Странный

- Синее или красное? - Что? - Платье. Синее или красное? - Платье? Может, джинсы? Мы везём за город автобус детей. - И что? Можно подумать, я этот автобус веду. Или если едут дети, можно одеваться как угодно. Они и так в школе насмотрелись на убогих женщин, а девочки должны видеть пример для подражания. И вообще – почему ты со мной так громко споришь? Сашу разбудишь! Пытаться заснуть уже бессмысленно, поэтому Саша встаёт. Голоса за стеной затихают, открывается дверь родительской комнаты, мама тихо смеётся, а потом идёт на кухню. За окном – солнце, синее небо и тишина летнего утра. Саша потягивается и, довольный, выходит из комнаты. Мама разливает чай, на ней новое красное платье. На подоконнике лежит большая коробка с соломенной шляпой. Саша улыбается ещё шире – так, как мама, не одевается ни одна женщина. Всякие там звёзды не считаются – их одевают специально. - О, Сашенька, ты проснулся? С днём рождения! Она бросает взгляд через плечо и ставит чайник. А Саша кладёт ей подбородок на плечо и обнимает. - Ну Саша, мы же опоздаем, - голос совсем не кажется недовольным. Она разворачивается, - какой ты у меня стал уже большой. Она всегда так говорит ему в день рождения. А на этот раз добавляет: - Высокий, красивый. И глаза – как у отца. Саша спускается к подъезду первым, когда там уже топчется Толик. - Привет, а я думал, тебя родаки из города услали. Толик криво улыбается: - Хотели, я отмазался. Как это – твоя днюха и без меня, не порядок. Он протягивает книгу. Толик, наверное, - лучший Сашин друг. Они дружат чёрт знает с какого класса, и Саша не представляет не то что дня рождения без него, они в школе-то почти не расстаются. Толик всегда спокойный, чуть молчаливый и всегда помнит, по каким дням у Саши дополнительные занятия музыкой, когда день свадьбы родителей и что задали по всем предметам. Одним словом, Толик совершенно незаменим. *** Женя ещё раз смотрит на часы и наконец спрыгивает с качелей. Он не умеет приходить вовремя - это одна из его проблем. Нет, он не опаздывает, наоборот. И если в школе это можно решить, просто просидев час на подоконнике с книгой или выпросив у вахтёра ключи от класса, то в таких вот случаях, приходится ждать где-нибудь, стараясь быть как можно незаметней. Почему-то людям свойственно расценивать ранний приход как проявление нетерпения, а он совсем не хочет, чтобы Маков заподозрил его в чём-то таком. Потому что основная причина гиперпунктуальности Жени - это, конечно, Кирилл. В комнате, где спит Женя, сложены гири и гантели, а к косяку двери привинчен турник. И каждое утро, независимо от того, выходной это или будний день, ровно в пять утра растёртый до красноты после утреннего обливания, с мокрыми волосами, Кирилл начинает зарядку. Его дыхательные упражнения и иные дурацкие звуки мешают обитателю комнаты доспать положенные два часа. Обычно Женя неохотно выбирается из-под одеяла и плетётся в ванную, чтобы потом присоединиться к зарядке. Кирилл - его дядя. Странно говорить это, парню едва стукнуло двадцать, и Женя младше всего на четыре года. Кирилл учится на факультете физического воспитания, поэтому к нагрузкам относится серьёзно. И полноватый Женя с его выступающим животом и мягкими боками - просто раздолье для педагогических талантов будущего физрука. Квартира Кирилла всего лишь через лестничную площадку от квартиры родителей Жени. Завтракают они по обыкновению у них. Котлеты утром - немного слишком калорийно, но отец считает, что завтрак - главная еда дня. Кирилл, как обычно, беззлобно, по привычке ругается: - Василич, твои котлеты и борщи вон у Женьки на пузе, закармливаете ребёнка. - Ты, Кирилл, молод ещё меня учить, - ворчит отец. - Мы с матерью, сестрой твоей, тебя так же растили, и ничего. А Женьке вдруг вредно стало. Не придумывай. А ты, Женя, вместо того чтобы с книжкой сидеть, лучше бы пару кругов по стадиону делал каждый день. Женя молча доедает отвоёванный Кириллом бутерброд с сыром. Большую часть своего времени он проводит в квартире у дяди. Тот и не думает ругать его за стихийное чтение. Да и книг у него много самых разных. Единственное его условие - это зарядка и ещё пара физкульт-приветов в неделю. Родителям они ничего не говорят. Мать даже шутит, что у них гарсоньерка, холостяцкий особняк. Мол, принято было раньше неженатых парней селить отдельно, дабы не стеснять их свобод. Хотя какие там свободы. Женя морщится от неприятного ощущения в ногах, неудачно спрыгнул, идёт к нужному подъезду. Маков и Вербицкий уже толкутся там, и Женя с облегчением выдыхает. На самом деле он не слишком хотел ехать, но Кирилл в своей обычной манере сообщил, что поездками за город и едой на халяву просто так не разбрасываются, и собрал ему рюкзак. Женя размышляет, когда уместно будет вручить подарок. Маков пригласил всех внезапно, поэтому пришлось взять книгу из библиотеки Кирилла, с его одобрения, конечно. Книга новая и, кажется, даже не раскрытая ни разу. Оскар Уайльд. Женя её ещё не читал, и ему непонятна ухмылка дяди в ответ на его выбор. Может, и глупо дарить Конопле книгу, но другого варианта всё равно нет. Ну да, он зовёт Макова Коноплёй, Женя не жалует большую часть одноклассников и даже про себя зовёт их по фамилиям или кличками. Он протягивает свой подарок - Маков тут же вежливо его пролистывает, и Нос тоже любопытно суётся туда внушительной часть физиономии, которая и послужила причиной такого прозвища. *** Конечно, Саша думал о подарках, чего уж там. Нет, дело было, конечно, не только в этом. Это их последнее лето как-никак. Через год уже будет другое - беготня с выпускным, репетиции до последнего, забытые всё же кем-то слова в самый нужный момент. Аттестаты, настоящие, вот, прямо в руках. Встреча рассвета со всеми, а потом разбегутся же, как муравьи. И каждый сам по себе. Не, с Толиком они друзья навсегда, это ясен пряник. Да и Серёга - тоже свой в доску. Да и все, казалось бы. Но в классе их слишком много. Следующее лето будет летом выпускного. А это лето будет летом его дня рождения. На самом деле, ничего удивительного, что Толик дарит книгу. В хрусткой невзрачной бумаге, перевязанной бечёвкой. Выглядит по-дурацки, признаться. Саша готов уже развязать, когда из-за угла показывается Женёк. - Явление Христа народу, - отворачиваясь, ворчит Толик. Саша думает, не пихнуть ли его под рёбра, но, наверное, будет слишком заметно. Поэтому улыбается и машет, может, слишком рано. Женёк ему нравится. Он странный. В хорошем смысле странный. Никогда непонятно, что он скажет в разговоре - если вообще рот раскроет. Он не любитель трепаться. Не любитель покурить тайком за углом 9го дома. Не волочится за девчонками, не гадит учителям. И при этом совершенно точно не ботан. Саша помнит, как-то Женёк довёл биологичку своими вопросами. Она наорала, выставила его из класса, попыталась вести урок дальше, сломала указку, разрыдалась и сама выбежала. Правда, Саша не помнит, в чём было дело. Биология - не его конёк. Другой бы стал героем, а Женю, кажется, тяготило внимание. Он старался быть незаметным. А жаль. Женя дарит книгу. Никакой обёртки, твёрдая обложка, матовые буквы, запах типографии. Незнакомое имя и незнакомый профиль на первой странице. Саша листает, страницы плотные и желтоватые, буквы будто слегка утопают в них. “Я рад, что живу в эпоху, когда бывают такие чудеса. Они вселяют в нас веру…”, - читает он случайно попавшееся и торопливо поднимает голову. - Спасибо. Женя пожимает плечами и улыбается, коряво, правый уголок рта задирается намного выше левого. Подарок Толика развернуть так и не удаётся - из подъезда выходит мама, в широкой шляпе, облаке любимого парфюма и развивающегося шифона. Она ласково улыбается Толику и довольно кивает Женьку. Тот будто никогда её не видел - вылупился. Мама улыбается ещё шире. - Это Женя, - говорит Саша. - А это моя мама, Анна Сергеевна. Женя комкает “здрасьте” и “очень приятно” в одно слово и будто даже радуется, когда на Сашу сзади налетает Ритка и виснет, цепляясь за шею обеими руками. - С днём рождения, - кричит она ему в ухо и смеётся. Саша краснеет и не смотрит на маму. - Ой, Анночка Сергеевна, вы такая красивая. Вы же с нами поедете? Вот прям так? - не умолкает Ритка. - Вы где такие вещи берёте? А шляпка. А духи. Это Шанель? Настоящая Шанель? Да? Правда-правда? Потом ребята появляются уже по двое-трое, становится шумно, подарков всё больше, кучка растёт на скамейке, блестящей на солнце новой краской. Когда приходит автобус, Саша берёт у отца ключи и, пока все укладывают вещи, поднимается в квартиру с грудой пакетов и свёртков. Он уже выходит и сталкивается в дверях с Риткой, она раскраснелась, запыхалась. Волосы распущены - в школе так нельзя - и юбка короткая. - С днём рождения, Сашка, - почему-то шепчет она, опускает взгляд и облизывает губы. Они у неё почему-то тёмные. Спускаются вдвоём, внизу всё ещё суета. И Саша думает, что вряд ли кто-то заметил. *** Женя конечно же замечает. Как-то так выходит, что он считывает подобные вещи на раз-два. К тому же, Конопля вряд ли много в своей жизни целовался, потому что вид у него на протяжении всей дороги до озера обалдевший, и он всё время облизывает губы. А вот Ритка… Женя меряет её расчётливым взглядом, эта девушка уже много чего видела и делала, жаль, на глаз не определишь сколь широк спектр её умений. Самого Женю такие вещи не слишком интересуют. Поцелуи и обжимания тайком в подъезде? Это всё равно, что курить в форточку или сосать пиво с дружками, пока родителей нет дома. Когда классе в седьмом дома зашла речь, что Женя ни с кем из девочек “не дружит”, Кирилл сел на любимого конька, мол, какие девочки, он у вас на поросёнка похож. Женя был уверен, что сам Кирилл ни с кем не встречается, и, когда он интересовался у матери почему, та сказала: “Всему своё время”. А если дяде в его двадцать необязательно торопиться вкушать прелести отношений, то и Жене волноваться ни к чему. У озера за дело берётся отец Макова. Без посторонней помощи он буквально за полчаса обустраивает поляну, и девочки с Анной Сергеевной начинают накрывать на стол. Парни, собрав целую кучу сушняка, отправляются купаться. Женя идёт следом, но остаётся сидеть на берегу, глядя на воду. Это вызывает пару глупых шуток на тему: “Что, месячные, Марков?” Когда к купающимся присоединяются девочки, становится куда более шумно и весело. В воздухе стоят хохот и визг. Кирилл совершенно точно положил ему в рюкзак плавки, но оказаться раздетым в компании одноклассников - последнее, чего Жене бы хотелось. А вот Конопля совершенно по этому поводу не парится. На нём обычные семейники-парашюты бледно-голубого цвета. Не то чтобы новые, даже наоборот. Намокнув, они облепляют абсолютно всё и, кажется, даже просвечивают. Не слишком-то вежливо пялиться на пах подошедшего к тебе человека, даже если он и на уровне глаз, поэтому Женя вскидывает голову. Маков нависает над ним, наклонившись против солнца, вода с его мокрых волос капает на Женино запрокинутое лицо. - Пойдём купаться? Женя молча кривится и встряхивает головой, отчасти отрицательно, отчасти чтобы убрать капли. - Да ладно, чего ты? - Маков приседает на корточки. Ну разве его никто не учил, что в таких трусах нельзя так садиться, если не хочешь порадовать окружающих видом своего хозяйства. - Я плавать не умею. - Там мелко, всего по пояс. - …и обгораю легко. Потом буду два дня обмазанный сметаной ходить, не хочу. Конопля наконец-то догадывается отвалить. И, пожав плечами, возвращается к воде. Женя, замерев на середине вдоха, смотрит, как идеально шов бледно-голубых идиотских трусов Макова обрисовывает ложбинку между ягодицами. Больше всего хочется догнать и одёрнуть ткань. Потому что нельзя же, чтобы так. Чтобы настолько. Чтобы… Женя внезапно ощущает неудобство того плана, от которого его избавляют ранние побудки и дядино “закаливание”. Однако тут не время и не место для глубинного самоанализа. Женя хмыкает. Через десять минут или около того он присоединяется к Сашиному отцу. Тот закончил с шашлыком и теперь деловито рубит ветки для костра. Женя совершенно не помнит его отчества, поэтому при обращении ограничивается нейтральным “Вы”. Окинув парня взглядом, тот отдаёт ему топор, а сам берётся на ножовку. Тон у Макова-старшего грубоватый и категоричный, как у военного. Но Женю это совершенно не раздражает. Он рубит ветки на примерно равные куски под короткие одобрительные замечания. *** Вечером Саша сидит за кухонным столом. Наверное, со стороны это выглядит глупо - он рассматривает подарки. До смешного много книг. Хотя стоящих из них - только загадочно сдержанный томик Уайльда и подарок Толика. “Двенадцать” Блока с иллюстрациями. Саша сидит, мерно покачиваясь на стуле, будто в трансе, всматриваясь в каждую, и почти не слышит родителей - они тут же пьют чай. - ...а, сын? Он поднимает голову. - Да говорю, парней нормальных у вас мало. Пара человек всего. Как зовут того, который мне помогал, пока вы дурака валяли? - Дима, - мама разливает чай, крепкий, ароматный, по чашкам со светлыми тонкими стенками. - Ты чего к мальчишкам привязался? Зато видел, какие там девчонки? Своего не упустят. Они смеются, а Саша прикрывается Блоком, которого и так знает наизусть. - Женя, - бурчит он после, когда отец уже и забыл, о чём спрашивал. Наверное, это даже обидно, - думает Саша после. Когда ты к человеку, а он от тебя. После такого длинного дня сложно быстро заснуть, он ворочается с бока на бок, встаёт, чтобы открыть окно, и снова ложится. Женя всё же странный - думает Саша ещё. Если не хотел общаться - зачем пришёл? А если пришёл - почему опять вёл себя так, будто ему ни до кого нет дела? Не то чтобы Саша наблюдал за ним сегодня, вовсе нет, но Жене, кажется, за весь день комфортно было только с его отцом. Не, отец - наверное, самый классный мужик во всём мире. Но всё равно почему-то обидно. Саша засыпает в дурном настроении, несмотря на обилие подарков, Блока и начатого Уайльда. Несмотря на Риту, её взгляды и будто бы случайные прикосновения. Почему - он и сам не может сформулировать. Но когда он просыпается, настроение ничуть не лучше. За окном опять светит солнце, и они с Ритой идут в кино. До сентября почти всё лето впереди.