Кровавое небо Шерлока Холмса

Было бы, пожалуй, кощунственно с моей стороны и даже эгоистично фиксировать внимание только на враждебном непонимании, возникшем между мной и Шерлоком. Лишь на стремлении каждого из нас повлиять на мировоззрение другого или безжалостно разрушить. Нельзя оставлять в тени непостоянства натянутой гармонии и бесконечных перепалок участие человека, без которого образ гениального детектива не был бы целостным. Лишился бы некого особого, неповторимого оттенка. Доктор Джон Хэмиш Ватсон. Его несколько заурядная, приятная внешность казалась сотканной из легко разгадываемых черт, что могли составить о нём рассказ более подробный, чем он бы сумел сам, отвечая на страсть чужого любопытства. Джон Ватсон, переживший ужасы ненасытной войны, истинно ценил хрупкость, изменчивость жизни. Оставался преданным до последнего вздоха, не воспринимая верность только в качестве формального абстрактного долга. Верность пронизывала всё его естество: он был верен старым привычкам, прежним условиям, подмена которых делала дни невыносимыми. Он был верным другом, умевшим прощать. Моё знакомство с Джоном произошло далеко не при самых благоприятных обстоятельствах, создающих странную связь с блёклым налётом дружбы. Такие внезапные, неясные отношения, навязанные известными событиями, внесли разлад в мирное сосуществование полушарий головного мозга. Стоили Джону ушибленного черепа и перевёрнутого сознания. Поначалу он пытался по примеру Шерлока придерживаться разумной точки зрения, но правильной лишь отчасти, исходя из ограниченных представлений и боязни считать правдой то, что признаётся меньшинством. Однако его разум был достаточно гибким, способным уместить невероятное рядом с обычным, подчинённым логике, без значительного ущерба для ясности мысли. Я благодарна Джону за веру, хоть и вынужденную веру, фактически без права отрицать. За невыразимое терпение, запасов которого хватило, чтобы совладать с моим упрямством и заставить с большей осторожностью воссоздавать себя из изуродованного подобия человека. Примечательно, что его невеста, Мэри Морстен, на тот момент не находила ничего подозрительного в регулярных визитах на Бейкер-стрит, правдоподобно объясняемых оказанием содействия Шерлоку в веренице нескончаемых расследований. Но по-настоящему трудных и занимательных в действительности не было совсем. И я послушно соглашалась с тем, что пока не было острой необходимости вовлекать в путаницу моих тайн кого-либо ещё. Хоть и временами я едва ли сдерживалась и пыталась быть полезной, аккуратно намекая Шерлоку на несовершенство, незаконченность и предвзятость некоторых выводов при выслушивании клиентов. Но такого рода помощь вызывала только раздражение и недовольство. Вечера, проводимые в пределах стен квартиры на Бейкер-стрит, казались тревожными, независимо от причуд погоды, капризно нагонявшей откуда-то с задворок отступившей зимы мрачные снеговые тучи. Вспоротые бледными солнечными лучами, они вытряхивали лёгкие хлопья мокрого снега. Потом небо очищалось от густых облаков, укрытое какими-то рваными остатками, блёклыми мазками, и безумие холодного города укутывали нежные светлые сумерки. Я не могла успокоиться до глубокой ночи. Чувство покоя превратилось в иллюзию. Я сидела на диване в гостиной, тихо беседуя с Джоном, пока Шерлок, уставившись в экран ноутбука, старательно делал вид, что тема разговора его нисколько не интересует. Мы действительно скверно уживались и избрали подходящий способ безвредного существования друг с другом. Как ни странно, этим способом явилось обыкновенное притворство, выдаваемое за навык исключать из зоны внимания нежелательный объект: Шерлок знал, что я находилась рядом. Он незаметно наблюдал за моими передвижениями и занятиями, но крепко убеждал себя и давал мне чётко уяснить, будто наличие поблизости живого человека ни капли не волновало его. И я, в свою очередь, притворялась, что редко воспринимала Шерлока как потенциального собеседника, средство от уныния и скуки. Смотрела ли я в окно, или в книгу, или куда-то в пустоту, размышляя без тени радости, я всегда ощущала его и безмолвное присутствие. Слышала разговоры не со мной. – Я могу быть уверен, что вы больше не станете издеваться над собой, мисс Флавин? – спросил Джон, неловко поглядывая на часы. Стрелки всё ближе подбирались к десяти и навевали мысли о возвращении домой. – Смотря, что вы имеете в виду, мистер Ватсон. Обряд очищения, клиническая смерть не были издевательством в том смысле, какой понимаю я. – А что же это было? – Джон недовольно нахмурил брови. Я не спорила, что такими вещами опасно шутить, однако это не являлось баловством или капризом, как по-прежнему полагал добрый доктор. – У вас особое хобби – тщательный поиск путей умереть? О, не начинайте, прошу, снова рассказывать о хищниках и призраках, каких нужно изгонять ценой собственной жизни. Я не сомневаюсь, что, если окончательно допустить реальность произошедшего со всеми мерзкими сущностями, то есть и другие методы избавления от потусторонней заразы, не требующие кровопролития и жертвоприношения, – Джон усмехнулся: – Никогда бы не подумал, что придётся рассуждать о чём-то подобном. – Вы живёте в мире заблуждений. Ищете общий подход к решению проблемы, определению сути явлений по единой формуле без отклонений и исключений. Но это глупо и смешно, мистер Ватсон, – возразила я со сдержанным негодованием. Беседа обернулась болезненным, отравляющим напоминанием о долгом страшном времени, истерзавшем меня. – Человек рождается со склонностью заблуждаться. В нас изначально заложено нечто, позволяющее с пугающей лёгкостью извращать восприятие, подстраивать его под сущность предпочтений, вкусов, желаний. Потому и выдавать желаемое за настоящее, чувственное за истинное, воображаемое за действительное становится удобно и просто. Но не обольщайтесь, что развитый ум, навык оперировать понятиями и разбираться в сущности предметов, так вами почитаемый разум – единственно верный и надёжный спутник истины! Кто доказал, что выходящее за пределы разума, ограниченную совокупность добытых знаний, уже не является правдой? Видите, заблуждения пропитывают ядом весь процесс познания, выстраивают границы, за которыми якобы находится что-то незначительное, ложное. Мой дар существует за гранью, мистер Ватсон, и я сама знаю ничтожно мало о законах оборотной стороны реальности. Поэтому и использую известные мне методы, опираюсь на скудный опыт по сравнению с тем, как удивительно много остаётся неразгаданным. Неподдающимся исследованию и доказательству с позиций капризной науки. – Судя по всему, вы давно втянуты в этот кошмар, – Джон, очевидно, не ожидал ответа, называющего человечество рабами искажённого восприятия. После секундного молчания он решил поинтересоваться чем-либо менее спорным: – Предположим, да, ваша семья проклята, но за несколько поколений можно было собрать исчерпывающее количество знаний и, к примеру, не принуждать топить себя, а принимать наиболее безопасное решение. – К сожалению, столетия прошли практически бесследно и не умножили сведения так, чтобы теперь у меня действительно был выбор. Рукописи сгорали в пожарах, отдельные пометки, тайком оставленные на страницах книг, терялись в пыли, потому что никому не хотелось объяснить цепочку смертей следствием проклятия. У меня нет большого количества достоверных источников, открывающих завесу в потусторонний мир, – я грустно улыбнулась: – Поэтому я вовсе не издевалась над собой, а принимала необходимые меры, следовала известной инструкции, – я резко замолчала, когда стих звук, прежде не имевший значения. Шерлок перестал набирать текст на клавиатуре, и эта пауза в его непрерывной деятельности, проходящей вне моего внимания, подсказала одну безумную идею. Сердце мгновенно подавилось от прилива боли, но я подчинилась странному, опасному желанию сделать себе ещё больней. Осознавала степень риска… – Хотите увидеть настоящее издевательство, мистер Ватсон? Тогда я могу вам показать безобидный на вид фокус. Я встала с дивана и, остановившись посередине гостиной, обратилась к Шерлоку, предугадывая очередную вспышку раздражения: – Ты знаком с понятием телепатии, Шерлок? – О, сейчас ты мне любезно предлагаешь роль подопытного кролика? – Шерлок ответил быстрее, чем я рассчитывала, поскольку обычно приходилось дожидаться снисхождения часами. Он захлопнул ноутбук, но не поднял на меня настороженный взгляд. – Сочту за положительный ответ, – я выдавила нескладную улыбку, так как улыбаться искренне было слишком тяжело. Всё, что я прятала за «Адрианой Изабеллой Флавин», вскоре могло нанести жестокий удар. Разорвать в клочья то, что я когда-то еле соединила обратно из бесчисленного множества обрывков – душу без единого живого места, испещрённую шрамами и ссадинами. И я бездумно подставлялась под удар, вместе с тем подвергая Шерлока смертельной опасности. Страх прежде сковывал, останавливал, притеснял решимость, будто отговаривая от жуткой затеи. Была крайне мала вероятность положительного исхода. Но теперь нечто, неподвластное кнуту страха, призвало действовать, приступить к проверке. А результат при любом раскладе оказался бы решающим и частично объясняющим главную загадку моей семьи. – Я бы не стала беспокоить тебя, если бы сознание мистера Ватсона сумело благополучно выдержать такое испытание, – я безмолвно кивнула Джону, принося извинения за откровенное унижение его способностей, но весомая доля правды была в этом резком выводе. Остальная же доля была надуманной, исполняла функцию интриги, приманки, потому что я хотела выяснить, чем обернётся попытка передать Шерлоку определённую мысль без использования привычных средств. Передать мысль, ничего не произнося вслух. – Ты злишься, когда я без спроса влезаю в твою голову. А здесь же ты получишь возможность на несколько секунд ощутить, какова на самом деле природа, казалось бы, выгодного умения читать мысли. – Твоя голова настолько пуста, что мне хватит пары секунд, чтобы узнать всё, о чём ты думаешь? – Шерлок поднялся и взглянул с недоверием, сомнением. Но и сквозь самый надёжный щит спасительного безразличия виднелся проблеск интереса, тень любопытства. – Боюсь, большее время попросту убьёт тебя, – произнесла я, не дрогнув под натиском его пристального, дерзкого и цепкого взгляда. – Пойми, чтение мыслей – это не чтение книги. То, что беспокоит другого человека, занимает всё его сознание, не представится тебе в абстрактном виде, как какое-то отдельно существующее явление, воспринимаемое со стороны на безопасном расстоянии. Необходимы долгие тренировки, чтобы научиться разграничивать тайны своего и чужого сознания, что поначалу покажутся неделимым целым. Мои мысли ты примешь за собственные, но возникшие против воли, что уже вызовет ряд неприятных ощущений. Потому для первого раза вполне хватит и считанных секунд, иначе я не отвечаю за последствия. – Мисс Флавин, что вы снова задумали устроить? – спросил Джон, встревоженный разворачивающимся действием, ход которого он попытался прервать. – Вам недостаточно вреда от прошлых трюков? – Джон, это неугомонное, упрямое создание не теряет надежды заставить меня покорно поверить во все таинства мистической чуши, – Шерлок, улыбаясь с надменной, леденящей лаской, делал неуверенные, осторожные шаги и замер, приблизившись почти вплотную ко мне. – Что же, давай, Адриана, попробуй убедить ещё раз. Вдруг сегодня тебе благоволят духи удачи. Я проглотила возмущение. Поборола желание защититься от нескончаемой насмешки и приложила пальцы к виску Шерлока. Он едва заметно вздрогнул, не ожидая физического контакта. – Я не умею открывать своё сознание на расстоянии, поэтому лучше сделай, как я, чтобы попытка не была напрасной, – я, редко вдыхая, хмуро уставилась на него. Слова прощения застревали в горле, мне было стыдно за ложь, за то, что я не призналась в истинной цели этого фокуса. – Ну же, моя кожа не ядовита. Шерлок, усмехнувшись, явно готов был оспорить подмеченный факт. Но промолчал и несмело, опасливо, почти невесомо коснулся только кончиками пальцев моего виска. – Можешь закрыть глаза, если неприятно смотреть на меня, – предложила я, набирая сил для передачи мысли и стараясь выровнять дыхание, что неожиданно сбилось. А Джон обеспокоенно оглядел нас, покачав головой. – Ты привыкла пользоваться моим терпением, но оно не вечно, Адриана. Делай уже, что нужно. Я чувствовала, как чудовищное напряжение по капле отнимало силы, будто высасывая кровь из вен, выкачивая кислород, когда я, сжав губы от ноющей боли, сосредоточилась на единственной мысли.

«Ты знаешь моё имя, Шерлок».

Шерлок внезапно зажмурился и глухо застонал, жёстко обхватив мою голову ладонями, а затем закричал с неистовым надрывом. В тот же миг между нами протиснулся Джон и оттолкнул дрожащего Шерлока, охваченного агонией, усадил в кресло, не дав упасть на пол. – Что вы с ним сделали?! – трогая его искажённое приступом боли и ужаса лицо, проговорил с кипящим возмущением Джон, а я поначалу не различала никаких лишних звуков. Только один голос. – Ты что-то видел! – бросившись в ноги Шерлоку, бормотала я, сжимая его трясущиеся колени. – Боже, что ты видел, Шерлок? – Женщину… – сорвался с побелевших губ рваный, тихий шёпот, – женщину с отрубленной головой… Себя в вагоне поезда… Я оцепенела, онемела, ослепла, оглохла: сознания Шерлока не коснулась с усердием передаваемая мысль. Он невероятным образом проник в мою память. – Мисс Флавин, очевидных повреждений он не получил, – продолжал взывать к вниманию Джон, – может, сейчас вы потрудитесь объяснить, какого чёрта здесь опять происходит? Раньше вы вытворяли такое? – Моя бабушка пыталась проделать то же самое, но едва она успела начать, дедушка взвыл от головной боли и потом скончался от кровоизлияния в мозг, – горячие слёзы, сдерживаемые столько лет, будто резали, царапали щёки. Я путалась в словах и вихре воспоминаний, беззащитно прижимаясь к ногам Шерлока. – Та же попытка убила моего друга Густава, когда я решила попробовать передать ему свои мысли… – И этот пример надоумил вас убить Шерлока? – вскричал Джон, недовольный постепенным закручиванием путаницы и неясностей. Я с трудом произнесла сквозь разрывающее, дикое рыдание: – Он не умрёт, мистер Ватсон. Он смог увидеть… – я вздрогнула, когда ослабевшая ладонь Шерлока коснулась моего затылка. Я испуганно, измученная и задушенная слезами, подняла голову: – Но это невозможно! Невозможно, чтобы ты… – Молчи, Адриана, – Шерлок, справляясь с дрожью, изобразил подобие хмурой улыбки. – Впредь я не соглашусь участвовать в этих странных шутках. И откуда мне знать твоё настоящее имя?