My beautiful virus

Я готов признать свою неправоту только тогда, когда Чунхен скажет мне «ты победил». Но проигрывать в наших отношениях он не собирался и, впрочем, никогда на то не надеялся. Я же – чистокровный упрямец, который не отступит, даже если начнется Конец Света, и нужно будет мириться, потому что в Раю драки запрещены. Впрочем, даже сейчас, слыша в своей голове голоса далеких воспоминаний, я понимал, что уже ничто не будет таким, как было прежде. И даже если я попытаюсь вернуть все на круги своя, это ничего не изменит. Просто потому, что прошлое, если оно и возвращается, приносит множество болезненных ощущений. Это то же самое, что встретить человека из будущего, а самому жить в 18-ом веке, после – полюбить его и так и не дождаться, просто потому, что время не вечно. А для него потеря тебя будет лишь временным горем, потому что таких, как ты, у него было много. Но перед своей смертью ты все равно вспомнишь, что когда – то он поклялся тебе в вечной любви, и всем сердцем будешь надеяться, что он сдержит свою клятву. Когда Чунхен признался мне в любви, я, мягко говоря, был в шоке. Точнее, готов был упасть в обморок, однако мне не позволил мой здравый рассудок. Тогда я еще блистал гордостью и готов был сделать все, что угодно, но только не «унижаться» перед своим одноклассником, который чувствовал ко мне то же, что и я. Но спустя какое-то время мы оба потерялись в океане безработицы, в океане лжи и обыденности, и, как только нам все это надоело, он забыл про меня. Его молчание на мои вопросы не значило, что он на все согласен. Просто это был конец нашей с ним Вселенной и нашей с ним истории, которую он пообещал мне переписать еще раз. Я не знаю, что заставило его откинуть ручку в сторону и запачкать чернилами листы нашего с ним романа, но это «что-то» вероятнее нарушило привычный ритм жизни и сломало мост нашей с ним любви, которую теперь я смею назвать наглой ненавистью. Мне пришлось отойти в сторону, когда мимо меня прошли «Чунхен и его компания». Сказать, что он был серьезно настроен, - ничего не сказать. Он был одним из тех, кто вечно рвался к победе и не желал проигрывать, но я в любом случае, я знал, что сегодня он проиграет. Не знаю. Невозможно объяснить, почему я так думал; но существовало подобное предчувствие, заставляющее меня нервничать и до боли сжимать ладони в кулаки. Я слышал его шаги также отчетливо, как и свое собственное дыхание: рваное и сбивчивое, как и мои мысли. А еще шаги такие громкие, но в то же время ужасно ритмичные. Я слышал их даже сквозь крики толпы, сующей свои деньги прямо мне в руки. Но сейчас мне было не до них, потому что на данный момент их значимость для меня растворилась в воздухе, как летняя пыль. Единственное, что я слышал помимо голоса моих мыслей в голове, это топот чужих ног и звук музыки, смешивающийся со звуком резких битов, шум зеленых денег, который смешивался с тихим шепотом моих онемевших губ. Я стоял в стороне и, допивая содержимое банки с надписью «Coca Cola», наблюдал за танцем трех парней, которые отсутствовали в нашем кругу танцоров достаточно долгое время. Я не знал, помнила ли толпа о существовании их малочисленной компании, но на сто процентов был уверен, что люди будут довольны их выступлением, потому что в усердии и трудолюбии они не уступали никому и каждый раз оттачивали свой танец. Простояв так еще немного, я вздрогнул, когда Чунхен устало проплелся мимо меня и, коснувшись своим плечом моего плеча, произнес что-то вроде «сегодня вечером увидимся». Я не знал, что он имел ввиду, но твердо был уверен в том, что на этот раз он сдержит свое обещание. Я надеялся на то, что в этот раз оно не будет пустыми словами, наипростейшим набором слов, потому что мне надоело слышать, как он врет. И не кому-то, а мне. Тому, кто поддерживал его на протяжении всех этих лет и вдохновил его, как-то однажды рассказав о том, с каким трудом я добился исполнением своей мечты, став танцором, пусть и здесь, пусть и в этом сборище незнакомых мне людей. Но я понял, что помешался на тебе. Сегодняшний день станет для тебя последним, если ты, Джокер, еще раз разобьешь мое сердце.