Кара господня (цикл "На семи ветрах")

— А теперь что? — запыхавшийся Эмиль, сорвав парик с длинными локонами, принялся поспешно стаскивать порванное и перепачканное платье, под которым был охотничий костюм. Потом несколько раз плеснул из дождевой бочки в лицо и потер атласной юбкой, чтобы смыть белила и румяна. — А теперь — делаем ноги, мадам, — Марджелату шутливо поклонился. — Только Зайчика дождемся. Переобуйся вот пока. Бросив Эмилю сапоги, он выбил об колено шляпу и несколько раз встряхнул редингот, с которого осыпалась сажа. — А та женщина, Мирела? — спросил Эмиль. Избавившись от туфель, он облегченно вздохнул. — Зайчик ее вывел, думаю, она уже на пути домой. Марджелату приоткрыл дверь амбара, где они прятались, и осторожно выглянул. Из разбитых окон "Золотого павлина" валили клубы дыма, по двору бегали слуги с ведрами и постояльцы, собиралась толпа зевак. Скрыться будет несложно, все заняты устранением последствий погрома. Между забором и кустами промелькнула тень, и буквально через несколько мгновений в амбар ввалился ухмыляющийся Раду. — Ну и устроил ты представление, — он хлопнул Эмиля по плечу. — Жаль, я занят был, не успел вволю полюбоваться. — Да я тоже, — хмыкнул Марджелату. — Но кто бы знал, что в нашем юном друге скрыты такие таланты. — Все нашел? — Эмиль был польщен похвалой, уши покраснели от смущения. — А то как же, — Раду вытащил из-за пазухи перетянутый бечевкой пакет. — В целости и сохранности, держи. Лошади оседланы и ждут, нужно торопиться... Снаружи раздались быстрые шаги. Марджелату толкнул Эмиля себе за спину, а сам выхватил револьвер и занял позицию слева от двери. Раду с пистолетами наготове затаился с другой стороны. Шаги замерли у самого порога. — Это я, Нелуца, — прозвучал дрожащий голос. — Господин Рейнеке, Заячья Губа, я одна. — Какого дьявола? — Марджелату открыл дверь, ухватил девушку за шиворот и втащил внутрь. — Зайчик! Раду недоуменно развел руками — мол, не при чем я. — Он ничего не говорил, — девушка помотала головой. — Я сама догадалась, нечаянно. Дед Богдан как-то рассказывал про разбойника, который в огне не горит, в воде не тонет... Я и припомнила, что разбойник тот молодой, да седой. Я на задний двор убежала, вот и увидела, когда он Мирелу выводил. — И что ты хочешь? — Марджелату продолжал держать ее за шиворот. — Только предупредить вас, — зачастила Нелуца, теребя фартук. — Там жандармы, целый отряд, кто-то позвал, уходить вам нужно поскорее. — Так... — протянул Марджелату, наконец, отпустив ее. Девушка тут же перебралась поближе к Раду. — И снова спасибо, милая, — тот быстро поцеловал ее в губы. — А теперь ступай, пока тебя не хватились. И возьми вот, на память, — Раду вытащил из кармана мешочек, вытряхнул из него на ладонь браслет и серьги с ляпис-лазурью, вложил девушке в руку. Марджелату высунул голову наружу. Около постоялого двора уже гарцевали жандармы, скоро наверняка начнут обыскивать все вокруг. — Поздно, заметят ее, — он плотно прикрыл створку. — Планы меняются. Эмиль, ты едешь в Бухарест и возьмешь с собой Нелуцу. Она будет твоим прикрытием, а ты — ее. Увезти служанку — не преступление, остановят, будешь нести всякий романтический бред про охватившую вас страсть и тому подобное. А мы уведем погоню. Бумаги заберем, на этот раз, если попадешься, спрятать будет некуда. — Куда же я там? — девушка всхлипнула. — Я никого в Бухаресте не знаю, только в веселый дом дорога! — Не волнуйся, девочка, — Марджелату ласково потрепал Нелуцу по волосам. — Мой друг подыщет тебе хорошее место. Эмиль, скажи Николя, что я просил позаботиться о ней. Вот, это тебе на первое время, — он выгреб из кармана горсть монет и высыпал ей в карман фартука. — А теперь сматываемся. — Вас ведь не поймают? — Нелуца обняла Раду за шею. — Я тебя еще увижу? — Все может быть, — он чмокнул ее в щеку и подмигнул. — Я же в огне не горю, в воде не тону. А другу моему сам дьявол нипочем. — Ну, удачи, — Марджелату отодвинул предварительно выломанные доски в задней стене амбара. Все четверо выбрались наружу. Эмиль посадил Нелуцу перед собой и, объехав амбар, направился прямо к жандармам. Смотреть, что там будет, Марджелату не стал, уверенный, что юноша справится, а им с Раду самим нужно уносить ноги. Однако выбраться из города не получилось — жандармы были повсюду, а не только около "Золотого павлина". — Дьявол! — процедил сквозь зубы Марджелату, когда они едва успели укрыться за вовремя подвернувшимся возом сена. — Обложили... Откуда их тут столько взялось? — Бросаем коней, уходим по крышам? — предложил Раду, высовывая голову из-за края воза. — Или хотя бы заляжем там на время? — Я Беса не брошу, — буркнул Марджелату. — Ты-то свою Чэрген оставил у Димитру, копыто лечить... Он не договорил — по брусчатке загрохотали колеса, и мимо проехала карета, в окошке которой виднелся очень знакомый профиль. — Похоже, мы все-таки на хорошем счету у Сатаны, — усмехнулся Марджелату. — Останови-ка экипаж, Зайчик, а я побеседую с дамой.

***

— Я тебе это припомню, — прошипела Агата, едва карета миновала очередной пост жандармов, которые, как и предыдущие, не посмели задержать знаменитую актрису и подругу фаворитки господаря, а уж тем более обыскать ее карету и спутников. — Я сделаю так, что тебя будет ловить последняя шавка в Валахии! Меня ждут во дворце! — Ничего, подождут, — Марджелату коснулся револьвером полей шляпы. — Нам нужно в ближайшее село, так что скажи кучеру, пусть гонит поскорее, — он одарил Агату самой обаятельной из своих улыбок. — А то Зайчик может его ссадить, и тогда тебе самой придется править по пути назад. — Гони! — крикнула она, высунувшись из окна. Кучер хлестнул лошадей, и сидящий рядом с ним Раду довольно хмыкнул, когда те помчались галопом. Снятый с кучера сюртук и шляпа оказались отличной маскировкой. До деревни они добрались, когда уже начало смеркаться. Раду, который ехал за каретой верхом, ведя второго коня в поводу, спрыгнул с седла и вернул промокшему и продрогшему до костей кучеру одежду. Марджелату вышел из кареты и придержал дверцу, поставив ногу на подножку. — Твоя помощь была неоценима, дорогая, — с насмешливой вежливостью он и поцеловал затянутую в лайковую перчатку руку Агаты. — Думаю, если твой кучер будет и дальше так же хорошо править, ты вполне успеешь во дворец к танцам, да и закуски наверняка еще останутся. — Иди уж, волчара, — усмехнулась Агата, шлепнув его веером по плечу. — Следующая партия будет за мной, клянусь. — Буду с нетерпением ждать встречи, — поклонившись, Марджелату захлопнул дверцу. — Зайчик, найди кузнеца, Беса надо бы перековать. — Марджелату, — окликнула Агата. — Что? — он остановился, обернулся. — Ты... его береги, — она кивнула вслед Раду. — Я тоже берегла... как сумела, теперь ты постарайся. — Постараюсь, — на этот раз в голосе Марджелату не было насмешки. Он махнул кучеру. — Гони! Вскоре карета скрылась из виду. — Нашел кузнеца, он и на ночлег согласился нас принять, и ракия у него хороша, — Раду протянул Марджелату чокань, пристроился рядом, плечом к плечу. — Или поедем дальше от греха? — Заночуем, вряд ли за нами сегодня будет погоня, — Марджелату задумчиво посмотрел на друга. — Зайчик, ты бывал в Париже? — Нет, — тот аж остановился от удивления. — А что? — Я вот бывал... Но что-то мне снова туда хочется, — Марджелату приобнял его за плечи. — Да и бумаги эти надо же кому-то отвезти. — Ну, значит, едем в Париж! — рассмеялся Раду. — Но это завтра, сейчас я жрать хочу.

***

— Ну, хотя бы насчет векселей я могу быть спокоен, — Николя вышагивал по гостиной перед застывшим с виноватой миной Эмилем. Нелуцу увела экономка, взявшая на себя заботу о "бедной девочке", чьи злоключения он расписал яркими красками. — Раз Марджелату их забрал, он сам все доставит по назначению. Но ты нарушил мой запрет. Что я за это тебе обещал? Николя принялся расстегивать ремень. — Спустить штаны и выпороть, — пробормотал Эмиль. — Но я же помог им, и все обошлось. И еще вот... Марджелату просил передать. Он протянул запечатанный конверт. — Хм... — прочитав записку, Николя усмехнулся. — Ты, конечно, молодец, и показал себя с хорошей стороны. Но... — он показал письмо Эмилю. Четким почерком на листке было выведено: "5 ударов". — Так что, дорогой кузен, снимай штаны.

***

Мирела закончила просеивать муку и потерла рукавом зачесавшийся нос. Томаш с утра ушел рисовать новые вывески булочнику и портному — о чем с гордостью сообщил ей после того, как долго просил прощения и за подозрения, и за то, что отмахивался от работы. Похоже, жизнь у них налаживалась, если так пойдет и дальше, ей больше не придется брать у знахарки травы, и вскоре в этом доме зазвучит детский смех. Стук в дверь отвлек Мирелу от приятных мыслей. Открывала она с опаской — вдруг Мирча решил обвинить ее в погроме? — Вы госпожа Лупу? — подросток-оборванец выжидательно уставился на нее. — Да, это я, — она улыбнулась. — Ты голодный? Погоди, я хлеба принесу. — Благодарствуйте, от хлеба не откажусь, — с достоинством ответил мальчишка. — Но сначала мне надо отдать вам. Они строго-настрого велели, чтобы прямо в руки. Он протянул Миреле тяжелый холщовый мешок. Заглянув внутрь, она ахнула, прижав ладонь к губам — там оказался чугунный горшок, полный золотых дукатов. — Кто велел? — Заячья Губа и Марджелату, — мальчишка улыбнулся во весь рот. — Они сказали, что это ваше по праву, потому что наследство. Я дал слово, что передам. — Ох, малыш... — мир внезапно расплылся, Мирела вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Заходи, будем есть мамалыгу и мясо, ты принес радость в этот дом, я тебя просто так не отпущу. — Меня Стан зовут, — тот поклонился. — Мне уже десять, я не малыш. — Расскажешь мне про Заячью Губу и Марджелату, Стан? — Мирела пропустила его вперед и, все еще вытирая катящиеся градом слезы, закрыла дверь. — Ты хорошо их знаешь? — Расскажу, — важно кивнул мальчишка. — Они самые лучшие. Вырасту совсем, и буду как они.

***

— Слышь, кум, Мирча-то, говорят, совсем умом тронулся. — Чистая правда, кум. Все бормочет: "кара господня, кара господня". Постоялый двор продает, в монастырь собирается, грехи замаливать. У брата при всем честном народе прощения просил, каялся, лбом об землю стучал. Отписал ему половину добра, а половину монахам отдает. — Вот ведь как оно... Сказывают, ангел ему явился, карающий, и даже видели его, ангела-то. Черный весь, крылья черные, глаза желтым горят. Дым как повалил, и ангел спустился. — А не диавол ли, кум? С дымом? — Точно говорю, ангел! А дым — ибо карающий. С крестом в руке, так и сиял тот крест. Кто безгрешен, тому благодать, а грешникам — кара великая. И с ним еще двое, серафимы, один белый, другой золотой, во как! Потом все трое на небеса и улетели, в громах и молниях. — Ну и дела, кум... Давай-ка еще по стаканчику.