***
Призываю вас отнестись к следующим событиям с особой серьёзностью, какой недоставало мне в то мрачное, непредсказуемое время. Течение жизни, обезображенное появлением мисс Флавин, безжалостно вдалбливало в голову немыслимые вещи, раздирало в клочья закостеневшую уверенность. Я боролся с нелепостями, что затуманивали разум, не мог позволить ловушке захлопнуться и отнять шанс остаться свободным от плена иллюзий. Раньше мне доводилось сталкиваться с необъяснимыми случайностями, и не всякие причуды жизни в конечном счёте оставались неразгаданными: все разорванные нити сцеплялись вновь, ложь рассеивалась, стирались краски безумия... Но никогда прежде внутренний голос чуть ли не бил меня по затылку, призывая переступить через себя. Сделать то, чего бы в обычных обстоятельствах я делать не стал. Порой приходится признавать досадную победу того, что решительно отвергал. Считаете, я поверил в сверхъестественную природу бедствия семьи мисс Флавин, беспомощно капитулировал? Если ваш ответ положителен, то вы, должно быть, уязвимы для опасного внушения и склонны менять свою точку зрения под грамотным давлением, и вас бы она наверняка убедила даже в существовании марсиан. Я не скрою: теперь, заново переживая те невероятные дни, я злюсь на себя за медлительность, самоуверенность, ставшую причиной многих неудобств, какие можно было избежать, услышь я в забавных словах мисс Флавин то, чему стоило верить. Я не признал дар, но столкнулся с неприятностями. Беспечно открыл им путь, а она до последнего сдерживала их чудовищный напор. Потому я советую быть внимательнее и не слепнуть от железной уверенности в том, что вы непременно окажетесь правы. Конечно же, я не так часто ошибался, но этот случай научил меня видеть иначе. А послушным учеником я не был никогда. Опасность оповестила о своём вторжении той же ночью. Я, не забывая о расследовании личности мисс Флавин, сидел за столом в гостиной и мучился от поиска полезной информации о Лорен Финли, журналистке, по моему мнению, знавшей о Джессалин Фицуильям гораздо больше, чем указано в статье. Или же она могла подсказать адреса источников, способных прояснить туманный образ разгадки. Я выяснил, что Лорен неизменно служила процветанию газеты «Хиллс», освещавшей жизнь Девона в сетях тёмных тайн. Уставившись в монитор ноутбука, собирая важные сведения и отметая мусор, я с трудом укрепил желание вновь ступить на землю, знатно удобренную людской глупостью и взрастившую разносортные мифы – препятствие логике. Я был погружён в работу и не сразу заметил движение в полумраке гостиной: я оставил включёнными лишь лунную лампу и изогнутый белый торшер в углу, а прочие светильники погасил. Оторвавшись от монитора, я увидел хрупкую фигуру мисс Флавин, облачённую в длинную светло-синюю сорочку, а скудный свет вновь грубо вырисовывал её худобу: заострённые плечи, осунувшееся лицо с застывшим выражением муки. Неестественная бледность обретала более пугающий оттенок, напоминая призрачное свечение. Гостья бросила подушку на диван и затем легла, скривившись от боли. Она так осторожно устроилась, будто боялась каждого движения и вдоха. – Я нашла в шкафу чистое белье, – произносила мисс Флавин, с трудом вынимая звуки из горла, – и сменила старое. Вдруг вы решите, что я осквернила не только квартиру, но и вашу постель. Плата внесена за гостиную, а не за спальню знаменитого детектива. – Вы предугадываете мои обвинения, – усмехнулся я, захлопнув ноутбук. Время неумолимо отсчитывало секунды до двух часов ночи, и я посчитал, что собрал достаточно данных, добытых в течение плодотворного поиска. Потому я снова сосредоточил внимание на мисс Флавин. Она отвернулась от меня, хрипло вдыхая воздух. Жалость смягчила раздражение и сгладила неприязнь. – Я готов обменять такую честность на откровенный ночной разговор, если вам это не в тягость. – Вы что-то хотите спросить, мистер Холмс? – она старалась выстраивать речь громко и ясно, и тогда я поднялся, подвинул стул ближе к дивану, чтобы беседа не казалась ей пыткой. Даже беспримерная слабость, неизвестная сила, высасывающая последние соки, не могла побороть в ней стремление унять предательское любопытство, которого я опасался, но какое затаил после вечернего происшествия. Я не знал, был ли особый смысл проявлять интерес к крепко вросшим в её сознание фантазиям, стоило ли уточнять детали. Но если бы моё смягчённое презрение заглушило её угнетающую тоску, я бы согласился изобразить сдержанный интерес, притвориться внимательным и сочувствующим собеседником. И вовсе не бесконечный поток советов Джона заставил меня слегка перемениться. Я не мог продолжать истязать словами уже сломленную, разбитую женщину на грани помешательства, пусть и крупицы её ума ещё не отказали. Для продолжения такого полюбившегося мне занятия, отвлекающего от скуки, необходима была мисс Флавин, которая умела отражать удары, а не забиваться в угол и зарастать тенями отчаяния. Отличаясь временами безразличием к чужим переживаниям, принимая чувства за скверное оружие и напрасную трату сил, я не мог допустить такую отвратительную низость. Не мог причинять ей боль. Этим неожиданным выводом я определённо бы удивил Джона, ведь он наверняка вернулся к Мэри с твёрдой уверенностью в том, что я безжалостный стервятник. И, возможно, в чём-то он был прав. Если бы мисс Флавин не была так измучена и поэтому особенно чувствительна к любым попыткам высмеять её и обвинить в расстройстве мысли, я бы высмеял и осудил. Примите же невольную уступку за феноменальное милосердие и наблюдайте, на какой путь вывело это внезапное снисхождение. – Вы сказали, что ошиблись. И в чём же? – Вовсе не призрак засел внутри, а нечто более страшное и непредсказуемое, – повернувшись на спину, ответила она и устремила пустой взгляд в потолок. Мягкий, неверный свет вытаскивал из тени её тонущие во мраке черты, и я предпочёл бы не смотреть на хрипевшую гостью, не давать искрам сострадания разгореться и завладеть мной. Я не хотел проиграть чувствам, что в последние годы упрямо прорастали в благоприятных для них и странных для меня условиях. Стремились пустить корни в молчаливое, спокойное сердце. – Я слушаю. Мисс Флавин устало вздохнула и приступила к подробному рассказу, а я наклонился вперёд, чтобы разобрать её глухой шёпот: – В нашей семье их называют хищниками. Это изначально безобидные и бесформенные существа, рождаемые самыми мощными вспышками эмоций, в основном негативных. Душа отторгает отрицательные сгустки энергии, и они постепенно уплотняются и отслаиваются. Таким образом, человеческая душа – превосходнейший податливый материал, как глина, из неё можно сотворить добро, а можно вылепить безобразное зло, – мисс Флавин остановилась, переводя дух, и строго заглянула мне прямо в глаза. – Гнев, зависть, алчность, похоть, гордыня, чревоугодие, лень – смертные грехи в христианской религии не только из-за того, что лишают душу спасения. Они вместе со злостью, ненавистью и другими яростными порывами разлагают живую душу, мистер Холмс. Растаскивают на куски. Хищники – частички вашего естества, насыщаются и покидают вас, бродят в пространстве, как неприкаянные. А появляются и агрессивные, начинающие охоту, находящие способ вселиться в человека. Они либо срастаются с поражённой душой, либо пожирают её. Превращают нас в чудовищ, уничтожают свет и вытаскивают наружу всё самое омерзительное, что таит в себе человек. – Семь смертных грехов… – повторил я и прищурился, нащупав след очередного абсурда. – Вы верующая? – Отчасти. Однажды я примкнула к лютеранству, хоть и не предана вере... Должно быть, знаете, это одно из течений протестантизма, а за те идеи мои предки горели на кострах, – проговорила мисс Флавин с отвращением к виновным в жестоких казнях протестантов в далёкие времена раскола и кровопролитий, которые я считал апогеем людского фанатизма и служения собственным вздорным выдумкам. – Что ж, – я пожелал отбросить тему, если она так остро задевала мисс Флавин и разжигала в ней пламя потухших костров, безутешную скорбь, отвлекающую от главного вопроса. – Мне можно быть спокойным. Люди уверены: ни сердца, ни души у меня нет. – Неправда. Хищник откололся от вашей души и нагло пытается мной управлять, – мисс Флавин на миг зажмурилась, прижала ладонь к груди, словно кто-то на самом деле грыз её внутренности. – Значит, он голоден? – И голоден, и невыразимо озлоблен. Вы однажды испытывали глубокую ярость, откусившую кусок от вашей немой, почти неподвижной, холодной, но души. И этот освободившийся кусок, как я уже отметила, был бесформенным, но ему удалось отразить облик того человека, который вызвал эту ядовитую смесь эмоций, – мисс Флавин коварно ухмыльнулась от желания досадить мне. – Джеймс Мориарти, верно? Злодей-консультант, затеявший большую игру и покинувший сцену с уверенностью в вашем неминуемом поражении, – она прокашлялась и продолжила. Улыбка стёрлась с её измождённого лица. – Хищник не просто жаждет отведать моей души, он окреп настолько, что, боюсь, оказался вполне способен вышвырнуть меня и таким образом обрести жизнь в новом теле. А вы надеялись больше не услышать имя Мориарти. – Мисс Флавин, – сдержанно начал я, ощущая, как терпение, запасы которого я я наивно преувеличил, начинало трещать и лопаться, – я вновь старался уделить вам немного внимания, в каком вы нуждались, страдая от страсти захламить свежие головы бредом, и, знаете, я даже почти перестал сожалеть об этом. Но напрасно. Вы обязательно переступаете границы разумного и находите, чем меня взбесить. Сначала призрак Мориарти, теперь же ошмёток моей души с его лицом… Это становится невыносимым. – Мистер Холмс, я всего лишь честно отвечаю на ваши вопросы и не стану просить прощения за слова, что вам не угодили. – Я, видимо, переоценил вас, если полагал услышать что-либо, кроме проделок богатого и больного воображения, – я встал со стула и собрался уйти в спальню, где сон избавил бы меня от раздражения. Мисс Флавин осмелилась собрать воедино столько господствующих заблуждений, таких как материальность души, религия, мистические кровожадные существа, что я предчувствовал приступ тошноты от переизбытка бреда. – В таком случае, забудьте наш разговор, – хмуро проговорила она и отвернулась, проглотив возражение, чтобы сберечь остатки сил и не тратить их на спор. Я сделал два шага и замер посреди гостиной, словно мисс Флавин вцепилась в меня невидимым гарпуном и заставила остановиться, вторглась в мысли и вырвала следующие снисходительные слова, какие не произнёс бы и под дулом пистолета: – Мисс Флавин, – позвал я, кривясь от неестественной мягкости собственного голоса. Последовало молчание. В гостиной воцарилась внезапная, тревожная тишина, прерываемая её шумным дыханием. – Вы же не спите и не надеетесь успешно притвориться спящей. Давайте ненадолго допустим, что разум прогнулся под вашим настойчивым давлением, а я проложил по его останкам путь всем вашим бредням и поверил в хищника. Как вы станете изгонять его? – я решил убедиться, так ли глубоки были её смелые фантазии, чтобы безнадёжная заражённость этим недугом всей несчастной семьёй не поддавалась сомнениям. Либо я нечаянно подхватил заразу и незаметно лишался рассудка, вздумав возобновить беседу. – Я не могу понять, мистер Холмс, – не поворачивая лица, прошептала мисс Флавин, – ради чего вы затеяли мучить меня расспросами? К чему этот отвратительно-доброжелательный тон? Я отвечу, вы подавитесь от смеха, а мне необходима помощь. Не притворство и сарказм. – Какая помощь? – спросил я, обдумывая ещё одно объяснение моему странному упорству. В детстве я не любил сказки, но был охвачен забавной и глупой мечтой стать пиратом. Спустя годы я взглянул на тающую мечту под другим углом и назвал её своим жутким изъяном. Наверно, с тех пор я и начал переделывать себя, отсекая ненужное, затягивая швы. А мисс Флавин, может, мечтала обладать неподвластной пониманию силой, разыгрывала из себя ясновидящую и настолько сильно вжилась в эту роль, что и теперь в зеркале видела не взрослую женщину, а объятого грёзами ребёнка? И мог ли я вдруг проникнуться жалостью, попасться на крючок и не хотел оставаться в неведении, подобно маленькому ребёнку, что отказывался заснуть, не узнав у матери финал затянувшейся сказки? Чем дольше я пытался подобрать объяснение, тем основательней крепчало стремление просто подчиняться вспыхнувшему порыву и не мараться об унизительные предположения. – Я слишком ослабла, чтобы подавить его мощное влияние, потому должна умереть. Иначе хищника не вытравить, – удивительно спокойно заключила мисс Флавин, и я в недоумении уставился на её сжавшуюся фигуру, точно сломанную пополам. Сквозь тонкую ткань сорочки проступала линии позвоночника и острых лопаток. – Что вы сказали? – я стремительно подошёл к дивану, надеясь, что ослышался. – Умереть, мистер Холмс, – загадочно повторила она, перевернулась и вонзила в меня рассеянный взгляд. Зрение, очевидно, оправилось от последствий невидимой борьбы, но я не сомневался, что ясно различать мисс Флавин могла лишь мои очертания. – Но, правильней будет выразиться, не встретить необратимый конец, а пережить клиническую смерть. Знаете, когда паразитический червь проделывает в вас отверстие, есть смысл погрузиться в воду, чтобы лишить его кислорода в случае, если паразит сохраняет связь с внешней средой. Так и здесь хищник пробрался внутрь, но я не позволяю ему полностью занять место души, и он, грубо говоря, задыхается, испытывает нужду высовываться наружу. На момент клинической смерти человек и не жив, и не мёртв, а хищник, жаждущий обрести жизнь, боится застрять в мёртвом теле. – Получается, трупы для него бесполезны? – я удивился скорее своему вопросу, чем выданной информации. Страшнее бреда спонтанного, беспорядочного, был бред продуманный, подробный. Деятельные безумцы отличались беспощадностью, представляли непредсказуемую угрозу, готовые вырезать из окружавшего мира картину, соответствующую их извращённому видению, а всё лишнее отбрасывали и давили. И мне тогда казалось, что на Бейкер-стрит нагрянул именно деятельный безумец, а я предлагал ему простор для действий, отталкивал мысли о своём бессилии и верил, что полностью контролировал ситуацию. – Существует один непреложный закон, господин детектив: мёртвые не оживляют мёртвое, они тяготеют к тем, чьи сердца ещё бьются. Хищник существует вне подчинения власти жизни и смерти, вне времени. И он способен сотворить непоправимое, сделав меня своим орудием. Это чревато серьёзными последствиями, и я готова пожертвовать собой, чтобы отнять у хищника такую возможность. Второй раз он вряд ли сумеет самостоятельно вселиться в человека. – Вы говорили, что я застрелю вас через три месяца, – оборвал я долгое разъяснение. – Неужели вы исчерпали терпение и решили сократить свои дни? – Не обольщайтесь, не ваши попытки выглядеть умником заколачивают мой гроб, а обстоятельства, удручающие и бесконтрольные, – ворчливым тоном отметила мисс Флавин и, с трудом оторвавшись от мягкой подушки, села. – Однако если вы не прислушаетесь и не окажете ценную услугу, совсем скоро вам действительно придётся прервать мою жизнь. Иначе вы будете повинны в преступлении более ужасном, чем убийство. Конечно, я могла бы спрыгнуть с крыши Бартса, но суицидальные наклонности мне не свойственны, потому я надеюсь избавиться от хищника и выжить, если повезёт. – Хм, дайте подумать… – я сделал вывод из всего, что нагло терзало мой слух и отвергалось мозгом. – Я правильно понял, что должен утопить вас, чтобы паразит выглянул подышать, угодил в западню? В этом заключается помощь? – В освещённой крестом предельно холодной воде, – уточнила мисс Флавин с улыбкой, означавшей предвкушение моего согласия. – Интересно, когда вы прекратите превосходить себя в собственном абсурде? – я резко встал перед ней на колени и вцепился в её почти невесомые руки. Я, едва ли не готовый разорвать на куски эту сумасшедшую, не сомневался, что мой взгляд сверкал недовольством. Лютая злость, возникшая против воли, из неоткуда, вновь опалила меня, словно выжигала на сердце яростные слова, какие я грозно произносил. Мисс Флавин вздрогнула и в изумлении приподняла брови. Но не мелькнуло ни тени испуга в её полуслепых насмешливых глазах. – Я не собираюсь выполнять эти бессмысленные указания вовсе не из страха за вашу жизнь, судя по тому, что вы её сквернейшим образом бережёте, она для вас не важна. Мне омерзительно дурное свойство вашего мышления! Не волнуйтесь, человечество не обнищает от потери такого необычного представителя вида, но советую выбрать другого палача. – Громкость и враждебность вашего голоса усиливаются в такт учащённому пульсу, детектив, – склонив голову, едва державшуюся на худой шее, прошептала мисс Флавин и улыбнулась задумчиво и хмуро. Я, ощущая, что жаркий пыл злости погас, опустил на мгновение взгляд: мисс Флавин обвила пальцами моё запястье. – Сейчас вы можете ругаться, а когда я умру, то, как диктуют старые традици, нельзя будет вспоминать меня злым словом. Я промолчал и отпрянул от мисс Флавин, как от чего-то невыносимо мерзкого.***
Всё, что в продолжение ночи происходило на Бейкер-стрит, было бы несправедливо осуждать, если бы участниками являлись бездумные дети, которым свойственна страсть проверять на веру всякую блажь. Однако для людей зрелого возраста подобное занятие характерно лишь в сомнительных кругах помешанных и одержимых. Мисс Флавин настаивала на немедленном проведении изгнания хищника, а для подстраховки велела позвать Джона, что сумел бы её реанимировать. Я отказывался впутывать его в очередное безумие, но и закончил бы запись своим презрительным молчанием и уходом в спальню, а вы бы облегчённо наблюдали за рассветом нового дня, случись так на самом деле. Несмотря на поздний час, тревожное сообщение согнало с постели и вовлекло Джона Ватсона в весьма неоднозначное дело. Выслушав причины, прервавшие его безмятежные сновидения, Джон обвинил нас в неудачной шутке, а потом недоумевал, как мисс Флавин удалось уговорить меня совершить такое редкостное безумство. Я, тайно радуясь выводу Джона о нарушенной целости её рассудка, отрицал согласие и просил утихомирить взволнованность и нетерпение, что читалось в словах и движениях мисс Флавин. Я был уверен: вдвоём мы непременно подавим новый отросток помешательства мисс Флавин. – Вы понимаете, что практически предлагаете Шерлоку убить вас? – не в силах смириться с нелепостью просьбы, спросил Джон, сражённый её завидным упрямством. – Понимаю, – кивала она, проявляя невероятное спокойствие в разговоре о собственной смерти, как если бы речь шла о скучных и повседневных вещах, – но вы будете рядом и сможете оказать первую помощь. Далее мисс Флавин оговорила список условий проведения обряда, среди которых, кроме холодной воды с помещённым в неё крестом, значилось: надёжно запертая дверь, чтобы оградиться от настырного любопытства миссис Хадсон; клочок бумаги с небрежно написанным текстом, звучание тех витиеватых предложений могло ослабить хищника; пистолет как запасное спасительное средство в случае провала. Однако пункт, упомянутый в последнюю очередь, привёл меня в бешенство и одновременно вызвал приступ хохота: – Повторите, – просил я, осмысляя её указание, – что вам нужно? Моя кровь? Джон сердито скрестил руки на груди, словно защищаясь от напора волны сумасшествия, и эта тяжёлая волна постепенно вымывала господство разума из квартиры на Бейкер-стрит. На его напряжённых губах играла нервная улыбка, он был удивительно сдержан в желании рассмеяться и выразить своё критическое отношение к сложившейся картине. – Это малая жертва, – не поскупилась на объяснение мисс Флавин, – всего несколько капель в качестве приманки. Хищник, если вы забыли, произошёл от вашей души, мистер Холмс. Он подвергнется панике, и нечто знакомое только поспособствует изгнанию, потянет к себе, – помолчав немного, гостья с вызовом добавила, придавая слабевшему голосу твёрдости: – Вы хлещете трупы плетью, изучая формы кровоподтёков, и размещаете в собственном холодильнике части человеческого тела, проводя исследования, так почему бы вам не использовать живой экземпляр? Вам будет доступно очередное знание: что приведёт к смерти истощённый организм, полностью погружённый в ледяную воду. Шок? Рефлекторная остановка сердца? Попадание жидкости в дыхательные пути? Наступит ли биологическая смерть? Джон, утомлённый выслушиванием нелепицы, закатил глаза, и прежде, чем он открыл рот, я ухмыльнулся: – Я согласен поставить на вас опыт, мисс Флавин. – Шерлок, это уже не смешно, – Джон не усомнился в серьёзности моего тона и был даже слегка напуган таким поворотом, равно как и я сам терзался намерением откусить себе язык за подобную чушь. Однако не подал и вида, что данная фраза меня чем-то смутила. – Напротив, стоит посмеяться. Когда ещё подопытный кролик покорно отдастся в твоё распоряжение, – разом опроверг я доводы Джона, а он успел приготовить их с десяток в ответ, лишь бы воззвать к благоразумию и предотвратить немыслимое действие. Вы, наверно, будете придерживаться стороны доброго доктора Ватсона и восстанете против моей бесчувственности, подкреплённой открытым призывом мисс Флавин сомкнуть пальцы на её шее. Вам может показаться, что Джон был единственным из неспящей среди ночи троицы, кем всецело владел здравый смысл, и к чьим убедительным словам было полезно прислушиваться. Мой друг судил справедливо и вполне логично, но вы непременно удостоверитесь: в тот тёмный час мы с ним на мгновение поменялись местами. Джон непреклонно опирался на доводы разума, а я склонил слух к шёпоту предчувствий, которые вытащили из меня согласие. После описываемых событий я долго размышлял. Переживал всё заново и почти пришёл к выводу о том, что, вероятно, ошибался в бесцельной, напрасной природе ощущений, возникающих извне, навязывающих невообразимое и захватывающих власть над нашей волей. Вам же, со скептическим прищуром наблюдающим за бурным течением моей памяти, вместе с Джоном предстоит разочароваться в крепком убеждении… По прошествии некоторого времени, потраченного на необходимые приготовления к изгнанию, мы втроём стояли над ванной, полной ледяной воды. Со стороны мы напоминали непослушных, любопытных школьников, вздумавших вызвать злого духа. Мисс Флавин тяжело дышала то ли от болезненного предвкушения, то ли от чудовищной усталости. Я, положив «браунинг» под раковину, выпрямился и глянул на Джона: он молча переминался с ноги на ногу в беспокойном ожидании финала разыгрываемого перед ним спектакля, не думал всерьёз проявлять бдительность и быть готовым оправдать своё призвание спасать жизни. Он и не предполагал, что подобное действительно понадобится, и потому казался безразличным и к невнятному бормотанию заворожённой мисс Флавин, и к кресту, блекло мерцавшему на дне ванной. Джон, всегда меня направлявший, и на сей раз подсказывал верный путь, но чем ярче выражалось его негодование, тем крепче становилось беспримерное чувство, царапающие сердце. – Дайте вашу руку, мистер Холмс, – приказала мисс Флавин, занеся перед собой нож с деревянной рукоятью, покрытой мелкими завитками узора. Зрение неустанно подводило ее, и она была готова резать мутное очертание моей раскрытой ладони. Безумец с бритвой… – Я могу быть уверен, что острие не отравлено, и яд не внушит никаких галлюцинаций? – я не спешил протягивать руку и остановил подозрительный взгляд на холодном блеске острия. – Значения не имеет, чем пустить вам кровь, – мисс Флавин швырнула нож в раковину. Его звонкое бряканье заставило Джона обратить внимание на неуклонное развитие затяжного спектакля. – Джон, принеси нож, – не спуская глаз с мисс Флавин, сказал я, а мой друг, поколебавшись несколько секунд, с недовольным видом вышел на кухню. Нарочно громко выдвигал ящики со столовыми приборами, где царил сущий беспорядок. Вернувшись, он подал мне нож и, вновь сложив руки на груди, выжидающе следил за тем, как я стану делать надрез. В нём ещё теплилась надежда на непременное завершение этой мрачной забавы. – Пожалуйста, капните немного крови, – нетерпеливо распорядилась мисс Флавин. В ней горело желание скорее приступить к основному делу. – Брось, Шерлок, ты же не… – напряжённо заговорил Джон, но его голос сорвался, когда я резко рассёк ладонь лезвием. Тонкую линия сверкнула красной нитью. Мелкие капли смешивались с ледяной массой воды, беззвучно падая. Я не проронил ни слова. – Шерлок! – Благодарю, – тихо произнесла мисс Флавин и, цепко схватив моё запястье, тщетно напрягая зрение, старалась прикрыть поражённую кожу пластырем. Её пальцы обожгли, как суровый мороз, и померещилось, будто меня сковали острые льдины. Видя её беспомощность, Джон отошёл от двери, вырвал из рук мисс Флавин пластырь и управился гораздо быстрее, надёжно прилепил его и поверх повязав бинт, приготовленный заранее. Повисло давящее и нервирующее молчание: я не стремился рассыпаться в благодарностях и раскрывать растущее недоумение. Джон, задумчиво поджав губы, рассматривал нас, как подозреваемых, но в преступлении не против закона, а вопреки здравомыслию. Ошибочно было полагать, что я не замечал вопиющей абсурдности своего положения и ситуации в целом, и слепо доверял нелепому велению одержимой ясновидящей. Я не испытывал ни радости, ни удовлетворения. Ничего, кроме тревожной пустоты и унизительного бессилия, будто мне любезно оставили право видеть, но накрепко связали, чтобы я не имел возможности что-либо исправить… – Что же, джентльмены, уже нельзя дальше оттягивать неизбежное, – принимая промедление за недопустимую роскошь, проговорила мисс Флавин. Дыхание замирало, она едва поддерживала равновесие и пыталась смягчить охрипший и огрубевший голос. – Доктор Ватсон, прошу вас запереть дверь. – Вы, – Джон, уязвлённый отведённой ему ролью послушной прислуги, беспрекословно подчиняющейся указаниям, в последний раз попытался затмить идею об изгнании разумной констатацией фактов, – вы оба сошли с ума. Здоровье рассудка мисс Флавин с самого начала было поставлено под сомнение, и я перестаю удивляться её капризам. Но своенравный, неприступный Шерлок Холмс, которого получилось так легко вовлечь в откровенное безумство, меня всерьёз беспокоит. Вы только вдумайтесь на минуту, что вы собираетесь делать! – Доктор, – опередила мисс Флавин моё возражение, – на вашем месте я бы тоже увидела сплошные нарушения психики. Вполне естественно для человека отрицать всё едва объяснимое. Но у меня нет времени убеждать вас в заблуждении, приводить доказательства. Вы горько пожалеете, если сейчас же не запрёте дверь и не согласитесь оказать значительную пользу. – Это угроза? – нервно улыбнулся Джон, не предполагая, что полуживая женщина способна причинить ощутимый вред. – Предостережение и весомый довод, – мрачно ответила мисс Флавин и, повернувшись к нам спиной, стала осторожно залезать в ванну. Опустив одну ногу в воду, она зажала рот ладонью, и тут же опустила другую. Вода мгновенно впивалась холодом до самой кости. Но безумная отвага не померкла в её тёмных глазах, широко распахнутых от нового мучения. Судорожно выдохнув, мисс Флавин вцепилась в ткань сорочки на груди. – Пора, мистер Холмс, – она нехотя садилась, содрогаясь от холода, – пусть моё тело не обманывает вас: что бы вы ни увидели, это буду уже не я. Лишь после реанимации есть вероятность сохранить именно мою жизнь. Но если до клинической смерти что-то вырвется наружу, стреляйте не задумываясь. – Мисс Флавин, прекратите нести бред, – безнадёжно одёрнул её Джон, однако что-то в серьёзном и строгом тоне гостьи слегка его тронуло, заронило сомнение. – Дверь, мистер Ватсон, – дружелюбно улыбнувшись, напомнила она. И мой друг, нахмурившись, послушно щёлкнул механизмом замка, что отрезал нас от мира разума. Началось. – Было очень приятно познакомиться с вами. Правда, – погружаясь в воду, шептала мисс Флавин, одарив прощальным взглядом Джона и в нестерпимом предвкушении уставившись на меня. Посиневшие губы вытянулись в напряжённую линию, а взгляд был умоляющим и немного испуганным. Однако страх скоро отступал, словно единственным утешением она избрала следующее: в такой невообразимый момент тягостное одиночество растворилось, как капли крови. Эта женщина была одинока в своих страданиях и мыслях, едва ли кто-либо из ныне живущих смог бы излечить мисс Флавин необходимым сочувствием и пониманием. Она бросилась в бега не только от сумасшедшего брата, но и от проклятой семьи, что в свете современной эпохи, видимо, не чтила памяти предков, стирая из сознания веру в дар и поиск избавления от кошмара. Я вновь ощутил колкое прикосновение жалости, как если бы меня в тот же миг проткнули иглами. Мисс Флавин не дорожила жизнью и потому не находила в смерти ничего, что внушило бы неподдельный ужас. Отчаяние имеет свойство толкать людей хоть в самую мерзкую грязь, хоть в обманчивые объятья дьявола. Мисс Флавин загнала себя в ловушку отчаяния. – Торопитесь, Шерлок. Будьте безжалостны, – она выдавила нелепую добрую улыбку. – Да сохранит вас Господь. Я упал на колени, чувствуя бешеное биение сердца, вызванное смятением и безумной решимостью. Я мягко улыбнулся мисс Флавин, как стараются улыбаться умирающему человеку, чтобы унять его страхи: – Попытайтесь вернуться, Адриана, – не дав ей опомниться и глотнуть воздуха, я вдавил мисс Флавин в дно ванной, стиснув костлявые плечи. – Шерлок, остановись! – Джон подскочил сзади и схватил меня, пытаясь оттащить и отпустить мисс Флавин. – Довольно шуток на сегодня! – Оставь меня! – закричал я, ощущая яростное сопротивление гостьи, бившей белые стенки руками и ногами, беспомощно открывавшей рот в немом крике, перекосившем лицо. В ней очнулась неведанная свирепость, и я с трудом удерживал её, поскольку приходилось ещё и бороться с Джоном, что настойчиво оттаскивал в сторону. Спустя секунд тридцать мисс Флавин вырвалась из-под толщи воды, будто некий беззвучный взрыв вытолкнул её прочь. Я отшатнулся к раковине, а Джон потерял равновесие и упал навзничь. А предприняв попытки подняться, в изумлении застыл, сидя на полу и недоумённо всматриваясь прямо перед собой. Я опирался о край раковины и удивлённо посмотрел на мисс Флавин, хрипло дышавшую и наклонившую голову вбок. Мокрые тёмные волосы облепили лицо, прятали взгляд. По вздрагивающим губам стекали прозрачные струйки воды. Я был невероятно удивлён тем, как быстро эта странная особа умела менять решения, и не понимал, что за сверхъестественная причина теперь объясняла подобную выходку. – Мисс Флавин, вы вдоволь искупались? – осторожно обратился я, опасаясь непредсказуемой реакции. Истерзанный голодом организм ещё хранил в незримых тайниках скрытую мощь, превосходившую силу двоих мужчин. – Подать вам полотенце? Она резко мотнула головой, растрепав волосы, и повернулась ко мне. Я озадаченно отметил: её немигающие глаза обрели более чёрный цвет и налились кровью, точно от сурового гнева. Она дрожала и напоминала натянутую до предела струну, что в любой миг могла лопнуть и хлестнуть по лицу. – Ты, – издала мисс Флавин едва внятный булькающий звук, выплюнула тёмный сгусток и продолжила изрыгать слова чужим, трескучим голосом, – ты думаешь, я настолько плохо воспитан, что не стану возвращать долг? – Мисс Флавин, вам нужно отдохнуть, – вытянув руку вперёд, чтобы убедить в безобидности своих намерений, произнёс Джон и встал на ноги. Его взгляд был сосредоточен, но слегка затуманен абсурдом происходящего, отталкиваемого здоровым разумом. И только после указанных событий, благодаря кропотливому составлению пазла из разрозненных воспоминаний, я сумел понять, почему, едва успев договорить, Джон оказался впечатан в противоположную ванной стену. Мисс Флавин сощурилась, чуть выпятив подбородок – и невидимая волна отбросила Джона, разбила ему череп силой жестокого, незаслуженного удара. Мой друг скривился, захрипел и обмяк, безвольно сползая вниз. Он не должен был пострадать во имя этого безумия, а я не мог поверить, что произошедшее не являлось плодом больного воображения... Я, раскрыв от леденящего изумления рот, уставился на ухмыляющуюся мисс Флавин. Ей бесспорно доставлял наслаждение вид поникшего Джона и кровь, кривым узором украсившая бледно-зелёную плитку, которой были выложены стены. – Какого чёрта, – еле слышно пробормотал я, чувствуя злость, клокотавшую в груди, – что вы натворили?! – Джон мне не интересен, а его участие в нашей беседе возмутительно, – продолжала она вынимать из горла то стрекочущие, то глухие звуки, сплетавшиеся в связную речь. Складывалось ощущение, что противный голос расталкивал её внутренности, резал связки и глотку, пробиваясь наружу из недр живота. Звериный оскал исказил прежде добро улыбавшиеся губы. – А мы беседуем? – не двигаясь с места, спросил я, понятия не имея, какой ужас одержимая гостья была способна устроить. Мисс Флавин гулко расхохоталась: – Удивительно видеть отражение своей ярости, лик гнева? – Если моё отражение – это изуродованная голодовкой женщина, то у меня определённо большие проблемы. – Смотри глубже, Шерлок, – я, как металл, притянутый магнитом, очутился подле неё. Мисс Флавин грубо схватила меня за волосы и заставляла заглядывать в её одурманенные, горящие пламенем жестокости глаза. Я, сомкнув челюсть, различал собственные искажённые очертания в её бездонных зрачках. – Я – вся твоя выплеснутая и затаённая злоба, разожжённая ненависть, гной, что ты счистил с дряблой души! – Пусть так, – прошипел я, вцепившись в её руку. – Если ты и есть хищник, как тебя называет женщина, чьё тело ты занял, то отчего же выбор твой так отвратителен? Самонадеянно возомнив себя подобием Мориарти, ты не слишком и разборчив в поиске вместилищ. – Она достаточно вынослива, – разжав пальцы, пророкотало существо, и оттолкнуло меня. – Упрямый отказ от пищи подорвал её дух, но не сломил и не высушил окончательно плоть. К тому же, в моём полном распоряжении её способности и мозг, чьи достоинства я, в отличие от тебя, высоко ценю и не посмею ими пренебречь. Она безупречно впитала многие полезные знания от своей покойной бабушки… – Бабушки? – спросил я, недоумевая, как в подобной ситуации вообще мог появиться интерес. Изредка доносившиеся глухие стоны Джона вселяли уверенность в том, что травма не станет серьёзным препятствием, и он сумеет дотянуть до завершения спектакля. – Ты же жаждешь выведать её настоящее имя? – глаза мисс Флавин коварно сверкнули. – Я могу рассказать всё: прожитая жизнь этой женщины открыта моему взору. Узнав её, ты непременно сочтёшь себя идиотом. – Пожалуй, откажусь от любезного предложения, – отступая назад к раковине, вымолвил я, хоть и где-то в сердце пожалел об упущенном шансе удовлетворить любопытство, покончить с расследованием. «Что бы вы ни увидели, это буду уже не я», – промелькнуло в растревоженной памяти напутствие мисс Флавин. И я начал склоняться то к мысли о раздвоении её личности, то к унизительному принятию существования мистической, тёмной, оборотной стороны нашей реальности, откуда была родом тварь, осквернившая злом тело мисс Флавин. Но какая бы мысль ни закрепилась, моя рука неотвратимо тянулась к брошенному на пол пистолету. – Зря, Шерлок. Тебе бы не мешало научиться разбираться во всём до конца, с усердием, – усмехнулась мисс Флавин, и смех походил на дьявольское рычание. – И это относится не только к разгадке тайны Адрианы Изабеллы Флавин, упокой Господь её душу, – жуткий смех почти заглушал ясность речи. – Стоит убедиться в проигрыше врага прежде, чем громко праздновать победу. Убедиться, что враг не поселился в тебе самом. Ты перехитрил Мориарти, но кто может доказать, что он не перехитрил смерть, что, даже находясь по ту сторону, не сможет продолжить игру? Не сможет вцепиться в твою тень? – мисс Флавин провела пальцами по губам. – Даже разделываясь с мерзавцами, ты остаёшься проигравшим, Шерлок. Ты проиграл собственной памяти. И уже никого не успеешь спасти. Шанс упущен. – Не хочу тебя расстраивать, но с дырой в черепе обычно долго не живут, а пешки Мориарти уже не представляют опасности. Или злодей-консультант разложил свои внутренности по сосудам и теперь томится в ожидании, пока его воскресят заклинанием из Книги мёртвых? – презрительно сказал я и, подняв «браунинг», взвёл курок, направил его в голову мисс Флавин, чей смех перестал раздражать слух. – И не пытайся меня запутать. – Выстрелишь? Та, кого ты зовёшь Адрианой, ещё здесь. Зачем размазывать такие полезные мозги по плитке? Обратно не соберёшь. Пистолет в моей руке предательски дрогнул. – Она ворвалась на Бейкер-стрит с заявлением, что её убьёт Шерлок Холмс, – прицеливаясь, говорил я, и некое странное чувство продолжало бить яростно колотившееся сердце. – Адриана непременно обрадуется, узнав, что оказалась в итоге права. – Вот как ты отвечаешь на чувства женщины, – тень страха легла на довольное лицо мисс Флавин. – Меня не волнуют женские чувства, – отмахнулся я, не желая вникать в суть услышанного. – Но я, по всей видимости, могу позаботиться об Адриане лишь таким образом. Сердце тяжело толкнулось в груди, и я надавил на спусковой крючок изо всех сил, чтобы не допустить никаких сомнений. Прогремел выстрел.