Всё было совсем не так

       — Саске, пожалуйста, выйди из шкафа, — спокойный голос Итачи всё равно не мог привести в норму абсурдность ситуации. Саске сидел в шкафу уже второй день. И уже неделю боялся. Непонятно кого и непонятно чего. Говорил, что кто-то за ним смотрит. Сначала мы списали это на то, что у него возобновилась та эмоциональная буря. Хотя с середины позапрошлой недели всё было спокойно. Мы жили в своё удовольствие. Саске ходил проверять свою стройку приюта. Даже возвёл по деревне пару памятников и разбил аллеи, а спустя четыре дня после «счастливого вечера» вдруг стал нервничать и оглядываться. Кругом по особняку и кварталу Учиха сновали сотни его мини-копий, которые пытались найти непонятного шпиона. Мы с Итачи забеспокоились и тоже всё проверили. Я полдня просидел в режиме сэннина, пытаясь отследить чужую чакру или даже недоброжелательные намерения. Но нет, всё было спокойно. Июньская Коноха была сонной и размеренной. Народ снедала жара. И основные мысли людей, как простых, так и шиноби, бродили около дождя и ветерка. И, в отличие от прошлых раз «эмоциональной бури», беспокойство и паника Саске никуда не пропала ни на следующий день, ни на следующий, лишь усилилась. А это было уже очень плохо. Хаширама, который пришёл проведать «своего пациента», диагностировал прогрессирующую паранойю. Но ведь ничто не предвещало! Да и к тому же самое странное, что Ева чувствовала то же самое, что и Саске. Она дёргалась, оглядывалась и всю последнюю неделю, как началась эта «слежка», предпочитала почти всё время сидеть вместе с Курамой в моём внутреннем мире. — Ты же знаешь: мы сможем защитить тебя от любых недоброжелателей, Саске, — поддержал я старшего Учиха. — Там Мито-сан, кстати, стейк приготовила для тебя, как ты любишь, недожаренный. И помидоры нарезала. Круглешочками. А Итачи за сладостями ходил в тот магазинчик у дедушки Комо, где мы праздновали выпуск из Академии. Много всего вкусного принёс. Вылезай, Саске, — как маленького, уговаривал я лучшего друга. — Там к тому же душно, наверное? — Да, тут не очень-то комфортно, — глухо из шкафа согласился Саске. — Ну, вот видишь, выходи, отото, — позвал Итачи. — Нет, я ещё посижу, — вздохнул Саске. — Ну, хочешь, я сделаю клонов под твоим хенге, и они разойдутся в разные стороны, чтобы запутать «преследователя»? — предложил я. — Да. Хочу, — после нескольких секунд задумчивого молчания сказал Саске. Я послушно сделал пятьдесят клонов, выглядевших, как младший Учиха. Они затолпились в нежилой комнате, в которой стоял этот огромный жуткий шкаф, оставшийся, наверное, от какой-нибудь прабабки. — Идите, вы знаете, что делать, — распорядился я. Клоны голосом Саске хмыкнули и с присущим Учиха достоинством, не толкаясь, вышли из комнаты. Дверь шкафа протяжно скрипнула, и на нас с Итачи снизу вверх посмотрели два чёрных глаза. — Они ушли? — тихо спросил Саске, избегая встречаться с нами взглядом и покусывая нижнюю губу. — Ага, я пятьдесят клонов сделал, думаю, они отвлекут этих шпионов, ты, по крайней мере, поесть нормально сможешь, — помогая другу выбраться из шкафа, сказал я. Саске замер, прислушиваясь к своим ощущениям. — Спасибо, Наруто, мне так неловко… Чёрт! Ничего не могу с собой поделать! — воскликнул Саске. Итачи сочувствующе положил свою руку ему на плечо. — Ты справишься, Саске. — Да, пойдём, поедим, — преувеличенно жизнерадостно сказал я. Мы сели за стол, Мито-сан хлопотала вокруг нас, накладывая еду. Из-за жары чай мы пошли пить на веранду. Я поставил чаши на поднос, Итачи захватил сладости. Саске вроде бы немного расслабился, или клоны действительно кого-то отвлекли. Он протянул руку к своей чаше, из которой пил, сколько я его помню, и она прямо на глазах растрескалась и лопнула. Горячая жидкость разлилась на подносе. Саске, не мигая, смотрел на осколки чашки. — Плохой знак, — прошептал он. — Да ладно тебе, Саске, — делано засмеялся я, хотя самого прошиб озноб. — Она просто была старая… — Этой чаше раку* было около двух сотен лет, — заметил Итачи, — она сделана специально для горячего чая… Но, посмотрев на ошарашенного Саске, он тут же добавил: — Но, наверное, она действительно просто уже состарилась. — Её срок вышел… — тихо пробормотал Саске, поёжившись, и снова начал оглядываться. Я с лёгким ужасом подсчитал, что сегодня день, когда в моих прошлых жизнях завершилась война...

* * *

Нервозность Саске передалась и нам с Итачи. К тому же стало происходить что-то вообще из ряда вон. Возле моего друга всё словно начало приходить в негодность. Разбивалась и раскалывалась посуда, истлевали вещи, его относительно новую кровать, купленную после нападения Пейна, сожрали термиты, так что, когда Саске лёг, она просто развалилась с подломленными ножками. В саду, возле того места, где он обычно медитировал, высохло дерево. В комнату Саске залетела толпа белых бабочек** и размазалась тонким слоем по стене. Он совсем перестал есть и спать, стал угрюмым и старался избегать нас с Итачи, отчего-то свято веруя, что с нами тоже случится что-то плохое рядом с ним. Даже Ева с того момента, как раскололась чаша Саске, перестала заходить в мой внутренний мир, предпочитая прятаться у «папочки». Саске купил железную кровать и переехал на чердак. Через три дня после этого ночью из его новой комнаты раздался страшный грохот. Я подскочил и поспешил на помощь, прикидывая, что может вообще сломаться и так загреметь в пустой комнате с одной железной кроватью. Саске в комнате не оказалось, но было открыто окно. Итачи забежал следом за мной. — Хватит! Я понял! Я ухожу! — раздался громкий крик Саске откуда-то сверху, словно он старался докричаться до небес. От этой мысли в животе пробежал холодок. Мы с Итачи поспешили на крышу. Внезапно полил дождь. Настоящий ливень водяной стеной. Саске сидел на крыше, закинув голову вверх, под этим ливнем и выглядел… умиротворённым. — Саске? — окликнул его я. Он вздрогнул и открыл зажмуренные глаза. — Ты уходишь? Ты не должен больше никуда уходить! — закричал я. Вдруг словно пелена спала с глаз. Слежка, разбитые чашки, подломленные стулья, пролитый рамен, раны друзей, головная боль… я уже видел это раньше. Только раньше это происходило со мной. В те последние дни моих жизней, которые я никак не мог вспомнить. Под этим пронизывающим ливнем меня затрясло. Его… Саске… моего друга… моего лучшего друга, который изменил всё… всю мою жизнь… хотят забрать, точнее выгоняют из этой жизни. Саске… Он слишком силён… Он, как и я когда-то… соглашается сам. Он молчал, молчал и смотрел на нас сквозь этот дождь. Так печально и так обречённо. — Отвечай же! — отчаянно завопил я, не сдерживая слёз. Из-за дождя всё равно их не видно. — Я сейчас слишком устал, — тихо ответил Саске, вставая. — Давай завтра всё расскажу. Я чуть не взвыл. Да этого грёбаного «завтра» может уже не быть! Но Саске уже спрыгнул с крыши, и нам с Итачи осталось только последовать за ним. Он вернулся в свою комнату, достал футон и, сняв мокрую одежду, просто лёг на него и уснул. — Он уснул, — констатировал очевидный факт Итачи. А я, глотая сковавший меня ужас, глухо ответил: — Я… Побуду с ним. Не хочу… оставлять его, — мне просто страшно. Страшно, что я не обнаружу утром Саске и, может быть, даже не вспомню, что он был. А может, это наша последняя ночь и я тоже проснусь уже в следующей жизни. Наверное, мы с Итачи уже слишком долго знаем друг друга, потому что он кивнул, порылся на книжной полке и сел в кресло читать книгу в серых, мутных сумерках утра, используя свой шаринган. Он ничего у меня не спросил, Итачи вообще почти никогда ничего не спрашивает, но я чувствовал, что он… как минимум не желает прощаться с братом, как и отпускать его без боя. Пусть даже боя с высшими силами. Я чувствовал его решительность. Саске выглядел таким безмятежным, легко улыбался во сне, его дыхание было ровным. Я ловил каждый его вдох и боялся, безумно боялся… Не знаю даже, сколько часов он спал, я смотрел на Саске, запоминая каждую чёрточку осунувшегося за последние недели лица. Чёрные волосы с седой прядкой. Тонкий изгиб слегка улыбающихся во сне губ. Полупрозрачная кожа. Бьющаяся венка на шее. Стрелки длинных ресниц, которые вздрогнули и раскрыли его нефтяные глаза, расширившиеся от удивления. Саске чуть нахмурился, увидев меня, покосился на читающего в кресле брата. — Рассказывай! — потребовал я хриплым голосом. Саске сел на футоне и, прочистив горло, сказал: — Я собираюсь уйти из Конохи. Потому что у меня есть мечта, и для её исполнения мне придётся много путешествовать. — Мечта? — подал голос Итачи, откладывая книгу. Саске долгим взглядом посмотрел на брата. — Да, — кивнул он. — А с кем ты разговаривал вчера? — осторожно спросил я. — Просто… — замялся Саске. — Одна часть меня хотела отложить мечту на потом, но другая требовала выполнить её прямо сейчас. И только вчера мы пришли к соглашению, — неуклюже начал выворачиваться он. — Да что за мечта-то такая?! — воскликнул я, чувствуя, что меня хотят крупно на... обмануть. — А вот о ней я тебе могу рассказать, только когда исполню её, — со своим обычным пафосом изрёк Саске, вставая и одеваясь. — Неужели тебе обязательно надо уходить? — спросил я. — Да, — отвёл взгляд Саске, делая вид, что занят своим отражением. Вот только я видел его лицо в зеркале. — Но почему?! Ты должен остаться тут! Ты столько сделал… для Конохи… — я ощутил жуткое дежавю, словно эти слова когда-то в прошлой жизни говорил мне он. Какая ирония. Саске тихо хмыкнул и, обернувшись, спросил: — Наруто, если бы я попросил тебя никогда не становиться Хокаге просто потому, что не хочу этого, что бы ты мне ответил? «Да зачем мне этот титул Хокаге?!» — хотелось крикнуть мне. Тоже мне мечта! Не такая у меня мечта! Глава селения… нужна мне эта шляпа… Неожиданно перед глазами появился Старейшина Жаб с последним предсказанием про равноценный обмен, благодаря которому исполнится моя мечта. Равноценный обмен. Мою жизнь на жизнь Саске… — Поэтому не проси меня остаться, я правда не могу, — не дождавшись моего ответа на свой вопрос, заключил Саске. — Прости, Наруто, ещё многое надо сделать перед… уходом. Саске ушёл, тихо закрыв за собой дверь. Итачи тоже вышел из комнаты, я остался наедине со своей исполнившейся мечтой.