Жизнь в долг

POV Драко

В конце концов мне всё же удаётся уснуть, вопреки тому отвращению, которое я чувствую: никто не будет в состоянии заснуть после того, чему я стал свидетелем, - это лишь свидетельство вырождения моей человечности, несмотря на то, что снятся мне всё равно одни кошмары. Возможно, это моё своеобразное наказание. Я находился в Запретном Лесу, скрытый мантией-невидимкой, среди взрывающихся вокруг меня заклинаний, когда увидел её, Грейнджер, убегающую от двух моих "друзей". Тётя Белла осветила ночь заклятьем, и грязнокровка тут же спряталась. Некоторое время я просто наблюдал, а потом заметил, как Грейнджер появилась из своего укрытия и возобновила бег. Я легко догнал её, намеренный схватить и убить, что не составило бы особого труда, но когда я увидел зелёную молнию, которая грозилась вот-вот настигнуть её, я, совсем не контролируя себя, утянул грязнокровку в сторону... Я заслонил её. Защитил. События той ночи опять прокручиваются в моей голове с единственным отличием: она не смогла спастись. Моя тётя Белла выплывает из тени и направляет Круциатус в Грейнджер. Это в точности как в ту ночь в Мэноре... И я не в силах сопротивляться своим мыслям: "Нет... Она не может умереть. Она слишком... чиста и невинна". Её крики эхом раздаются в ночи, а затем всё повторяется снова и снова... Душераздирающие крики агонии разливаются вокруг меня, но то, что я вижу следующим ещё больше ужасает меня: Нагайна резко атакует Снейпа, шипя и изворачиваясь... Кровь... Везде... Его тело падает на пол, пристальный взгляд немигающих тёмных глаз устремлён на меня... И я просыпаюсь. На меня тут же накатывает отвращение, когда я понимаю, что спал на том месте, где совсем недавно лежало окровавленное тело Снейпа. Проснувшись в холодном поту, я тяжело дышу. Почему агония Грейнджер стала моим ночным кошмаром? Я продолжаю повторять себе, что это всё исключительно из-за событий этого вечера и никак не связано с тем моим странным побуждением спасти её. Оно появилось у меня всего лишь раз, и больше это никогда не повторится. Я уверен. Я просто не позволю себе этого в следующий раз. Но я не могу отрицать, что мои мысли вновь и вновь возвращаются к этой дилемме. Может, я спас её из-за её невинности? Часть меня считает именно так. Она... не такая, как все те, кто участвует в войне. Даже у Поттера и Уизли есть склонность к проявлению насилия. За всё то время, что я её знаю, не считая пощёчины на третьем году обучения, она ни разу не продемонстрировала склонность к нанесению кому-либо вреда в принципе. Поттер и Уизли всё время срывались, давали волю своим характерам — она же всегда оставалась спокойной, никогда не атаковала первой. Она — тот человек, которым мне никогда не суждено стать: невинная, как младенец, воплощение мира в разгар войны. — Что я делаю? Для меня это плохо закончится, — я глубоко вздыхаю, роняя лицо в ладони. Я не могу позволять таким мыслям появляться в моей голове. Нет. Я никогда не должен вновь себе позволить вести себя подобным образом. В этот раз мне повезло: никто не видел моего проявления доброты по отношению к врагу. В следующий раз мне уже не быть таким счастливчиком. Мягкий хлопок вырывает меня из моих мыслей, заставляя подпрыгнуть на месте от неожиданности. Вооружившись палочкой, я оглядываюсь. — Люмос, — но всё лежит на своих местах, за исключением ткани на заднем столике, бывшем пустым несколько минут назад. Я моментально хватаю её, тут же узнавая: моя мантия-невидимка. Грейнджер же обвиняла меня в том, что я украл её у Поттера, а теперь вдруг возвращает. Значит ли это, что она согласна на моё условие? Должно быть, она велела домовому эльфу доставить мне мантию назад. Но почему? Считает, что таким образом возвращает мне долг? Я ценю её услугу: с мантией нет никакой записки, и я знаю, что она понимает важность этой тайны. Теперь уже явно не до сна, и я поднимаюсь, теребя в руках мою чёрную мантию и не имея понятия о том, сколько сейчас времени. Прогулка по подземельям Хогвартса кажется абсурдной идеей, учитывая, что я единственный "студент", находящийся в школе. У меня появляется странное желание исследовать тёмные коридоры, но я игнорирую его, потому что не хочу видеть то разрушение, которое мы здесь устроили. Однако я всё же отправляюсь побродить по Хогвартсу. Гостиные пусты, и я предполагаю, что Волан-де-Морт обосновался в кабинете Дамблдора. Я ловлю себя на том, что, уже не замечая того, бреду в привычном направлении по подземелью, поднимаюсь на седьмой этаж, иду по коридору, до боли мне знакомому. Меня немного застаёт врасплох появившаяся из ниоткуда дверь, о которой я сознательно в общем-то не просил, но этот факт меня не останавливает, и я вхожу внутрь. Возможно, тут прольётся свет на сомнения, терзающие меня, ведь я после всего, что произошло, до сих пор в замешательстве из-за своих действий. Выручай-комната оказывается довольно маленькой, размером с обычную спальню. По середине стоит стул, а три из четырёх стен совершенно голые. На четвёртой же стене, той, напротив которой стоит стул, висит огромная картина, огромная до неприязни, на мой взгляд. Потолок немного низковат - всего лишь два фута над моей головой - и картина как раз занимает всю стену. Однако меня поражает совсем не это. На полотне изображается офис со столом и креслом перед ним, и это всё мне что-то очень напоминает, но я не могу вспомнить что именно. Внезапно на картине кто-то появляется. Моё сердце замирает в груди. Дамблдор как всегда улыбается с этим идиотским огоньком в глазах и решает сесть в кресло перед столом. — А, мистер Малфой... Я гадал, сколько же времени Вам потребуется, чтобы найти именно эту комнату. Пожалуйста, присаживайтесь, — мне ничего не остаётся, кроме как послушаться. Конечно, я знаю, что у каждого директора есть свой портрет в офисе, так что меня не удивляет то, что я вижу бывшего директора Хогвартса на картинке. Нет, меня удивляет то, где эта картина находится. Почему Выручай-комната открыла мне именно комнату с портретом Дамблдора? Когда я наконец сажусь, Дамблдор смотрит на меня сквозь свои очки-половинки, понимающе улыбаясь. У этого сумасшедшего старика есть способность временами меня раздражать, и сейчас — именно такой момент. Хоть шок ещё и не прошёл, всё-таки у меня достаточно времени, чтобы хоть как-то взять себя в руки и сделать хоть что-нибудь со своим раздражением, но не успеваю я и подумать о чём-либо, как происходит второй удар: Северус Снейп проникает в картину сквозь её рамку, бесстрастный и равнодушный, как и всегда. Бросив быстрый взгляд на меня, затем на Дамблдора, он обходит стол и облокачивается о него, угрюмый, как и всегда. Опять же меня не удивляет сам факт его присутствия на портрете, ведь какое-то время, хоть и недолго, он всё-таки был директором школы. Но тогда его портрет должен быть в директорском офисе, никак не здесь. Нечего и говорить: при виде него я с трудом подавляю дрожь, так как на ум сразу приходит картина его изуродованного мёртвого тела и тот факт, что я спал в кровати, где лежал его труп. — Я предполагаю, Драко, что ты не понимаешь, почему ты здесь, — а я должен? Усталый голос Снейпа ударяет по моим и без того измученным нервам. — Как Вы видите, у меня на лице явно написано замешательство, поэтому, очевидно, да, не понимаю, — если бы они были живыми, я бы ни за что не позволил бы себе такого неуважительного поведения, но правда в том, что оба эти джентльмена мертвы, а потому ничем не могут мне помешать делать всё, что вздумается. Снейп хмурится, глядя на меня, но Дамблдор невозмутимо продолжает. — Что ж, мы здесь, чтобы помочь тебе. — Помочь мне? В чём? — Ты нам скажи. После всего, что случилось, ты единственный, кому всё ещё нужна эта комната, — Снейп всё так же находится в стороне и излучает загадочность. Я хмуро смотрю на них обоих. — Мне не нужна помощь. — Тогда, возможно, тебе требуется совет? Отсюда и название комнаты, — Дамблдор улыбается, и эта улыбка с портрета столь же раздражающая, как и при жизни. Мне требуется совет? По поводу чего? У меня внезапно возникает желание рассказать им о сделке с Грейнджер или, еще лучше, спросить об их участии во всём этом, чтобы узнать наконец, на чьей же стороне был Снейп. Я сажусь на стул и скрещиваю руки на груди. — Я не уверен насчёт совета, но я точно знаю одно: у меня множество вопросов, и я хочу знать на них ответы, — выражение лица Снейпа тут же превращается из безучастного в настороженное. Конечно же, он хочет защитить свои секреты даже после смерти. Дамблдор же, напротив, смотрит на меня с понимающей улыбкой. Стоит ли говорить, как она меня нервирует? — Спрашивайте, мистер Малфой. Мы постараемся на всё ответить, — я застигнут врасплох тем, насколько легко он согласился на это. Они действительно собираются отвечать на что угодно? Я решаю проверить. — Профессор Снейп, на кого Вы работали? Судя по этому портрету, я мог бы и сам догадаться, но я хочу услышать это от Вас, — мой крестный отец хмуро смотрит на меня и я возвращаю ему этот взгляд, дожидаясь подтверждения своей теории. — Очевидно, Драко, что на Дамблдора, — я киваю. Достаточно убедительно. — Вы всегда были шпионом? — Нет, — он отвечает кратко, видимо, не собираясь рассказывать историю своей жизни, но я не могу просто так это оставить. — Почему? — Волан-де-Морт собирался сделать то, что я не мог ему позволить, но не в моих силах было остановить его. Я попросил о помощи Альбуса в обмен на то, что я буду его шпионом, — опять двусмысленно говорит он. Из всех, кого я знаю, Снейп самый жесткий. — Что он собирался сделать? — он колеблется с ответом и хмуро переглядывается с Дамблдором, но тот лишь кивает и жестом предлагает ему продолжить. — Он собирался убить Лили Поттер, — неохотно начинает Снейп. — Именно я рассказал ему о пророчестве, и он связал его, как ты знаешь, с Гарри Поттером. А это ставило его мать под удар, но я не мог позволить ей умереть. Я не верю своим ушам. Насколько мне известно, Лили Поттер была грязнокровкой. Почему Снейп хотел защитить её? Я стараюсь не мешаться со своим собственным мнением относительно этой темы, когда задаю следующий вопрос. — Почему? Разве имеет значение, умрет грязнокровка или нет? — едва я заканчиваю фразу, выражение лица учителя меняется: я никогда еще не видел его таким разгневанным. Я даже почти решаюсь забрать свои слова назад. Почти. — Никогда не произноси этого слова при мне, понял? — я киваю, не пряча своего удивления. — Я и она дружили с детства. Мы начали отдаляться, когда поступили в школу и она познакомилась с Джеймсом Поттером. Я... — он замолкает, но я понимаю, что он хочет сказать. Сам я не слишком эмоционален, но эмоции людей читать умею, а лицо Снейпа сейчас как открытая книга. — Вы любили её, — это не вопрос. Он смотрит на меня. Мне едва удается сформулировать следующее предложение. — Поттер знает? — как Мальчик-который-выжил отнесётся к новости, что его самый нелюбимый учитель любил его мать? — Да. Я позаботился об этом перед смертью, — и это, похоже, ставит точку в моем диалоге со Снейпом, так как тот больше не произносит ни слова. Дамблдор продолжает с того места, на котором прервался. — Северус был бесценен в нашем деле. Если бы не он, Вы бы однозначно были убиты Волан-де-Мортом, мистер Малфой. Я велел Снейпу убить меня, чтобы этого не пришлось делать Вам. Очень кстати пришёлся Непреложный обет, заключённый между ним и Вашей матерью, — мне нужно время, чтобы всё это осмыслить. Как ему удавалось всё время держать своё шпионство в тайне от Волан-де-Морта? Должно быть, этот вопрос написан у меня на лице, потому что Дамблдор сразу говорит: — Я полагаю, мистер Малфой, Вы знаете, что такое окклюменция? — Да, — о, я опытный окклюмент. В любом случае, независимо от того, насколько ты талантлив в окклюменции, как можно умудриться скрыть такое от Волан-де-Морта, известного своей паранойей и способностями в легилименции? Да, мне удалось скрыть от Лорда тот факт, что я помог Грейнджер, но это просто ничто в сравнении с тем, что скрывал от него Снейп. — Должно быть, он очень Вам доверял, раз Вам удавалось столько времени его дурачить. Поэтому он Вас убил? Он раскрыл Вас? — Нет, — выплёвывает он и застаёт меня врасплох своей эмоциональностью. Тогда почему? — Он убил меня, потому что Старшая палочка не работала у него должным образом. Однако судя по тому, какой разгром в офисе директора, очевидно, что он не получил желаемого эффекта от убийства меня, — я знаю о Бузинной палочке из историй, что рассказывала мне моя мама, когда я был ребенком. Эта палочка у Волан-де-Морта? Я знаю легенду о ней, знаю, как это происходит. Надо победить предыдущего хозяина палочки, прежде чем сможешь использовать ее в полную силу. Выходит, Снейп был её хозяином? И если да, то получается, что Дамблдор владел Бузинной палочкой до него? — То есть, Вы были предыдущим хозяином палочки? — Нет. Им был Альбус. Так как его смерть мы спланировали, право владельца не перешло ко мне. Палочка сама выбирает волшебника, помнишь? — И кого же она выбрала? — после моего вопроса в разговор вновь вступает Дамблдор. — Тебя, — ответ поражает меня как гром среди ясного неба. Почему? Меня раздражает то, что этот вопрос постоянно всплывал в моей голове в течение всего дня. — Почему именно меня? — Никто не знает, по какому принципу Бузинная палочка делает свой выбор. Я знаю только, что он пал на тебя. Однако я также знаю, что ты был обезоружен этим летом. Это означает, что владение палочкой снова было передано, — я подумал об этом. Он прав. Поттер обезоружил меня. Бузинная палочка теперь его. Должно быть, именно поэтому она не сработала против него как надо. Чертова удача Поттера спасла его. Снова. — Поттер — хозяин палочки, — оба моих собеседника кивают. Я получаю ответы, которых так жаждал, но я не уверен, что готов к этому. Что мне теперь делать со всей этой информацией? Более того, как, чёрт возьми, мне скрыть её от Волан-де-Морта?! Я уверен, он в курсе того, что палочка не полностью ему подчиняется, — вот из-за чего он обследовал тело Снейпа. Если бы он обнаружил, что право владения перешло ко мне, я был бы в ту же секунду мёртв. Он бы не стал выяснять, обезоруживал ли меня Поттер и оставался ли я ещё хозяином палочки в тот момент. — Так что же мне делать? — Это решать Вам, мистер Малфой. Мы здесь только для того, чтобы направить Вас. — А не заподозрит ли что-нибудь Воландеморт, когда не обнаружит вас на ваших портретах? — когда я произношу это имя, Дамблдор вдруг улыбается по какой-то неведомой мне причине, и только потом я понимаю, что не заметил, как перешёл с "Тёмного Лорда" на "Волан-де-Морта". — Как я уже сказал, Драко, он оказал нам большую услугу, разгромив кабинет директора: портреты были уничтожены, и наши — в том числе, — это единственный их ответ, не породивший в моей голове еще миллион вопросов. Я киваю в знак согласия и со вздохом закрываю лицо руками. Как мне дальше быть? — Вы всё поймёте, когда придет время, мистер Малфой, — как будто читая мои мысли, произносит Дамблдор. — Я абсолютно в Вас уверен. Я покидаю комнату, не заботясь о вежливом прощании, в ещё большем замешательстве, чем был до этого. Если бы я был в себе так уверен...