикам, чем на улыбка в кругу друзей. — Ты до смерти нас напугала! Как тебе удалось спастись? — любопытством в голосе Джинни и не пахнет, и я могу сказать, что это провокационный вопрос. Они знают, что что-то не так. Неужели это так очевидно? Из меня ужасный лжец, поэтому мне остаётся только надеяться, что все обойдётся. — Я была в лесу, переполненном Пожирателями Смерти, и мне едва удалось достигнуть места, где я смогла трансгрессировать, — я не вру. Просто упускаю некоторые подробности. Джини кажется удовлетворённой моим ответом, как и Полумна, поэтому они возвращаются к своим делам. А вот Гарри и Рон, похоже, мне не верят. Приподняв бровь, я спрашиваю их: — Что? — Ты уверена, что больше ничего не произошло? — голос Гарри пронизан сомнениями, и мне приходится быть как можно более убедительной: я все больше и больше запутываюсь во лжи, не задумываясь о последствиях. — Ну, насколько я помню, да, — несмотря на то, как сильно я того хочу, всё же разорвать зрительный контакт с ним выше моих сил. Если я это сделаю, они сразу же поймут, что я лгу. Сердце бешено колотится в груди, но внешне я остаюсь неколебимой. — Когда ты вернулась, при тебе была мантия-невидимка, — будто обвиняя меня, произносит Рон. Насколько могу спокойно я ему отвечаю: — Правда? Не припомню, чтобы у меня с собой что-нибудь было, — я искусно изображаю озадаченное лицо. На самом деле это оказывается проще сделать, чем я ожидала: я действительно озадачена, только несколько по другим причинам. — Мы оставили её возле твоей кровати, разве ты не видела? — я качаю головой. Напряжение в комнате нарастает. Неужели они видели надпись? — Когда я пришла в себя, ничего не было, — на этот раз их черёд выглядеть озадаченными. Гарри решает сходить в комнату, чтобы убедиться в этом, и возвращается спустя несколько минут с пустыми руками. — Её там нет. Ты точно ничего не помнишь? — Я помню, как бежала через лес и пряталась, и как только мне удалось трансгрессировать, всё кругом тут же поплыло и все голоса смешались в один, а потом, я думаю, я отключилась, — опять же, я не лгу, только лишь упускаю некоторые детали. Я смотрю на лица окружающих, пытаясь прочесть их эмоции: доверчивая как дитя Тонкс целиком и полностью мне верит, а вот Люпин и Гарри выглядят задумчивыми. На лице Рона читается подозрение, но если бы он знал имя владельца мантии, то уж точно давно высказался бы по этому поводу, а остальные просто занимают себя работой, не особо проявляя интерес к деталям. Похоже, миссис Уизли довольна уже тем, что я вообще жива. Она же и нарушает неловкую тишину, объявляя, что ужин готов и все разговоры о войне теперь под запретом. Это как раз то, что мне нужно. После ужина никто больше не задаёт мне никаких вопросов, и я расслабляюсь с книгой у камина в гостиной, в то время как все остальные ложатся спать. К сожалению, я не могу к ним присоединиться, так как сама только что проснулась. Несмотря на это, спустя пару часов я всё же поднимаюсь в спальню, надеясь, что Джинни и Полумна уже спят. Не тут-то было: напротив, они решают устроить мне свой допрос. Я лежу на своей кровати, смирившись с мыслью, что сон не придёт, но я всё равно должна лежать. Я не чувствую себя одиноко, но внезапно слева от меня раздаётся голос Джинни: — Как ты себя на самом деле чувствуешь, Гермиона? Когда мы с Полумной тебя нашли, ты была в ужасном состоянии. — Она права! Ты была вся в крови, и я очень удивилась, что мантия не была испачкана, - хорошая попытка подловить меня. Оно и не удивительно: чего же ещё можно ожидать от Когтеврана? — У меня всё тело немного побаливает, а так, в целом, я в порядке. Я думаю, что крови столько было из-за деревьев: я же бежала быстро и по лесу, и ветви сильно царапали. И, как я уже сказала, я понятия не имею, о какой мантии вы говорите: я не помню, чтобы у меня она была, - в темноте врать проще: я чувствую себя намного комфортнее, зная, что собеседники не могут видеть моего лица, моих глаз. — Когда мы нашли тебя на площади, она лежала возле тебя, — мелодичный голос Полумны разливается по комнате. — Я сама несла её. Мы с Джинни проверили мантию на наличие тёмных чар на ней, но ничего не обнаружили - всего лишь обычная мантия-невидимка, если, конечно, её можно назвать "обычной", — всё-таки они её изучали. Конечно, она ведь им незнакома: если бы я знала, что эта мантия не принадлежит Гарри, я бы сама её исследовала, или просто-напросто не стала бы брать её у Малфоя. — Гермиона, а может, тебе стёрли память, когда поймали? — Никто меня не ловил, Джинни, вернее, пытались, но им это не удалось. Да и к тому же что за нужда Волан-де-Морту в лишённом памяти члене Ордена? Ты знаешь, я бы сама использовала на себе Аваду, прежде чем выдать наши секреты врагу, - они понимающе вздыхают, соглашаясь со мной, а затем Джинни снова говорит: — Мне интересно, куда всё-таки мантия делась... — Возможно, её забрали гнарлы... — впервые в жизни я благодарна Полумне за её фантазии. Я вздыхаю. — Кто знает. Сейчас, знаете, я слишком устала, чтобы беспокоится обо всём об этом... Я просто рада вернуться. Это звучит достаточно убедительно, так что больше девушки не говорят ни слова. Я вздыхаю с облегчением, надеясь, что на этом все допросы закончатся. Я ненавижу себя за то, что приходится всем им врать... Чувство вины каждый раз колет меня, когда я это делаю, но на данный момент это единственный способ отплатить ему.