***
Наконец я смог вернуться к своему прерванному расследованию. Убедившись, что мисс Флавин оставила гостиную и не притаилась за дверями в тени коридора, я немедленно приступил к делу. Элизабет Уэнтворт. Это имя, казалось бы, незначительное, случайное, прочно впилось в память и подкрепляло стремление докопаться до истины. Я отважился бы на самый отчаянный и опасный спор, не робея поставив на кон свою жизнь, ради утверждения, что автор, давший обнаруженной книге весьма необычное название, обязан вывести меня на верный путь. Обязан помочь пробиться сквозь вязкую топь выдумок мисс Флавин. Подобно книгам в кабинете майора Бэрримора, что обозначили направление мысли и подсказали код доступа к секретным материалам Баскервиля, найденный том Уэнтворт мог привести к любопытным выводам. Я набрал в поисковике это имя, и сладкое предчувствие едва ли не захватило меня целиком. Я возлагал большие надежды на госпожу Уэнтворт и не хотел потерпеть поражение, какое уже ударило по мне, когда я нашёл поддельный паспорт. Начальный этап расследования казался безуспешным до того момента, как я зацепился за это имя. Я открыл первую всплывшую страницу. Ею оказалась электронная версия некой местной газеты «Хиллс». Я принялся нетерпеливо изучать содержание и узнал следующее: Элизабет Уэнтворт – литературный псевдоним английской писательницы Джессалин Фицуильям, что родом из хмурого Девона. Она родилась 21 июля 1947 года и скончалась 12 октября 2007 года. Джессалин не удалось снискать большой славы и заслужить любовь привередливых читателей, что чуть ли не в один голос заявляли об утомительной мрачности и отсутствии внятных сюжетов тех произведений, какие увидели свет по милости наивных издателей. Возможно, они верили в запоздалый успех, который так и не грянул, а, может, Джессалин сама заплатила им кругленькую сумму, чтобы те пустили в печать её «скверную чушь». К слову, оплатить внедрение своего таланта в литературный круг она вполне могла, будучи носительницей одной из самых богатых и влиятельных фамилий Девона. Величие Фицуильямов давно погасло и смешалось с пеплом истории, но средства, оставшиеся в наследство благородными предками, обеспечили бы счастливую жизнь в достатке ещё не одного поколения. О жизни незадачливой писательницы доподлинно известно лишь то, что она являлась дипломированным химиком, три года занималась преподаванием в школе-интернате Бадминтон и после увольнения по собственной инициативе больше нигде не работала, теряла связь с обществом. Она писала книги, не покидая старинную фамильную усадьбу, и, поговаривают, слишком много времени проводила в лаборатории, устроенной в нескольких комнатах нежилого и самого холодного крыла дома. Чем там занималась Джессалин? Можно только гадать, и именно множество догадок и легенд составляют её биографию. Основания для разгула фантазии отыскать нетрудно: затворническое существование, странные рассказы и лечение в психиатрической больнице за месяц до смерти. Впрочем, многие женщины рода Фицуильям умирали в подобных заведениях для душевнобольных, оставляя следствие в недоумении. Мы не можем ручаться за достоверность данного сведения, но некто из больничных служащих сообщал, что Джессалин страдала от одержимости навязчивыми идеями. Её мучили галлюцинации, но сама же она называла невидимые другим людям объекты явлениями, которые нисколько не противоречили реальности и здравому смыслу. Джессалин объясняла это тем, что окружающий мир полон вещей, недоступных всем поголовно. Эти едва уловимые вещи было трудно описать и понять. И именно здесь начинают разрастаться позорные сплетни и сказочные легенды. Одни всерьёз полагали, что Джессалин была современным воплощением средневековой ведьмы, другие выступали за объективную трактовку её галлюцинаций и мании, какие можно было объяснить злокачественной опухолью затылочной части головного мозга, что ускорила кончину Джессалин. Было бы нечестно уделять много внимания скандалам и пересудам, но для всех, знавших Джессалин Фицуильям или не подозревавших о ней ничего, она останется странной, мрачной загадкой, о которой в унылом доме в глуши Дартмура предпочитают молчать.Лорен Финли.
Прочитав эту статью, я бросился открывать другие страницы, хотел глубже изучить историю писательницы, но вскоре мой пыл затушило жестокое огорчение. Информация, добытая после часа упорного поиска, оказалась скудной и жалкой, разбавленной фантазиями копией первоисточника, пересказом статьи. Да и сам первоисточник не в полной мере удовлетворил любопытство и нёс в себе неутешительную долю пользы. Отбрасывая домыслы суеверных идиотов и искателей сенсаций, я мог составить лишь расплывчатый образ больной женщины, чьё творчество обернулось напрасной тратой времени, а жизнь – чередой явных неудач и непонимания со стороны общества. Опухоль раскрывала природу галлюцинаций, какие Джессалин воспринимала за полноправный элемент реального мира. И это, пожалуй, всё, что не подвергалось сомнениям. К статье прилагалась чёрно-белая фотография, на которой была запечатлена молодая Джессалин, но её хмуро сдвинутые брови, глубоко посаженные тёмные глаза и отсутствовавшая улыбка крепко убеждали в растущем желании спрятаться от посторонних взглядов, найти безопасный приют в одиночестве. Я внимательно рассматривал фотографию, и вдруг вспыхнула мысль о загубленной дурью юности. Вероятно, Джессалин имела большие перспективы в науке, но решила посвятить себя писательству. Это занятие принесло одни разочарования и прибавило яда к тому, что был дан с рождения и медленно отравлял её разум. Думая об одинокой, отвергнутой женщине, я не забыл, зачем вообще попытался разгадать её личность. Мисс Флавин сбежала из дома, и багаж её невелик, но представлял собой самое ценное и важное, без чего она не посмела бы уйти. И книга госпожи Фицуильям далеко не случайным образом угодила в рюкзак. Выжимая из полученных сведений статьи всевозможную пользу до последней капли, я наткнулся на занимательное сходство в симптомах Джессалин и мисс Флавин. Обе женщины верили в некую исключительную способность распознавать там, где простые смертные ничего не видят, особые объекты. Будь то призраки, демоны или иные персонажи соответствующих жанров. Я не знал, что представало перед глазами Джессалин, но мисс Флавин весьма убедительно изображала жертву, в чьё тело без спроса вторглось зло. И этим злом оказалось привидение, разгуливающее в непосредственной близости со мной. И если слова о запахах марихуаны и алкоголя имели хоть какой-то смысл и связь с жизнью, то упоминание о призраке не находило ни единого доказательства. Неужели мисс Флавин сочла судьбу Джессалин схожей с собственной и так прониклась её трагедией, что решила почтить память почившей писательницы чтением странно названной книги? Вне всяких сомнений, она знала о её печальной участи, но если бы я стал выстраивать версии, пояснявшие очередную прихоть незваной гостьи, то непременно зашёл бы в тупик. Недостаток информации на сей раз сработал против меня и едва приоткрыл завесу тайны, потому я был не в силах высмотреть что-либо внятное. Имя Элизабет Уэнтворт поспособствовало раздражительной путанице мыслей, в которых две женщины истязали мой звеневший от напряжения разум. Они превратились в две неизвестных самого абсурдного, немыслимого уравнения. И стремление выразить одну переменную через другую никак не приводило к равенству, а только сводило попытки к краху. И Джессалин, и мисс Флавин не испытывали нехватки денег, обе обладали богатым воображением, и эти внезапные пересечения судеб вызвали во мне бессильную злость. Я беспомощно барахтался в предрассудках и подозрениях, чувствовал, что близок к желаемому ответу, но для победной догадки недоставало фактов. Несчастная писательница и мисс Флавин были связаны друг с другом, но подтвердить это не мог никак. Более того, перспектива движения расследования в сторону Дартмура с его странностями и наркотиками, распылёнными в тумане, ни капли не радовала. Я захлопнул ноутбук, и меня посетила мысль: а не обратиться ли за помощью к брату? Я сумел бы преодолеть град расспросов и заставить его снабдить меня исчерпывающей биографией Джессалин, но стоило ли? Имела ли она решающее значение? Я мог подкинуть ему для исследования и имя мисс Флавин, но вряд ли человек, пусть и живущий или существовавший когда-то под таким именем, обладал бы ценностью. Решаясь втянуть в это дело Майкрофта, я вдруг отказался от затеи раскрывать ему круг своих нынешних интересов. Что бы я ни выдумал в оправдание, он с лёгкостью раскусил бы самый искусный обман и усугубил бы и без того сложное положение. Вероятно, Майкрофт послужил бы мне, но в своё время. Начало расследования можно было запросто испортить, бездумно определяя дальнейшие действия и вмешивая посторонние лица, какие не прочь везде совать свой длинный нос. Я вернулся к тому, что поразило меня ранним утром: терзаемый жаждой отыскать ответы, я был способен пока только спрашивать, и с каждым вопросом во мне росло негодование. Мисс Флавин не могла не просчитаться. Уверенность должна была ослепить её хоть на мгновение и подтолкнуть к незаметной промашке, что ускорила бы разоблачение. Однако я так и не разглядел подсказки. Но и не списывал свои неудачи на слабость, что стала вдруг неожиданным препятствием…***
Вечером, после шести часов, на Бейкер-стрит заглянул Джон Ватсон. Человек, возникший в моей жизни по велению случая, которому я, вероятно, обязан быть благодарен. Джон привык спасать чужие жизни и вряд ли когда-либо предполагал, что, спасение моей могло иметь такие непредсказуемые и необычные последствия, связавшие нас особенной дружбой. Новизна чувств, что потихоньку вспыхивали, прорывались, как звёзды сквозь облака ночного неба, меня и радовала, и настораживала. Я терялся в тех непроходимых дебрях, какими поросла моя твёрдая и холодная душа, зажатая тисками с давних пор. Я терялся, пытаясь нащупать то живое биение, которое Джон называл чувствами. С определённого момента моей жизни всякие чувства, что захватывали власть и превращали человека в глупую марионетку, вызывали у меня отвращение. Но, как оказалось, я был не менее подвластен эмоциям, чем иные люди, с той лишь разницей, что я своевременно их обуздал, превратил в податливое средство, пользоваться которым приходилось крайне редко. Но появление Джона внесло изменения в мои крепкие, почти нерушимые убеждения… Однако тогда Джон своим визитом поставил меня перед выбором: выложить правду о женщине, осквернившей дом своим присутствием, или начать лгать в надежде, что мисс Флавин охотно поддержит. Естественно, надежда пропала бы впустую, и ложь намекнула бы мисс Флавин на тот возмутительный факт, будто я остерегаюсь сверхъестественной правды, а, значит, боюсь её и признаю. Поэтому даже намёком на несуществующее, мерзкое чувство я не стал тешить мисс Флавин, пробуждать её гаснувшее превосходство. Кроме того, я хотел оттянуть её встречу с Джоном, а, в лучшем случае, вообще не подпускать мисс Флавин к людям, знакомым со мной, но, увы, это было невозможно. Едва за Джоном захлопнулась входная дверь, мисс Флавин, нисколько не опасаясь наткнуться вдруг на брата в коридоре, неожиданно получившего доступ в квартиру, выскочила из кухни миссис Хадсон и вбежала вверх по лестнице в гостиную, опередив Джона. Она с абсолютно непроницаемым лицом присела на диван в терпеливом ожидании, и я, в отместку за такой нежелательный поворот в развитии событий, решил выразить недовольство способом, что отличался от насилия и разрушения. Однако возмущение, подкрепленное поиском истины, во мне вскипело до такой критической точки, что я лишь чудом сдерживал настойчивое желание что-нибудь раскромсать в клочья. Если мой друг незримыми усилиями обнаруживал в глубине моего сердца чувства светлые и невинные, то мисс Флавин нечаянно выдёргивала наружу самые мерзкие, жгучие, какие скорее роднили меня с диким зверем. Настырность этой женщины вытряхивала из меня всякое уважение и терпение. Я говорил, что достаточно властвовал над чувствами, чтобы исключить убытки от их пагубного воздействия. Но мисс Флавин будто отметала прочь эту власть и принуждала ощущать весь вес ущерба, какой беспощадно наносили копившаяся злость и сдерживаемое отвращение. Для человека, обуздавшего пыл эмоций, я оказался чересчур подвержен теплящемуся гневу. Он обращался сокрушительным пламенем каждый раз, когда мисс Флавин несла чепуху и становилась назойливой в своих утверждениях. И я был на удивление бессилен, потому верное толкование странного резонанса пришло на ум гораздо позднее. Я сидел в кресле, Джон застыл посреди гостиной, виновница смятения никак не выдавала предвкушения внести хаос в чужие мысли. Места заняты, свет приглушён, действо завертелось. – Джон, познакомься, – я брезгливо махнул рукой в её сторону, – мисс Адриана Изабелла Флавин, как она сама решила называть себя. Ясновидящая, экстрасенс, говорящая с призраками – выбери род деятельности по вкусу, примерно так она окрестила себя. – Простите? – настолько озадаченного Джона мне давно не приходилось видеть. В глазах его я рассмотрел искорки интереса, разожжённого презрением, что сквозило в моих словах. Он догадывался, что люди, к которым я питал откровенную неприязнь, должны были как-то заслужить такую скверную удачу. – Мистер Холмс вовсе не шутит, – холодно реагируя на мой выпад, обратилась она к Джону. Он с недоумением изучал её и обдумывал невероятные причины, что объяснили бы внезапное появление женщины на Бейкер-стрит. На простую клиентку мисс Флавин не была похожа. – Однако мне не нравится ни одно из определений. Я объединяю весь спектр своих способностей в одно ёмкое слово – дар. – Одарённая, – прибавил я к предыдущему списку. – Рад знакомству, мисс Флавин, – скорее из вежливости произнёс Джон, потому что не было оснований для истинной радости, он по-прежнему жаждал разъяснений. – Но, боюсь, вы меня только запутали. – Это одна из тех сфер, где мисс Флавин достигла особых успехов. Создание путаницы, видимо, хобби нашей талантливой гостьи, – сардонически усмехнулся я, глядя, как мышцы её лица окаменели от невыносимого усилия сохранять спокойствие. – Пока мистер Холмс несёт всякую чушь, – вот уж нет. Вместо неё исполнять нелепую роль того, кто практически непрерывно нёс чепуху, не было нужды, но мисс Флавин резко обозначила мои слова именно так, – позвольте я вам всё расскажу. Понимаете, мистер Ватсон, женщин из нашей семьи рано или поздно посещают ужасные видения о грядущей смерти, что обязательно настигает спустя три месяца, – мисс Флавин не поленилась раздавить опешившего Джона всем тем, что довелось уже услышать мне и миссис Хадсон. – Поэтому я решила прожить оставшееся время рядом с будущим убийцей, который, как нельзя кстати, поможет направить дар во благо. – Ясно, – еле выдавил потрясённый Джон. Выражение его лица красноречиво упрекало в том, что не стоило быть настолько безжалостной с неподготовленным разумом в своих причудливых историях. – Хотите сказать, вы действительно обладаете подобным... Могуществом? – О, что вы, никакое это не могущество. Небольшое отклонение от обыденного представления о человеческих возможностях, ведь границы весьма относительны. Мистер Холмс великолепный детектив, его наблюдательность бесподобна, а мозг – поразительное вместилище разносортной информации, – мисс Флавин вдруг похвалила меня так естественно, если бы восхищалась мной, пусть и тайно. Она не спускала сосредоточенного взгляда с Джона с тем же неявным напряжением, с каким я удерживал взгляд на окне спальни, чтобы ненароком не посмотреть на мисс Флавин. Это настораживало. – Он вычисляет, опираясь на внешние признаки и имеющиеся факты, а я прихожу к тем же выводам, проникая вглубь человеческого сознания, чувствуя память места. – Шерлок, о чём она говорит? – Джон будто на время потерял способность понимать английскую речь и бросал на меня недоумённые взгляды, требуя немедленно внести ясность. – Мисс Флавин пытается внушить тебе веру в то, что нормальному человеку покажется в лучшем случае сказкой, – я высмотрел безобидную ярость в её глазах, означавшую отчаянную решимость, за которой мог последовать известный мне ход. – Но, подожди, держу пари, пришло время второго акта вздорной пьесы. Я был знаком с тактикой мисс Флавин: сначала она ошеломляла невообразимым рассказом, а затем автоматную очередь фактов из жизни собеседника выдавала за бесспорное доказательство. Возможно, за утренним чаем она и с миссис Хадсон провела повторную процедуру. Заручилась доверием той после какой-нибудь незатейливой проверки, пройденной с блеском. – Мистер Ватсон, остановите меня, когда посчитаете нужным, – она резко замолкла, задержала бесстрастный взгляд на лбу Джона и монотонно заговорила, иногда делая короткие паузы, будто вчитываясь в невнятно написанный текст. – Вы служили в Афганистане, пережили ранение… О, вы собираетесь жениться на женщине по имени… Хм, интересно, вы даже не знаете, как её зовут? – Как это не знаю? Мэри Морстен, – растерянно сказал Джон, в первые секунды не находя подозрительным течение мысли мисс Флавин. – Мэри Морстен? – она сощурилась с недоверием. – Ах да, прошу прощения, не разглядела. – Шерлок, ты ей всё рассказал? – Джон теперь выглядел возмущенным догадкой о том, будто за его спиной я вздумал сплетничать и подробно разбирать с кем-либо его печали и радости. – Был ли смысл обсуждать тебя с едва вменяемой незнакомкой? – убедил я Джона в том, что не имел никакого отношения к тем знаниям, которыми обладала мисс Флавин и без стеснения ими делилась. – Мистер Холмс, я делаю вид, что не замечаю ваши беспардонные уколы, но знайте же меру, – самообладание мисс Флавин было хрупким и почти сыпалось, когда она скрывала обиду за стремлением напомнить мне о приличиях и такте. Таким образом я выяснил, что жестокое пренебрежение её ранило острее обыкновенного безразличия. – Что вас не устраивает? Я ведь сказал «едва вменяемой», следовательно, я вполне сохранил ту часть ума, которая у вас осталась. – Святые угодники, – мисс Флавин шумно вздохнула и вновь заговорила с Джоном, казалось, опасавшимся услышать от неё что-либо ещё. – Мистер Ватсон, ваш добрый друг имел в виду, что познакомились мы только вчера, и те разговоры, происходившие между нами, вас не касались. Я лишь единожды упомянула вас, разболтав секрет насчёт того таксиста, виновного в череде самоубийств… – Либо вы оба надо мной смеётесь, либо… – не дав ей договорить, начал Джон, и я заметил, что он, обуреваемый сомнениями, невольно поддавался дурному влиянию мисс Флавин и готов был поверить, хоть и вера эта ему не нравилась. – Но разве такое возможно? Немыслимо. – Браво, Джон! – я хлопнул в ладоши, подстрекая его цепляться за здравый смысл и не отпускать сомнения. – Мисс Флавин, вы напрасно старались. – Решайте сами, мистер Ватсон. Я здесь поселилась не для того, чтобы расходовать силы на борьбу со скептиками. Я думала, если бы мистер Холмс поверил мне и оценил возможности дара, то так стало бы легче работать и проще уживаться. Однако гениальный детектив счёл куда более важным изображать ищейку, взявшую след, и кинулся выискивать правду обо мне. Мне действительно при рождении было дано иное имя, но оно не должно привлекать столько интереса. Я удивлённо взглянул на неё. Мисс Флавин вдруг открыто признала, что представилась чужим именем. – Но согласитесь, справедливо же так поступать, – возразил Джон, начинавший рассуждать трезво. – Нельзя всё принимать за чистую монету. – Я не желаю вам зла, хотя вполне могла его ненароком навлечь. – Мисс Флавин, – с деланной улыбкой обратился я, – приступив к поиску, я меньше всего полагал обнаружить в вас серьёзную опасность. Вы можете оказаться пешкой, но источником зла – ни за что. – Ох, я вернусь в вашу постель, если не возражаете, – мисс Флавин нахмурилась и потёрла виски. – Головная боль меня ужасно мучает, чай не помог. Вы наверняка пришли поговорить, мистер Ватсон, а мне сейчас бесполезно здесь находиться. – У вас очень измождённый вид. Вы больны? – оправившись окончательно от потрясения, Джон вспомнил, что он врач. – Медицинская помощь не требуется, спасибо за беспокойство, – она вяло отмахнулась и поднялась с дивана. Настроенный обороняться от каждых её высказываний, я не сразу заметил, насколько неизвестные муки и голод обезобразили мисс Флавин. Её лицо стало почти бескровным, тело страшно исхудало, и неровный свет жёлтых ламп лишь невыгодно подчёркивал заострившиеся скулы, подбородок и тонкую шею. Мисс Флавин, следуя идее об очищении, попросту высыхала с чудовищной скоростью. – Тогда я вам настоятельно советую прилечь. Шерлок не сгонит вас с постели. – Но она замечательно помещается и на диване, в конце концов, за него и внесена плата, – запротестовал я, поражаясь тому, как быстро забота о чужом здоровье одолела в Джоне сомнения и негодование. – Не спорь, – возразил он. – Проходите, мисс Флавин, я попрошу у миссис Хадсон что-нибудь поесть для вас. – Нет! – об обряде очищения гостья намеренно умолчала, поэтому внезапный приём пищи, какую Джон затолкает даже насильно, обернулся близящейся пыткой. – Не нужно никакой еды. – Разве? Я смотрю на вас и не понимаю, чем же питается ваш организм, кроме себя самого. Джон направился вниз по лестнице, а мисс Флавин, уязвлённая и притихшая, поплелась к спальне неуловимыми слухом шагами. Белая мешковатая кофта висела на ней, как на вешалке, а чёрная юбка обнажала худые ноги, что едва сгибались в коленном суставе, а мышцы казались безнадёжно иссохшими. Когда Джон ушёл, она будто бы вмиг обрела все признаки истощённого и заморенного голодом человека, чей вес каким-то чудом превосходил массу ничтожной пылинки, гонимой ветрами. Я наблюдал, как постепенно её движения замедлялись, она подозрительно покачивалась, из последних сил удерживая шаткое равновесие и ясность сознания. Не дав мисс Флавин рассечь череп о дверной косяк, я бросился к ней и вновь поймал, обратив внимание на её пугающую лёгкость. – Нет, не вздумайте. Я вам запрещаю, мисс Флавин. Выйдите вон на улицу и там падайте в своё удовольствие, – осторожно держа её за костлявые плечи, говорил я, пытаясь скрыть тревогу, коварно закравшуюся в душу. – Вытащите его из меня, Шерлок, – вцепившись в мою ладонь и вонзая ногти в кожу, взмолилась она. Глаза мисс Флавин затуманились, голос охрип. – Пожалуйста… Я ошиблась, – язык заплетался, слова становились неразборчивыми, но обморок почти не грозил ей. – Я не понимаю. Что вы хотите? – недоумевал я, терпя острую боль в поражённой ладони. – Эта тварь никак не отпускает. – Что я могу сделать? Мисс Флавин, вы решили окончательно меня извести? – её безумная просьба вызвала крайнее замешательство, и я вновь допустил мысль, а не свихнулась ли гостья, не апогей ли её сумасшествия мне приходится видеть. Беда, волновавшая мисс Флавин, не объясняла очередной припадок, а лишь наводила на домысел о прогрессирующем помешательстве. О побочном эффекте веры, что твёрдо укоренилась и высасывала силы из её ослабевшего разума. – Шерлок, это невыносимо… – Вот, тёплый бульон, картофель и немного мяса, – поднимаясь по ступеням, бодро говорил Джон, а увидев мисс Флавин на моих руках, хотел было швырнуть поднос в сторону и кинуться на помощь. Но вовремя осознал отсутствие в том особой необходимости и подскочил к нам, едва не расплескав бульон. – Мисс Флавин, вы и теперь скажете, что всё в порядке? – Вы ничем не поможете, доктор Ватсон, – небрежно пролепетала она, приникнув головой к моей груди. На крохотную долю секунды я ощутил укол жалости, но этого было мало, чтобы затушить раздражение и растерянность. Её бледные губы шевелились в глухом шептании. – Если, конечно, вы не вскроете меня и не вытянете тварь наружу вместе с внутренностями.