Последний танец Найэри

Монотонность рабочих дней утомляет даже топ-менеджеров. Ты все равно обязан быть в конторе, и если рядовые служащие ровно в шесть пойдут домой, то тебя не отпустят до особого распоряжения шефа, да и тот может забыть, что людям хочется просто домой. В такие вечерние часы Стейнар занимал себя математическими задачами и тестами на логику, чтобы хоть как-то размяться и не превратиться в хомяка, живущего в роскошно обставленной норе. Но все равно, просто хотелось домой. Ни комната отдыха, ни спортзал не создавали атмосферы уюта и покоя своей норы. Иногда трудно дождаться момента, когда нажмешь на кнопку телефона и вызовешь водителя и, наконец-то, на заднем сиденье закроешь глаза, на все сорок минут, пока водитель мчит за город. Дом с большим участком земли и садом Танни купил уже после войны, когда правительство оценило его заслуги в должном денежном эквиваленте и финансовые дела пошли в гору. Сад, огороженный спуск к реке, оранжерея в доме и все как надо. Осталось только хозяйку завести. Но, пока не судьба. Иногда колонель задавался вопросом, где же такое количество блядей пряталось лет пятнадцать назад, когда он был бедным молодым офицером. Как назло, шеф здесь весь вечер, редкие звонки не давали сосредоточиться ни на чем и держали в напряжении. Стейнар даже с завистью смотрел из окна вслед сотрудникам бухгалтерии, что торопились домой, к детям и супругам. По ним можно часы сверять. Бездельники. После шести остаются те, кто нужнее всего — программисты, аналитики, пленные техники-нордеа и руководство. Если уволить половину штатного состава «Алрис», то никто не заметит этого в работе. Недавно Стейнар и сам внес вклад в эту благую идею. Обеденный перерыв в корпорации. Можно сходить в столовую, можно в кафе, коих было аж несколько, а можно взять котлеты, приготовленные дома и съесть их на лавочке в парке на территории. Стейнару не хотелось ничего из вышеперечисленных вариантов и он просто решил прогуляться по самой глубине парка, намеренно оставив телефон в кабинете. Здесь меньше народу в летний день. Служащие смущались, увидев его, а нордеа в своих одинаковых комбинезонах кланялись, не поднимая головы. Безмолвные тени, покоренные пленники, казалось, нордеа приняли свою судьбу. Но Стейнару в этих склоненных головах, бесстрастных лицах чудилась насмешка или снисхождение к победителям. То, что их презирают — бесспорно. Просто надо знать нордеа. Даже безнадежность их унижения — это повод для презрения победителей. Они скользили по парку корпорации не разделяя людей на начальство и клерков, приказать им мог любой. Безответное имущество. Месть за изощренность ума. В туалетную комнату даже самые высокопоставленные особы ходят без охраны и пешком, а уж Стейнар и не думал побрезговать простым парковым сортиром, в котором, впрочем, все стерильно. Именно к неприметному домику он и свернул из аллеи. - Эй, ну что ты как дохлый! Шевелись! - резкий голос и характерное сопение спаривающегося самца с излишним весом. Не надо даже делать шаг, чтобы понять, что там. Нордеа, с спущенным до колен комбинезоном, стоит, уткнувшись лицом в кафельную стену, в его волосах — чужая рука, вцепившаяся в затылок, а рядом, в нескольких сантиметрах - кровавое пятно. Мужская задница, равномерно двигающаяся и вбивающая пленного в стену, застарелые синяки на тощих голых плечах. Стейнару нестерпимо захотелось пнуть эту жирную волосатую задницу, но ботинки жалко. - Вы сюда на работу устраивались или уборщиков ебать? - громко, армейски ледяным тоном спросил Танни, не стесняясь нарушить покой «любовников». - Надеть штаны и бегом в кадры! Уволен! Клерк резко дернулся, выпустив свою жертву, и нордеа сполз по стене, собравшись на полу в комок, грязные волосы закрыли его лицо. - Простите, господин Танни, - залепетал клерк, покосившись на нордеа, - это случайно! Он сам предложил! - Охотно верю, - с непередаваемым сарказмом ответил Танни, - а три года назад он бы предложил тебе стрелу в горло и ты бы согласился. Уволен. Без выходного. Я проверю. Стейнар не торопясь сделал свое дело, потом долго мыл руки, а пленный так и не двигался, боясь ненужного ему внимания человека. Стейнар молча высушил руки и вышел. Обедать уже не хотелось. Ничего необычного не произошло. Красота нордеа стала доступной для людей, и на войне, и после Стейнар видел много подобного. Победители имеют право использовать трофеи как хотят. Установлено, что нордеа убили почти всех своих женщин, спасая их от позора и обрекая самих себя на самое страшное, на вымирание. О, эти кассовые драмы в кинотеатрах, о жесткости нордеа, о ритуальных убийствах и самоубийствах аристократок и простых келлинок, этот белый шифон платьев, в который медленно впитывается кровь. Жестокий народ, не имеющий сердца, нестареющие бездушные звери. Стейнар припомнил, что так и не увидел во время войны ни одну келлинку, ни взрослую, ни девочку, их не было и среди захваченных пленных. Только трупы и насмешка в глазах побежденных нордеа. Никто из нордеа никогда не просил о пощаде. Ни захваченные офицеры, ни пленные с территорий не снисходили до того, чтобы о чем-то просить людей. Молчаливое презрение, судорожно стиснутые зубы и надменная покорность. Пытки, расстрелы, насилие, грабеж. Показательные казни, и все это - молча. Они, казалось, знают гораздо больше и видят дальше, чем все политики и командующие Алрис. И именно из этого молчаливого внутреннего сопротивления выросло непонимание между двумя расами. Пленных боялись, презирали, создавали легенды о жестокости и безнравственности нордеа. Стейнар иногда морщился от заголовков газет и уже не удивлялся ничему. Пропал ребенок – почему бы не обвинить в убийстве рабочих из пленных? Вот какого черта им бы сдался человеческий пащенок? Людям нравится, когда перед ними унижаются и просят, нордеа этого делать не стали и не станут, вопреки желанию жить. Тогда, перед самым началом войны, он долго вспоминал Найэри Истелина, забрасывая в видеопоисковик запросы. Нашлось много роликов с его танцами, нордеа, словно люди, так же выкладывали записи в сеть и гордились своими танцором. Стейнар оставлял закладки в браузере, чтобы по нескольку раз пересмотреть съемку. Квинтэссенция простой красоты, ничего затейливого в завораживающем даже на экране монитора танце. Везде отключены комментарии, он даже понимал, почему. Да и что тут скажешь особенно… люди будут обсуждать не танец, а танцора, а нордеа и так восхищены. Но из сети не удалось узнать о парне ничего большего, чем сказал Шемрон, и вот это уже меньше нравилось Танни. А в начале войны вся информация и вовсе стала закрытой и все ролики исчезли, словно их и не было. Потом блокировка информационного пространства нордеа, общих порталов и ограничение доступа почти ко всем ресурсам. А потом и вовсе стало не до Найэри, чей образ оставался в памяти приятным воспоминанием. Почему-то, колонель Танни даже не мог себе представить вместе войну и танцора. Даже и мысли не пришло в голову, уж наверняка умники нордеа припрятали эту нежность в мирном месте. Сама война вспоминалась с трудом, невозможно было не помнить и невозможно было забыть. Выплывали ночные кошмары, ассоциации, и Стейнар ненавидел журналистов. Тогда, после победы, ему часто приходилось давать интервью. «А что вы чувствовали, когда вошли в Келлин?». «Правда ли, что нордеа убили всех детей в приграничных деревнях?» «Приятно ли бы быть победителем?» Что вы чувствуете, когда убиваете людей? – Отдачу. Сотни идиотских вопросов от журналистов, просидевших всю войну задницей в своих теплых редакциях. Рассказать, что въезжая в Келлин на бронемашине, он опасался снайперов на крышах, что вспоминал, как гулял по тем улицам весной, пил пиво в баре с Шемроном. И не убивали нордеа детей, но расстреливали всех мужчин от двенадцати лет, по какому-то древнему избирательному принципу. И победителем быть неприятно. Да, игра была честной с обоих сторон, насколько возможно. Но разве расскажешь журналистам, что тебе снится лицо мертвой келлинки с тонким ритуальным кинжалом в груди, что твой отряд проводит мимо нее арестованного супруга, с совершенно неживым лицом и никто не спрашивает нордеа, что чувствует он. Точно такое же лицо было у мужчины и при казни. Словно он уже умер, а телу уже ничего неважно. Снится полыхающий дворец Альвгейра, закопченный мрамор, снится и сам Альвгейр, разговариваюший с Найэри, благодарящий своего танцовщика. И конечно, снится Найэри с его прощальной улыбкой. А затем танки, стрелы, грохот взрывов в горах. Вся дикая смесь за несколько часов ночного сна. И может поэтому, Стейнар не любил встречаться с бывшими сослуживцами, чтобы за стаканом виски вспомнить все это еще раз. Наяву хватало. Порой чудилось, что в руках притихшего работника-нордеа не тонкая швабра для мытья окон, а лук или смертоносное копье. Остроухие владели как древним оружием, так и современным. Древнее – разошлось по коллекциям и аукционам, а современное – уничтожено. Жирные банкиры с чувством выбирают меч, не подозревая, сколько соотечественников было им зарублено в прекрасные звездные летние ночи. - Останови! – скомандовал Танни водителю и машина резко затормозила, заодно осветив дальним огнем всю неприятную сцену. Двое охранников и нордеа. Кажется то тот же самый, из садового сортира. Парень умеет находить неприятности на все части организма. Только на этот раз его били, а не трахали, один здоровенный жлоб с телескопической дубинкой, а второй держал пленного как котенка, за шкирку. Нордеа обвис в руках, как тряпка, даже не закрываясь от ударов. Можно было бы и не вмешиваться, время позднее и по регламенту все нордеа уже должны быть в бараке. Да и повод не стоит этого. Но, что-то заставило. Один против двоих. - Что тут происходит, господа? – он хлопнул дверцей машины нарочно, отвлекая охранников от жертвы. – По-моему, для работы с пленными есть ответственные сотрудники. - Устанавливаем личность, господин Танни, - с армейской выправкой гаркнул тот, кто держал пленного, так и не выпустив добычи. – Время уже не регламентное, а он молчит, паршивец. Нордеа и молчит… какая неожиданность, черт побери. - Тогда почему бы вам не отвести его к баракам и не передать ответственным? – следующий логический вопрос. - Это не наш участок, господин Танни. Лихая отмазка, не попишешь! Стейнар аж присвистнул от такой наглости. Да, обнаглели демобилизованные. Еще полгода назад подкинули бы нордеа на ручки и рысью бы понеслись. - А херачить его дубинкой - это, значит, ваш участок? – совершенно спокойно задал следующий вопрос колонель. Не то, чтобы жалко так уж нордеа, но непорядка Танни не терпел, в обе стороны. Он подошел ближе, к стоящему на коленях пленному. Да, тот самый, спутанные немытые волосы до плеч, опять засыпавшие лицо, и тощие острые плечи. Он брезгливо тронул пленного за подбородок, пачкая руки в крови от разбитого носа и губ. Глаза закрыты от страха. - Как тебя зовут? – ответа он не услышал, отвлекли, видно было, что к ним бежит еще один нордеа. Судя по отметкам по одежде, бригадир. Ответственный за этого неудачника, значит. – Еще раз спрашиваю, как твое имя? - Он не ответит, господин, - старший нордеа даже не запыхался, хотя бежать ему пришлось прилично, - он не может говорить. Я заберу его, он задержался на работе. Извините. - Как его имя? – Стейнар все-таки приподнял лицо пленного, убирая пальцем волосы с лица. Это уже интересно. Нордеа не говорят ничего просто так. И за три предложения бригадир так и не назвал имени, да еще и извинился. Совсем молодое лицо и шрам от правого уголка губы вниз, ресницы дрогнули и пленник наконец-то открыл глаза. Серебряные. Невозможно не узнать. Только взгляд сквозь Стейнара Танни, словно нордеа не видел перед собой человека вообще. Неживой замерший серебряный взгляд. - Свободны! – скомандовал колонель охранникам. - Шагом марш на пост! А ты, - он обратился к бригадиру, - забирай его. И, еще, - он перешел на язык нордеа, - завтра ты мне расскажешь, как его зовут. Нордеа только поджал губы, почти силой забирая младшего у человека, помогая встать и подставив свое плечо как опору. - Пойдем, Най, держись, - все, что услышал Танни, садясь в машину, и перед глазами была муть непонимания и досады. Найэри Истелин. Это он? Это жалкое грязное существо, садовая игрушка для сотрудников корпорации «Алрис», с полосой электронного ошейника на тощей шее – тот самый танцор, перед кем преклонялся даже сам венценосное совершенство князь Альвгейр. Тот самый танцор, чью нежность и легкость Стейнару доверили на несколько минут подержать в руках. Как? Как это могло случится? Да ты сам знаешь все ответы, Танни. Война. Вот что с ним случилось. А детали будут известны завтра.