Последний танец Найэри

Вернувшись домой, Стейнар застал почти пасторальную картину: Эйвинд, само спокойствие и памятник невозмутимости всего народа нордеа, расчесывал мокрые волосы Найэри Истелина. Юноша был уже вымыт и переодет в более приличную одежду, чем форменная от государства. Вот только всю картину портило лицо Эйвинда, старший нордеа расчесывал пряди с таким напряжением, словно разгружал вагон с цементом. И странная поза, мужчина стоял над сидящим юношей на максимальном отдалении, и гребень в вытянутой руке осторожно касался прядей. Най покорно опустил голову, и колонель не видел его лица, но готов был поспорить, что глаза закрыты. - Все в порядке? – осведомился он у помощника. Да, Эйвинд в доме как правая рука, нордеа очень удобны в хозяйстве, невидимы, аккуратны, честны и спокойны. Он не мешает им, они не мешают колонелю. Никаких бабских склок, никаких лишних забот и не тюремный режим. Правда, с Эйвиндом было сложнее и, пока они притерлись друг к другу, прошло немало времени. Да и иногда, порой Танни хотелось материться, когда помощник вел себя так, словно настоящий хозяин тут он. Нордеа чуть повел головой, как бы размышляя, снизойти ли до ответа или нет? Он собрал волосы Ная в хвост, закрепил их резинкой, отложил расческу и только тогда повернулся к колонелю: - Нет. Теперь не все в порядке. «Твою мать… спокойно». Срываться на нордеа бесполезно. Нервы людей для них ничего не значат. - Ты закончил тут? – Танни повернулся к двери, понимая, что объяснять ему загадку будут не здесь. Эйвинд прикрыл дверь рабочей комнаты, так же неторопливо посмотрев на Найэри, словно хотел убедиться, что мальчишка не сбежит. - Ну, так будь добр, поясни мне, что не в порядке? – колонель глубоко вздохнул. Диалог с нордеа дело не из легких. - Все не в порядке, – терпеливо, как маленькому ребенку, повторил нордеа. - Зачем вы его привезли? Он болен. - Вот те на! – изумился полковник. - Поэтому и привез. Ты уже забыл, как попал сюда и остальные? - Мы были ранены, а не больны. Истелин болен. Это большая разница. - Болен, значит, будешь лечить! Завтра мне нужен отчет об его состоянии и список необходимого. Эйвинд закрыл глаза, словно отчаялся объяснить очевидный факт безнадежно непроходимому тупице. - Хорошо. – Нордеа чуть наклонил голову, и полковник отвлекся, некстати про себя отметив, что нордеа не портит даже короткая стрижка. Кажется, даже от этого мраморная красота еще резче. Но следующая фраза помощника едва не заставила его уронить челюсть. – Убейте его. - Как? - только и хлопнул ртом Танни. - Пулей в голову. Так быстрее всего. Он не будет мучиться. Вы хорошо стреляете. Или дайте мне. Так, молчать. Танни даже помотал головой, пытаясь понять, что несет помощник. Один нордеа требует от человека убить другого нордеа. Или так, один бывший вражеский офицер, в равном Танни чине, требует убить другого бывшего офицера своей армии. Или еще вот: здоровенный взрослый нордеа хочет смерти мальчишки-нордеа. - Я, конечно, понимаю, - начал Стейнар, стараясь очень сдерживаться, - что вы считаете нас недоумками, и, где-то, даже согласен. Но разжуй мне, убедительно, с чего это я должен пристрелить Найэри. Ты же знаешь, кто он такой, да? - Знаю, – кивнул Эйвинд, и в лице у него ничего не дрогнуло. - Убить, потому что он болен и его нельзя вылечить. Его нельзя держать тут. - Да что с ним такого?! – еще немного и он точно не выдержит. А самое главное, если наорать на помощника, то толку все равно не будет. Собаки лают, караван идет. Кажется, Эйвинд и сам начал понимать, что слегка перешел границу терпения хозяина. - Найэри Истелин «сошел с ума», как называете это вы, – на сотую градуса потеплел тон нордеа. - У нас это нельзя вылечить, нельзя сдать в специальный дом, нельзя опоить таблетками. Невозможно вылечить душу, когда она сломана совсем. Он никогда не будет больше танцевать и говорить. Его почти нет. Теперь остается только обескуражено молчать. Найэри сошел с ума… Как это страшно и странно звучит. - Может, ты ошибаешься? С ним плохо обращались и он испуган и затравлен. Поэтому я и привез его сюда. Я вообще не понимаю, кто придумал дать ему в руки автомат?! Вот этого, наверно, не стоило говорить... Глаза нордеа опасно сузились - верный признак того, что остроухая тварь сердится. Допек я тебя, все-таки, а? - Он записался сам. И, с ним не «плохо обращались», Найэри пытали. Ему дали гораздо больше, чем он мог бы вынести. Слишком молод, не сумел. Убейте его. - Я вас вообще не понимаю! Сколько лет уже, а все равно, как об стену… - выдохнул Танни. - Там, откуда я его притащил, ваши же защищали его! А ты требуешь пристрелить. Поясни мне! - Значит, им нечего было больше защищать, – пожал плечами Эйвинд, - а здесь еще восемь. И если вы жалеете пули, то не селите его в общую спальню. Я могу слышать его с трудом, а им совсем не стоит. Ах да, ваша чертова эмпатия. Бережешь нервишки дружков, Эйвинд? Хорошо, с этим аргументом можно согласиться. Но убить Найэри? Своими руками? Пока он не разберется что к чему, Най будет жить, несмотря на эти бредни нордеа. Посмотрим, кто окажется прав. - Значит так: заткнуться с разговорами про убийство, - Танни все-таки вспомнил, что он тут хозяин, - это раз, полный медицинский отчет, это два, лекарства – это три. Раз ты такой крепкий, поручаю его лично тебе. Чтобы он хотя бы выглядел попристойнее. - Он больше не будет танцевать, господин Танни, никогда, – еще раз тихо повторил Эйвинд. - У него нет надежды. Сломанный цветок лишь сильнее пахнет. - Как это случилось? – задал короткий вопрос Танни, зная, что Эйвинд не станет переспрашивать. - Плохо. Это случилось плохо. - Ясно. Разберусь. Да, и никаких подушек ночью. Трибуналом пугать вас бессмысленно, конечно… Но ты меня понял. Зато я никогда не пойму вас, нордеа. Тебе никогда нас не понять, даже тебе, хоть ты и получше многих круглоухих. Ты не слышишь, как он кричит, как ему страшно, как он бьется от боли в клетке своего тела. Как он не может поверить в то, что он видел и в то, что случилось с ним. Он не может принять, потому что рожден для другого. Ты никогда этого не поймешь! У вас есть поговорка «благими намерениями вымощена дорога в ад». Тебе жалко убить Найэри. Ты видишь всего лишь синяки и голод, человек. Ты помнишь его другим. Все, каждый из нас помнит его другим. Белая птица нордеа – Найэри Истелин. Такие бывают нечасто среди нас. Можно закрыть глаза, повернуться на неудобной койке и вспомнить, как прямо с ладоней Альвгейра птица порхнула в танец. Князь подставил ладони танцору под ноги и поднял, невесомого, на высоту роста, все восхищенно ахнули, а потом, опустившись на колени, отпустил, босые ступни скользнули в такт танца. Когда это случилось? На зимнем празднике, Найэри тогда увидели во второй или третий раз и он стал всеобщим любимцем. Мужчины уже начали исподволь выяснять, кто же возьмет право первым прислать в дом Истелин драгоценности, а матери дочерей сделали свои ставки. Возможно, мы и виноваты в том, что не дали птенцу окрепнуть, научиться защищаться и не дали стать таким, как все. Мы ведь знали, что будет война и не дали ему шансов научиться закрываться броней от людей, которые жаждали сломать все на своем пути. Нельзя было нарушать правила предков, нельзя было разрешать ему быть открытым для всех. Веками мы учились сдержанности, веками и опытом приходило умение жить с этой эмпатией. Смертные не знают, что даже делясь чувствами, мы исподволь берем взамен чужие. Нельзя ничего, слишком много радости, слишком много горя, слишком много любви. Сгоришь сам и опалишь всех, кто рядом или утопишь. Мы щадили друг друга и себя, а Най, как открытый источник, раздаривал свой свет щедро. Нашел же выход, в танце! Лукавое создание брало восхищение, а отдавало чистотой не ограненных и не взвешенных чувств. Всем в танце рассказал, как любит этот мир! Или как печалится. Знал, что делает. Любой был бы рад заполучить его себе, брачным кольцом отобрав у других. Но не получил никто. Если бы мы знали… Он сам не видел, только слышал историю, ставшую легендой, передававшуюся из уст в уста среди пленных нордеа, о том, как танцевал свой последний танец Найэри Истелин, как не позволил крику сорваться с губ, как не позволил никому почувствовать своей боли, победив себя, и как не ошибся ни разу в долгом танце. Как танцевал для обреченных и только для них. Улыбался, танцуя на сделанной людьми площадке из металлического листа. Его било током каждый раз, как босые ноги касались пола. Кому из круглоухих мразей пришла в голову мысль о такой пытке? Кто рассказал, что Найэри танцует? Люди при всех сказали, что за каждый крик, за каждое неверное движение будут убивать по одному из раненых. Захваченный госпиталь, всех собрали внизу, согнали даже тех, кто был тяжело ранен, и велели смотреть, под дулами автомата, как танцует Найэри Истелин и как двое людей управляют электричеством. Знал ли Найэри, что всех, кроме него и еще пары офицеров, убьют? Знал, и танцевал для уже приговоренных к смерти сородичей, прощаясь, а нордеа улыбались, стараясь поддержать свою белую птицу. Если бы люди хоть уловили бы мельчайшую часть тех эмоций, той бури чувств, чтобы были между танцором и пленными, если бы знали о тайне – госпиталь бы стерли с лица земли гораздо раньше, а Найэри не дали бы дотанцевать. Но круглоухие могут удивляться сколько угодно тому спокойствию, с которым гибли приговоренные. Они умирали, видя белую прекрасную птицу в руке князя, а не дуло автомата и потные хари людей. Найэри сломался только тогда, когда прозвучал последний выстрел, только тогда его предало собственное тело и он рухнул на сцену, закричав от ужаса. Люди еще долго глумились над ним с пультом, а потом забрали себе, на сутки, спустя которые вернулся уже не Найэри белая птица, а замученный почти до смерти кусок мяса. И никто не может подарить ему милосердную, быструю смерть. Как могли жить с ним в одном бараке те, о ком рассказывал Танни, как они могли спать рядом, слыша как кричит болью и ужасом сородич, не силах принять груз чужих мук и вынести свою. Как? И как теперь жить тут, в этом тихом поместье? Дар Найэри обернулся бедой ему же и всем нордеа. Если этой волной захлестнет остальных, кто живет тут – боль поражения станет совсем невыносима. Найэри не может закрыться. Все щиты, что у него были, сломаны. И, стыдно признаться самому себе в слабости, но он понимал, что Найэри пока жив, потому что никто не возьмет на себя смелость отпустить из этого мира последнюю легенду народа. Сделать то, что Найэри сумел сделать для них. Дух нордеа пал – просить об смерти человека. Такого стыда еще не было. И не будет. Скоро сработает последняя ловушка нордеа и люди поймут, кто на самом деле выиграл эту бессмысленную войну. По меркам нордеа – ждать недолго. Совсем недолго. Если ему повезло с Эйвиндом, то как не повезло остальным коллегам, думал Танни, уже сидя в своем кабинете и уже почти собравшись спать. Этих нордеа он нашел почти в самом начале проекта по распределению пленных, лично приехав в лагерь, где они содержались, и отобрав себе трех, в чьих глазах, кроме открытого презрения, был еще и какой-то интерес к жизни. В то, что нордеа вот просто так сдались и опустили руки – лично ему верилось слабо, хотя черти работали очень убедительно. На месте правительства, раз уж оно так раззявило варежку на рудники и достижения нордеа, было бы разумнее их отселить на какие-нибудь земли, чтобы они там занялись выживанием, а не тащить остатки разгромленной армии в Алрис. Но кто после войны и победы слушает генералов? Гражданские сразу становятся такие умные и важные. Конечно, они все знают лучше. А военные в отставке пусть помолчат. В одном он точно послушался Эйвинда - велел выделить для Найэри отдельную комнату, и если в этой комнате с мальчишкой что-то случится, кое-кому слишком не поздоровится. Лично проследил, как пленника устроили спать. Да, что-то не то, совершенно отрешенное лицо, кажется Най даже не заметил перемены обстановки, Танни поинтересовался, как же тогда, по мнению помощника, парень умудрялся работать, а не быть отправленным в последний корпус медблока? Очередное равнодушное пожатие плечами. - Его убедили. В этом тоже защита. Значит кто-то смог пробиться сквозь безумие. Тогда почему Эйвинд талдычит, что надежды нет? Помощник проверил весь дом, убедился, что огни погашены, и еще раз зашел к Найэри Истелину, как бы все его существо не протестовало против этого. Опасность, щиты, защищающие от излишней информации, напряжены до предела. Даже не помогло снотворное для юноши, даже во сне не может расслабиться. - Спи, Най-Найэри, пожалуйста, покрепче, – нордеа поправил одеяло на сжавшемся во сне в комок юноше. Эйвинд устало опустился в кресло в собственной комнате, да, здесь конечно не барак, из каких-то странных чувств колонель Танни отвел ему аж целую комнату, стоит оценить благородство врага, который, в отличие от своих сородичей, сохранил достоинство. Завтра будет тяжелый день, очень тяжелый. Для всех. - Спи, Най-Найэри, - повторил он еще раз тихо. – Где бы мне взять силы, помочь тебе…