Шингеки но Криста

      Кажется, жизнь в городе мало чем отличается от жизни на ферме.       Хотя, конечно, кое-какие различия были. Я, как и всегда, вставала рано утром, делала влажную уборку, пекла булочки. На завтрак мы ели гренки с малиновым джемом, которые готовила пластиковая коробочка под названием «тостер» либо сухие кукурузные хлопья, которые заливали молоком из пакета. Когда я однажды спросила, где я могу увидеть корову, которая дала это молоко, отец рассмеялся, а мама закрыла лицо руками.       Отец пил кофе и уходил на работу, мать пила чай и сидела в гостиной, почитывая книги, а мне доставался апельсиновый сок и целый день полный ожидания непонятно чего.       Во время ланча я ела приготовленные мной или мамой булочки, или мама разогревала в микроволновой печи странное тесто с кучкой непонятных овощей и кусочков мяса, обильно покрытое кетчупом.       На обед мама обычно готовила что-нибудь и оставляла на столе. Я не знала, можно ли мне есть это, поэтому я ждала отца и ела с ним. Правда, это был уже ужин.       Возвращался он поздно вечером. Он настаивал на семейных ужинах, хотя маме, видимо, всё это было неприятно. Она чинно жевала салат, отец обедал\ужинал, я пила молоко, ела овсяное печенье и уходила спать.       Я нашла в кладовой семена и посадила их в нашем дворике. Поливала их через вечер, с нетерпением ожидая ростков. Днем я сидела в своей комнате, читала «Маленького принца» и смотрела в окно или прогуливалась по нашему заросшему саду. Мне хотелось устроить оранжерею, или сделать пару грядок, но у меня не было инструментов, кроме старой лопатки, найденной в той же кладовой.       Отец хотел нанять служанку или хотя бы садовника, но по каким-то причинам опасался это делать. Мама была раздражена. Она никогда не готовила на ферме — обычно это делала бабушка.       Между нашим домом и домом соседей рос большой вишневый куст. Вокруг него всегда порхали бабочки, хотя он давно отцвел, да и вишен уже не было. А еще куст иногда подозрительно хрустел ветками.       Я решила разгадать тайну странного куста и, однажды утром, выбралась тихонько из дома и влезла в куст.       На мое удивление это был не один большой куст, а несколько, растущих так, что в центре образовывалось небольшое пространство, где можно было посидеть. А посидеть было можно, потому что земля внутри была протоптана.       — Гони монетку за аренду куста, — насмешливо произнес кто-то.       Я обернулась и увидела ту девчонку, которую видела тогда из окна, она сидела прямо на голой земле, не заботясь о том, что пачкает свои шорты. Впрочем, её, скорее всего, не интересуют подобные мелочи, судя по исцарапанным коленкам.       — У меня нет денег, — честно призналась я.       — Что, совсем? — уточнила девчонка.       Я несколько раз кивнула.       — Хреново, — выругалась девчонка. — А что у тебя есть?       На ферме так даже дедушка не ругался. Обычно так делал Билл, пьяный старик, который ходил по всей округе и клянчил деньги на бутылку дешевого бурбона. Дедушка прогонял его, но бабушка, всегда давала мне мятую купюру и заставляла просовывать через забор. Старик Билл был счастлив. «Господь храни Вас», — говорил он, а уже вечером на всю округу была слышна грязная ругань.       — У меня ничего нет, — ответила я. — У меня есть новая книжка.       Девчонка презрительно махнула рукой.       — Старая шкатулка.       — Подобной фигней не интересуюсь.       — Булочки.       Ноздри девчонки расширились.       — И ты молчала? Неси, — приказала она.       Я ползком начала выбираться из куста, но потом вспомнила и спросила:       — А сколько нести?       — Сколько можешь, столько и неси.       Я побежала домой.       Эта девчонка! Мы еще даже не познакомились, но она раздает приказы таким командным голосом. И все же я не могла не повиноваться. Я не знала, симпатия это или какое-то странное восхищение перед таким закаленным характером.       В столовой в центре стола стояла миска свежеиспеченных булочек. Сегодня их пекла мама. Я поспешно стала прятать их за пазуху.       Когда я взяла столько, сколько только могло поместиться в руках, и обернулась, я увидела маму. Её выражение лица было странным, практически, как в тот день, когда мы впервые заговорили. Однако, в этот раз отвращения было больше чем отчаянья, и я очень обрадовалась, что сегодня она не будет плакать.       — Что ты делаешь? — спросила она.        Она заговорила со мной в четвертый раз.       В первый раз она сказала, «Лучше бы ты вообще не рождалась», во второй «Сядь в машину, Криста», в третий передала слова отца и «не будь обузой, пожалуйста», и вот сейчас. Даже не верится, что она делает что-то для меня. И эти теплые булочки! Я даже немного рада, что мы уехали с фермы.       — Не важно. Мне все равно, — сказала она, не дождавшись ответа, и вернулась в гостиную.       — Спасибо, — снова обратилась я уже в пустоту и убежала на улицу.       Девчонка все еще сидела в кустах. Когда я осторожно влезла в кусты, она сразу отобрала булочки и бесцеремонно засунула одну в рот целиком! Наверное, ей не стоило этого делать т. к. она сразу подавилась и не смогла дышать. Мне пришлось хлопать её по спине.       — Годнота, — вынесла вердикт девчонка. — Как тебя зовут?       — Х-риста, то есть, Криста, — поспешно поправилась я. На ферме меня все звали Хисторией, но отец сказал — теперь меня зовут Криста, и я не могу рассказывать никому о своем имени.       — Имир, — представилась девчонка, протягивая руку. — Аренда куста стоит три булочки.       — А что значит аренда? — спросила я, размышляя, что мне нужно сделать.       Когда дедушка заключал сделку, например, о выкупе овса, он пожимал партнеру руку. Я должна сделать то же самое?       — Это значит, я разрешаю тебе приходить сюда, когда тебе захочется, а ты мне за это три булочки, — важно пояснила Имир, позволяя мне поколебаться.       Я торопливо сжала ее ладонь.       Когда мы прервали рукопожатие, она достала бронзовые часы, которые одним своим видом буквально кричали: «Мы подделка, да еще и спешим на две минуты», и посмотрела на время.       — А почему я должна тебе платить? — набравшись смелости, спросила я.       — Потому что этот куст принадлежит моей семье, — отрезала Имир, засовывая часы обратно в карман, и я замолчала.       Ветви куста захрустели, и к нам кубарем выкатилась долговязая девчонка.       — Скорее, Имир, — заголосила она, поспешно роясь в карманах. — Давай сюда хлебушек или что ты там принесла?       Секунда и девчонка высыпала перед Имир горстку монеток. Наверное, это её подруга.       На ферме у меня не было друзей. Каждый раз, когда я подходила к другим детям, чтобы поговорить, они кидали в меня камнями и кричали, чтобы я убиралась. Я могла разговаривать только со старой лошадью Маргарет и заботиться о других животных с фермы.       Однажды я поняла, что и к животным лучше не привязываться, после того, как мою любимую хохлатку дед зажарил на день благодарения. От обиды и горя я не смогла съесть и кусочка, и очень боялась, что и Маргарет постигнет та же участь. Но бабушка объяснила, что лошадей не едят. Точнее, их гонят на колбасу, но это очень не выгодно, потому что лошадь у нас всего одна.       — Сегодня булочки, — ухмыльнулась Имир и взмахнула одной булочкой перед носом у девочки.       — Дай сюда!       — Погоди, сначала пересчитаю деньги.       Имир неторопливо принялась пересчитывать мелочь. Пока она это делала, девочка изволила обратить внимание на меня.       — Саша Браус, — представилась она, протягивая мне свою руку.       Опять сделка?       — Ты чего, гордая? — презрительно надула губы Саша, убирая руку за спину. — У нормальных людей принято здороваться, когда к ним обращаются.       Имир что-то фыркнула себе под нос.       — Прости, пожалуйста, — поспешно произнесла я и протянула руку. — Криста Ренц.       Саша с удовольствием пожала мне руку.       — Приятно познакомиться, — сказала она и широко улыбнулась.       — Не рисуйся, деревня, — оборвала ее Имир. — Не хватает монеты.       Саша побледнела.       — Это все, что я смогла достать.       — Мне мало, — отрезала Имир. — С тебя банка пороха.       Саша подозрительно быстро кивнула, и Имир протянула Саше булочку. Пока Саша чавкала, а Имир рассовывала деньги по карманам, я стала оглядывать куст в поисках бабочек, но ни одной не обнаружила. Все они были снаружи. Я задумалась.       — Они летят на запах сдобы, — объяснила Имир, словно зная, зачем я влезла в куст. — Расскажи, откуда ты.       — Я из Риверсайда, штат Калифорния, — поспешно ответила я. — Мы переехали сюда с отцом.       Имир изогнула бровь и посмотрела на Сашку, но та, не обращая на нее внимания, увлеченно жевала булку.       — Как, говоришь, тебя зовут? — насмешливо произнесла она.       — Криста.       Имир усмехнулась. Мне даже стало стыдно, потому что весь её вид говорил: «Вы посмотрите, врет и не краснеет»!       — А ты случайно не… — начала Саша, но Имир бесцеремонно заткнула ей рот булочкой.       — Продолжай, — потребовала Имир.       — Я жила на ферме, — сказала я. — Потом приехал отец, и мы уехали.       Тут я осеклась. Мне, вроде, нельзя об этом рассказывать. Имир, кажется, сделала кое-какие выводы. Наверное, что я — деревня.       «Она просто девочка, — успокоила я себя. — Что плохого она может мне сделать»?       — Ясно, — сказала Имир. — А ты миленькая. Пожалуй, я даже возьму тебя к себе в банду.       — Банду?       — Ага, — влезла Сашка. — Сейчас в банде только я и Имир, и нам часто достается от этих задавак из западного района — Райнера, Бертольда и Энни. Теперь нас трое на трое, и мы сможем им хорошенько…       — Да замолчи ты! — прошипела Имир, запихивая Саше в рот еще одну булку. — Почему ты постоянно…       С улицы послышался истошный вопль. Такой страшный и громкий, что ветви вишневого куста закачались.       — ОПЯТЬ ТЫ, БРАУС!       Саша закрыла уши ладонями, а Имир бросила на нее уничтожающий взгляд.       — Опять? Опять?! — накинулась она на нее.       — А чего он оставляет холодильник без присмотра? — возмутилась Саша.       Имир хлопнула себя по лбу, словно говоря сама себе: «Чего я от нее вообще ожидала»?       — ВЫХОДИ! — продолжал греметь голос. — Я все расскажу твоим родителям! Они такие же воры, как ты!       Саша побледнела. Имир вздохнула, отдала Саше две оставшиеся булочки, скатала комок грязи и выбралась из куста.       — Эй, жирный боров! Хочешь разобраться с Сашкой? Сначала догони! — с этими словами она кинула в кого-то ком грязи и побежала. Саша схватила меня за руку и тоже выбралась из куста.       — Догони! — крикнула она и тоже побежала, крепко держа меня за руку.       За нами бежал плотный дяденька в спортивном костюме. В правой руке он держал длинную хворостину, которой пытался ударить нас, а в левой упаковку, кажется, от ветчины.       Впереди неслась Имир, а мы с Сашей бежали за ней. Имир бежала строго вперед, а Саша петляла, и хворостина, ни разу не коснувшись нас, свистела в воздухе.       Я едва поспевала, но Саша продолжала держать меня за руку.       Мы уже почти выбрались из нашего района. Мне казалось, мы таким темпом, добежим до Центральной Университетской Авеню. Имир скрылась из виду. А «боров» в спортивках продолжал настигать нас.       Мы забежали за угол, где стояли мусорные баки. Внезапно крышка одного поднялась, и оттуда показалась голова Имир.       — Живо, прячьтесь.       Едва мы с Сашей успели спрятаться, как появился тот самый человек в спортивках. Он, щелкая хворостиной, быстро окинул взглядом мусорные баки и побежал дальше.       Из соседнего бака послышалось чавкание — Саша, наконец, смогла доесть булочки. Из другого послышались причитания, и оттуда вылезла Имир. Я осторожно выбралась из мусора. Мне повезло — я нашла пластиковые отходы. Имир влезла в бак с бумагой и картоном. Судьба, есть судьба — Саша пряталась среди пищевых отходов.       — Вылезай, — велела Имир. — Не хватало столкнуться тут…       — С этим уродом Райнером, — вежливо подсказал кто-то.       Спина Имир окаменела, и я поняла, что мы во что-то вляпались.