Записки ученика

Тамлен сидит у ног Пайвела и слушает его рассказы с разинутым ртом. Махариэль кидает на него короткий взгляд с другой стороны поляны. Их разделяет всего десяток шагов, бесконечное непонимание и костер. Огонь весело потрескивает – дети только что накормили его сухим валежником, яркие искры взвиваются в ночное небо, но Махариэлю кажется, что они путаются в волосах Тамлена. Глаза Тамлена рыжие от искр, и целую вечность, уместившуюся в секунду, Махариэль пытается вспомнить, какого цвета они на самом деле. Махариэль не вспоминает, потому что Тамлен поворачивается в его сторону, и… Махариэль забывает обо всем на свете. Он чувствует под пальцами искусную резьбу, и не может вспомнить даже о том, зачем держит в руках лук. А Тамлен смеется. Громко и заливисто, его смех хриплый, как и его голос, но Махариэлю кажется, что он звенит, как весенняя капель. И звон этот оглушает. Сам не зная отчего, Махариэль вымученно улыбается. Лук в его руках почти напряжен и почти дрожит – ему всегда кажется, что оружие у эльфов живое и чувствует охотника, ему хочется в это верить. Он охотится лучше многих зрелых эльфов и почти никогда не промахивается – Хагрен говорит, что удача благоволит ему, мастер Айлен говорит, что все дело в хорошем луке, Фенарель говорит, что в неумелых руках даже самый хороший лук будет бесполезен. Тамлен говорит, что за Махариэлем приглядывает сама Андруил. Махариэль верит только ему. Он готов поверить во все, что угодно, даже в новый дом, который эльфы однажды обязательно обретут, потому что Тамлен рассказывает об этом воодушевленно и восторженно, размахивает руками и на его лице живо сменяются эмоции. Тамлен – мечтатель. Махариэль думает об этом еще несколько вечностей, пока не чувствует прикосновение Фенареля к своему плечу, и пока Тамлен не отворачивается. Их разделяет всего десяток шагов, бесконечное непонимание и костер, у которого в этот вечер Махариэль не может занять место. Костер кажется Махариэлю самой большой преградой, а наказание Хранительницы – самым худшим, что случалось с ним за всю жизнь. Охотиться не с Тамленом кажется Махариэлю невозможным. Махариэль не знает, кого больше наказали – Тамлена или его. Пальцы у него дрожат, руки роняют стрелы на влажную, напитанную вечерним дождем землю. Глаза подводят его, и он стреляет на звук, но вместо добычи слышит только смех Тамлена – беззаботный и веселый для всех, оглушающий и отчаянный для него. Фенарель говорит «shem’assan», и Махариэль едва ли может понять смысл его слов. Он молчит до рассвета и до самого лагеря, пока дети не высыпаются на поляну, чтобы встретить их с охоты, и только там Махариэль чувствует на своих плечах тяжесть добычи. Его горло пересыхает за несколько долгих часов молчания, а губы слипаются, кажется, намертво. В молчании он следует за Фенарелем к ручью, и только там он замечает, что его руки в земле и крови. Он молится Андруил, как делает Тамлен каждый раз, когда они добывают зверя, и отмывает сначала руки, потом лук, и только потом окунается в ручей сам. Холод моментально сковывает тело, но Махариэль думает только о том, что до аравеля подать рукой. Через двадцать шагов, которые не откладываются в его памяти, он опускается на колени и шепчет «ma’arlath», и первые слова за всю ночь даются невероятно легко. «Emma vhenan», - голос звучит хрипло, но с нежностью: «emma sa’lath», - и Махариэлю требуется еще несколько вечностей, чтобы понять, что говорит это не он. Руки Тамлена грубые от лука и резной рукояти меча, глаза Тамлена мутные со сна с влажными слипшимися ресницами, губы Тамлена тонкие и всегда растрескавшиеся, но Махариэль чувствует почти физическую необходимость, чтобы эти руки касались его, чтобы глаза смотрели на него, а губы шептали: «emma vhenan», - в перерывах между короткими быстрыми поцелуями. Еще несколько бесконечностей Махариэль чувствует холод, и как сохнет все еще влажная от воды спина, пока его не захватывает волна жара и желания, и невыносимого наслаждения, и нежности, и страсти, и самой острой в мире необходимости – чувствовать Тамлена. Махариэль не может представить себя без этого, как не может представить мир без Эльгархана и Матери Митал. Быть с Тамленом для него так же естественно, как дышать, и он чувствует, как что-то внутри него становится на место, когда Хранительница смягчается и разрешает им снова охотиться вместе. Махариэль еще не знает, что лучше бы ей не изменять своего решения. Не сегодня – завтра, через месяц, год или даже целую жизнь. Махариэль хочет, чтобы на месте Тамлена оказался кто угодно: Винтор, Джунар или даже Фенарель. Возможно, все пошло бы по-другому. Возможно, не было бы трех убитых шемленов и холодного камня с эльфийскими письменами у Тамлена в руке. И пещеры, возможно, тоже не было бы. Но на месте Тамлена – Тамлен, мертвые шемлены лежат на опушке, в руке у Тамлена камень, и к севро-западу они находят пещеру. Из нее скверно пахнет, и лес вокруг молчит, как мертвый, а еще Махариэль стыдится, но чувствует страх и совсем не чувствует в руках лук. Но почему-то не отговаривает Тамлена идти вглубь, а благодарит его – это кажется невероятно необходимым, словно в мире нет ничего важнее в данный момент. - Само собой, - отвечает Тамлен, губы его растягивает ребяческая улыбка, и валласлин на его лице меняется. – Ты же знаешь, я ради тебя на все готов. – Тамлен отводит глаза и делает совсем ненужную паузу, но не говорит «emma vhenan», и не добавляет с нежностью «emma sa’lath». Почему-то эти слова никогда не выходят за пределы их аравеля. Махариэль знает, что это его последний шанс их услышать. Он дрожит и целует Тамлена в губы. Поцелуй выходит смазанным и торопливым, Махариэль почти не может различить его вкуса и не чувствует губ, а когда притягивает Тамлена ближе, плечо, закованное в доспех растворяется под его пальцами, оставляя привычный холод и пустоту, к которой невозможно привыкнуть. Махариэль не может сдержать крик и хватается за грудь, ему кажется, что сердце раздирает на части, он плачет от боли потери и поглотившей его пустоты, дрожит и плачет от страха, и резко просыпается. Махариэль знает, что кричит наяву, и что щеки мокрые от слез, знает, что вне палатки уже рассвет, и что ему предстоит еще несколько долгих бессонных ночей, потому что, он знает, Тамлен придет к нему и в следующий раз. Махариэль вздыхает и начинает натягивать отмытый несколько часов назад доспех, приглаживает рукой длинные спутанные волосы, но больше не чувствует желания посмотреть в зеркало, с которым борется месяцы. Ему все еще кажется, что он увидит там руины города, лежащего под землей, демона с черными глазами и… Тамлена.