Как бы я ни был поначалу убежден в невыразимой фантастичности всего ранее сказанного, как бы я ни противостоял причудливым доводам мисс Флавин, именно с таких фраз завязалось наше знакомство. Под эти невероятные, несуразные звуки больного воображения я оказался на дне болота. Естественно, в прямом смысле я всё ещё оставался цел и невредим на Бейкер-стрит, но незримая трясина неотвратимо смыкалась над моим разумом. Запирала его в кромешной темноте, делала меня слепым и глухим. Я прокручивал в голове раз за разом поразительные по содержанию реплики мисс Флавин, удивлялся подозрительным совпадениям. Как она узнала про Сербию, про моего усыплённого пса? Кто мог сказать ей, что тот выстрел был совершён именно Джоном? Отчего она непоследовательна в своих доказательствах и скачет от одного факта к другому, перешагивая целые года? А эта выдумка про запахи, что помогли ей определить недолеченный алкоголизм миссис Хадсон и моё отношение к наркотикам, совершенно не укладывалась в голове. Заранее располагая информацией, можно с лёгкостью и бесстыдством творить пути, которые якобы к ней привели.
Но с какой бы стороны я ни подходил к загадке такого удивительного богатства сведений, с ужасом и раздражением понимал: объяснить эту странность связью мисс Флавин с кем-либо, кто слишком много знал о моей жизни – значит лишь с растущим бессилием признавать существования и дара, и несчастья семьи, страдавшей от древней напасти. В пользу моего предположения о новой болезни, губившей женскую линию, о наличии неизвестного лица, обеспечившего мисс Флавин всеми необходимыми фактами, было слишком мало данных. Всё, чем я уже мог оперировать, несправедливо наполняло чашу весов мисс Флавин, оставляя меня довольствоваться пустыми предрассудками. Да и знал я ничтожно мало для того, чтобы закрепить уверенность в своей правоте. Но и без боя покоряться силе вымысла мисс Флавин не собирался. Она, вероятно, не решилась быть со мной предельно откровенной в надежде спрятать за молчанием некие детали, что поставили бы под сомнение её смелые слова. И мисс Флавин достаточно ясно осознавала потенциал опасности некоторых подробностей жизни рода, подавленного неведомой силой.
Поэтому кроме прочих мучительных вопросов, покоя мне не давал один: зачем мисс Флавин утаила настоящее имя? Что же обличительное или постыдное стоило скрывать? Определённо, узнай я фамилию её бедствующего рода, я бы обрёл весомое преимущество. И пока я был его несправедливо лишён. Я поставил посильную задачу – уничтожить торжество фантасмагории мисс Флавин над безукоризненностью чистого, не запятнанного рассудка. Примечательно, что фантасмагория – это не только бред, но и фантастическое изображение, получаемое посредством оптических приспособлений. Род «приспособлений» мисс Флавин, которые рисовали в нашем представлении необходимые ей образы, мне и предстояло выяснить.
Тогда мне необходимо было поразмыслить без настораживающего общества новоиспечённой квартирантки, которая завела с миссис Хадсон скучную беседу и отбросила попытки достучаться до моей веры. Добившись одного желаемого результата, мисс Флавин накапливала силы для борьбы с моим мировоззрением. Она явно захотела перекроить его на свой безумный лад, насильно вшить невообразимые убеждения. Я же в свою очередь готовился отражать удары, по силе и стремительности превосходящие все прошлые.
Я поднялся в гостиную и, сражённый внезапным головокружением, упал в кресло. Мне стало вдруг тяжело дышать. Я не узнавал воздух гостиной, словно его резко вытеснило запахом увядшей травы и земли, пропитанной ручьями дождевой воды. Вопреки воле веки закрывались, темнота медленно подкрадывалась ко мне. Необъяснимая слабость подкосила и без того тонувший разум, но я сопротивлялся и удерживал себя в сознании. Не знаю, были ли тому виной сомнительные способности мисс Флавин, но моё состояние заметно ухудшилось после напряжённого разговора. Я будто бы просыпался от наркоза или же наоборот, моё сознание только начинало распадаться на части.
Я вновь смотрел на занавески, но они уже не пробуждали никакого интереса. Их медленное колыхание нагоняло пьянящий сон. Я, прижавшись спиной к креслу, ослаб настолько, что не мог отвернуть голову, переключиться на что-то другое. Как будто можно было отвлечься и тут же побороть приступ омерзительной слабости. Я старался держать глаза открытыми, не подпускать усыпляющую тьму, что сочилась сыростью немых пустошей. Занавески казались вытянутой линией желтеющих холмов.
С каждой секундой становилось всё трудней контролировать непослушные веки. Бессвязные мысли закручивались вихрем морской пены и рассыпались, как осколки стекла.
Шум дождя стремительно затихал, и я понимал, что неумолимо проваливался в пропасть, где отсутствуют всякие звуки и ощущения. Если сказать прямо, без красок метафор, то я попросту терял сознание. Оставшиеся силы я истратил на злость.
Слабость растекалась по венам, отравляла меня… Я шумно вдохнул и пропал в глухой темноте.
– Такое случается, – расслышал я голос, в котором ещё не чувствовал ничего знакомого. Он внезапно разорвал тьму, выдернул рассудок из её жёсткой хватки, за что я был безмолвно благодарен.
Радостно обнаружив способность хоть немного управлять своим телом, я разлепил веки и обомлел. Напротив меня стояла мисс Флавин. Она загораживала блеклое свечение потемневшей улицы. Я с ужасом догадался, что с момента моего помутнения прошло слишком много времени.
– Такое случается, – настойчивей повторила мисс Флавин, протягивая мне чашку горячего чая. В её глазах сияло истинное беспокойство, а черты лица казались мягкими и пронизанными добротой. – В вашу голову впервые кто-то вторгся, а это не всегда проходит без осложнений. К тому же, вы были очень настырны и отказывались впустить меня по-хорошему, чем и себя довели до изнеможения, и мне доставили неудобство.
– Вам? – хрипло произнёс я и со свирепой жадностью выхватил чашку. Меня вдруг одолела острая жажда, и я тут же влил содержимое в горло и прикусил губу, когда меня резко прожгла боль. В груди всё неистово пылало от внезапной пытки. Пока я не проглотил последнюю каплю, то не почувствовал в полной мере, насколько горяч был напиток. Тогда я окончательно очнулся.
– Да, – подтвердила мисс Флавин, глянув с недоумением взглядом, и забрала пустую чашку. Она явно не ожидала, что я так скоро расправлюсь с чаем. – Я старалась прорваться сквозь защиту, которую вы умело выстроили. Мне удалось лишь незначительно повредить её, а затем всматриваться, как в замочную скважину. Потому я перечисляла такие разрозненные вещи и выглядела не очень убедительно, верно?
– Послушайте, – начал я раздражённо. Меня особенно напрягало то, что гостья продолжала стоять так близко. О, нет, я не испытывал и тени страха. Вовсе нет. Дело в другом. От её прямого взгляда мне было тошно, и я хотел быстрей от него отделаться, но встать с кресла ещё был не в состоянии. Но и спрашивать мисс Флавин о возможной причине обморока не собирался. Запас терпения не был рассчитан на такой безрассудный расход. – Откуда бы вы ни добыли эту информацию, ваши красивые россказни не превратят меня в заложника мерзких иллюзий, какими вы пытаетесь опутать. Я не восприимчив к фантазиям и ни за что не стану вам подыгрывать.
– Вы сильны духом, – снова притворяясь глухой к любым обращениям, говорила она. – Боюсь, что мне и за три месяца не успеть совладать с этим упрямством.
– Вы всерьёз намерены так долго здесь оставаться?
– Это не так уж и долго, – легко возразила мисс Флавин и наконец отошла в сторону письменного стола. Отслеживая каждое её движение, я лишь в тот момент обратил внимание, что на ней сверкало только тонкое платье. Куртка, вероятно, висела на крючке.
Кроме того, её высохшие волосы, длинные и немного вьющиеся, действительно были почти чёрного цвета. Я обрадовался тому, что с такого маленького открытия начал потихоньку разгадывать загадку под названием Адриана Флавин.
– Если вы не перестанете плодить чушь, то превратите этот срок в настоящий ад. Или вы пришли нарочно требовать пулю в сердце? – спросил я, сжимая подлокотники. Тело отказывалось подчиняться настолько, чтобы дать мне спокойно подняться.
– В голову, – уточнила мисс Флавин. – И я уже доходчиво донесла до вас свою цель.
– Тогда простите, если огорчу вас. Даже если вы превосходнейший проводник, я, пожалуй, обойдусь способностями Джона, – усмехнулся я. – От двух проводников станет чересчур светло. Не хочу ослепнуть.
– Мистер Холмс, – она вдруг повернулась ко мне лицом и, кажется, едва сдерживала колкий смех. – Вы родились слепым.
– Что? – я чуть приподнялся, но тут же сел обратно.
– И всё пытаетесь доказать, будто что-то видите, – произнесла она и глянула с оскорбительной жалостью.
– Зато я ничего о себе не воображаю, – бросил я, отметая насмешку, прозвучавшую в её резком выводе.
– Может, в таком случае, встанете и станцуете? Только умоляю, не расколите себе череп об угол стола. Мне нужен живой убийца, – холодно попрощалась мисс Флавин, очевидно пряча истинное желание хорошенько выругаться, высвободить злость. Но черты её лица, обрамлённые вечерними тенями, как назло, оставались мягкими и нежными.
Гостья спустилась вниз и больше со мной не разговаривала. А я сумел встать лишь спустя полчаса.
***
На следующий день мне выпала потрясающая возможность на шаг приблизиться к разгадке. Мисс Флавин, странно избегая общения со мной, проснулась засветло и направилась в душ. И я, выспавшись за четыре часа, проведённые в дождливом небытие, очнулся от беспокойного сна чуть раньше и смотрел на закрытую дверь спальни, готовый в любой момент взяться за дело. А заснул я в рубашке и брюках, поэтому не нужно было тратить время на одежду.
Уловив шум воды, я вскочил с постели и ринулся в гостиную, где мисс Флавин провела свою первую ночь на Бейкер-стрит.
Диван выглядел неизменным. Даже подушки мисс Флавин расставила по своим местам после того, как свернула простынь и вместе с одеялом уместила её на стул, предназначенный для клиентов.
Покачав головой, я обнаружил то, что и предполагал найти. Свой рюкзак она опрометчиво оставила без присмотра.
Убедившись, что мисс Флавин ещё на несколько минут задержится, я поспешил исследовать содержимое рюкзака без доли стыда или отвращения. Мне доводилось прикасаться и к более неприятным иным людям вещам, потому я ничуть не боялся достать из недр рюкзака нечто удивительное или противное.
Я запомнил узлы, какими семь верёвок крепились к карабинам, незамедлительно избавился от них, отстегнул кнопку и в предвкушении раскрыл рюкзак. Громкий плеск воды успокоил меня, и я приступил к осторожному исследованию.
Сперва мне попалась на глаза довольно внушительного размера книга в дряхлом переплёте. Вынув её, я прочёл название:
Сборник рассказов. Ратная слава зайца, раненного Платоном.
Беды плоти, кольями споротой. Потери.
Автором этих причудливых сочетаний слов была некая Элизабет Уэнтворт. В замешательстве я листал книгу, терялся в догадках, для чего женщине в бегах потребовалась такая тяжёлая ноша. Вес рюкзака во многом зависел от веса этих бессмысленных рассказов. Без них было бы значительно легче. Но мисс Флавин, значит, находила эту книгу весьма ценной.
Я вернул её на место и наткнулся на тонкую тетрадь, на вид старую, её открывали не один раз. Но тетрадь была абсолютно пустой. Я успел было подумать о невидимых чернилах, о каком-либо другом способе ведения тайных записей, но не обнаружил ни единого воздействия на бумагу. Просто потрепанная неиспользованная тетрадь. Ещё один странный элемент.
Уже начиная терять надежду обнаружить зацепку, я продолжил упорно пробираться сквозь чистую одежду, и к своему великому ликованию наткнулся на паспорт. Выудив документ из кармана клетчатой рубашки, я нетерпеливо открыл его, и надо мной словно вмиг разверзлось небо. Прогремел жуткий, невыносимый гром, оглушивший и совершенно сбивший с толку.
– Адриана Изабелла Флавин, – в исступлении пробормотал я, готовый разорвать эту жалкую бумажонку, ни на шаг не продвинувшую меня к разоблачению гостьи.
Совладав с негодованием, я решил, что паспорт, скорее всего подделка, но, чёрт возьми, я и так не сомневался в фальшивости её имени и потому не нуждался в документальном подтверждении. Данная находка, правда, доказывала, что мисс Флавин подошла основательно к сокрытию своей личности. Это доказательство только сильнее возбуждало стремление добраться до истины.
Выяснив, что больше ничего примечательного мне не найти, я бережно уложил вещи, застегнул кнопку и с максимальной филигранностью воссоздал прежние узелки.
Теперь лишь высшие силы сумели бы выдать моё преступление. Никаких следов бурного поиска я не оставил.
Подойдя к письменному столу, я пододвинул ноутбук и широко раскрыл глаза от осознания удачи, улыбнувшейся мне незаметно, кротко. Поиски вовсе не были безуспешными. Полезным плодом явилось новое имя. Имя автора цикла рассказов, с бессмыслицей которых могла смело соперничать лишь фантазия мисс Флавин.
Я заметил, что внезапно напор воды ослаб, но не придал этому значения. Только я, полный желания разузнать всё возможное о загадочной Элизабет Уэнтворт, включил ноутбук, как из ванной комнаты послышался громкий, резкий звук. Затем настала настораживающая, жуткая тишина. Обернувшись, я предположил, что мисс Флавин рухнула без чувств.
Нехотя отложив продолжение своего расследования, я бросился к ванной. Всё-таки я не мог позволить кому-либо умереть в моём доме без разрешения. В таком случае я, по правде говоря, попросил бы человека отдаться смерти за пределами Бейкер-стрит, если бы у него были силы выбирать и отвечать на мои требования.
Я не раздумывая распахнул дверь, и обнажённая мисс Флавин, видимо, бессильно опиравшаяся на неё, в ту же секунду упала мне на руки. Из её горла вырывались глухие хрипы.
Я снова закатил глаза, предсказывая новые нелепости, и с лёгкостью подхватил мисс Флавин, не испытывая смущения от её наготы.
