Россия. Рождение. Становление.

Меня двое: один - который любит, другой - который убивает. Я не знаю, кто я из них. Я - потерянный солдат... Можно ненавидеть Россию, но злить его не стоит.

- ... Еще, еще чуть-чуть! - кричала на нее старуха, - давай! Все происходило в сенях, которые освещались слабым светом лучины. Женщина рожала, и рожала очень - очень тяжело. За дверью, мучимый тяжелыми думами и ожиданием, стоял будущий отец. Она громко кричала. Вопила, орала, мучимая адской родовой болью. Все, кто находился сейчас рядом с ней - это были разного возраста женщины, пытались ей помочь. В конце-концов, женщина упала на свое ложе полностью без сил. В темной комнате раздался странный всхлип, а потом ее прорезал громкий младенческий крик. - Умница, смотри, какой мальчишка! Орла родила! Сына! - гордо воскликнула старуха, приводя роженицу в сознание лекарственным настоем из трав, - какой горластый, соколенок младший! Весь в отца! Усталая, но счастливая женщина улыбалась, глядя на копошившийся в пеленках и тканях крошечный комочек. Рядом сбоку вырос его отец, которому уже успели сказать про рождение первенца. Женщины рядом хихикали и громко шептались. - Как наречешь? - спросила у него старуха - повитуха. Мужчина гордо поднял сына к низкому потолку, словно призывая на него благословение Всевышнего. И тут засветилось солнце. Его первые лучи заскользили по комнате и осветили, ослепили всех. Начинался новый день. - Иван. - Доброе имя. И вам добре... И еще детишек, - старуха закашлялась и вышла, забирая с собой остальных женщин. Младенец был прекрасен. Светлые волосенки, серые глаза... Отец был очень горд рожденным сыном. Он положил его, качая на руках, в люльку, подвешенную к потолку. К люльке уже были привязаны многочисленные куклы-обереги, вплетены яркие ленты. Женщина, которая только что родила, уже засыпала. Заснул и младенец. Мужчина тихо вышел из сеней. К его удивлению, его там ждала повитуха. А еще... Пророчица. Ее называли Сивиллою. Она приходила лишь в редкие часы в деревню. Если дело было очень срочным... - Яков! Слушай меня внимательно! И не перебивай! - громко зашептала Сивилла. - Этот мальчик обладает одним даром, который одновременно благословил его... и проклял. Он - у него много, очень много жизней! Везде, везде уже родились такие дети! Он увидит все... все... - тут она практически завыла, застонала, хватаясь при этом за голову, - много... много... падений... побед... поражений... Он восстает из пепла... Превратится в него. Во всем будут виноваты окружающие его люди... Страдает он - страдает и земля... Радуется - радуется и она. Его путь - неясен во тьме. Вижу врагов, и хитрых, расчетливых - лживых друзей. У него нет, и не будет их... Я не вижу конца его пути - он так далек... Она, задрав голову к низкому бревенчатому потолку, затявкала по-собачьи, вцепившись в его рубаху. Повитуха молча оттащила безумную прорицательницу от Якова. Мужчина, дородный и сильный, с некоторым испугом смотрел на нее и слушал ее изрекаемую речь. Пророчица, прежде чем выйти из избы окончательно, глянула на него. Ее глаза, взгляд пригвоздили мужчину к полу: она смотрела на него ясными, голубыми, страдальческими глазами. Из уголков глаз лились, стекали прозрачные слезы. И она вышла из избушки. Мужчина, прежде чем выйти за порог, трижды осенил себя крестный знамением. На него сурово глянул лик Богородицы, стоявший в углу. Свеча перед ним заплакала каплями стекающего воска. Он не ведал, не знал, что судьба этого ребенка слишком тяжела...