Живот набит! И хоббит сыт! Но он не спит! Плясать бежит!
— на высокой ноте закончил Мэрри и, ничуть не смущаясь, пожал плечами: — Ну да, до шедевра еще далековато. И рифма хромает, и слог подкачал! Но суть! — он прицокнул языком. — С ней не поспоришь! Ну что, идем? Хорошо-то как! — засмеялся, пританцовывая на месте. — Позже, — махнул рукой Фродо и, повернувшись к поджидающему Гэмджи, с улыбкой молвил. — А ты возмужал, Сэм. — Да полно, хозяин, — полурослик повел плечом, а в следующий миг с беспокойством заглядывал в глаза. — Все в порядке? — Более чем, мой друг, более чем. Фродо потрепал по плечу своего верного друга, ненавязчиво подталкивая в спину. Сэм упирался, отнекивался, но в результате сдался, увидев в глазах Фродо что-то. И это что-то, как показалось Беггинсу, возрадовало садовника, убежавшего вскорости в танцующий круговорот. Фродо снова остался один. Он потянулся к небольшим шарикам, с удивлением распознав в них запеченный картофель, фаршированный луком, нежнейшим сыром и грибами. Последнее особо позабавило хоббита, кинувшего взгляд на отплясывающего Тука — известную грозу близлежащих грибниц. Вкус печеной картошки, знакомый хоббиту с беззаботного детства, плавно перевел мысли в мечтательный характер. Фродо подумал, что неплохо было бы еще черного хлеба. Черняшка, как называли его молодые хоббиты, сдобренная маслицем и обильно посыпанная солью, была одним из любимейших блюд юного Беггинса. Как часто брал он с собой эту пищу Валар и вместе с книгой, удобно закреплённой подмышкой, уходил под сень величественного дуба, что рос испокон веков около вертлявой речушки! Это и было его маленьким уголком, в котором царил мир и покой; были подвиги и герои, и все всегда заканчивалось победой добра. Он знал это наперед. Он верил в это. «Когда вернусь, — с уверенностью пообещал себе Фродо, — обязательно выберусь под свой дуб. Сколько книг еще не прочитано! Лишь бы соль была да покрупнее!» Озабоченность, с которой хоббит подсчитывал остатки крупной соли после этого путешествия, испарилась с мелодичным смехом. Фродо повернул голову на звук и увидел, как стайка эльфиек вытаскивает из-за стола Боромира. Гондорец, успевший вытереть салфеткой рот, безоружно улыбался, позволяя увлечь себя в круг танцующих. Хоббит прислушался к себе, но обычного рокота настороженности к человеку не почувствовал, лишь легкое удивление. И с любопытством воззрился на гондорца, нескладно попадающего в ритм. Боромир казался неуклюжим рядом с гармонично танцующими представителями лесного народа, но вскоре приноровился, и Фродо с удивлением признался себе, что двигается человек с определенным изяществом. Нет, не было в Боромире плавного хода рук, наклонов головы; не тянул он носочек, расшаркиваясь, как иные придворные. Но в резких его движениях чувствовалась сила и страсть, а искренность и жажда жизни затмевали неловкость, приковывая взгляды к широкой фигуре и улыбающемуся лицу. — Никогда бы не подумал… — вслух протянул Фродо. — Не забывай, он сын Наместника, военачальник Гондора, — незаметно подсевший Арагорн с улыбкой наблюдал за разворачивающимся действом и чуть склонил голову, встречаясь со взором Владык. — Я думал, что он… —…мумак в лавке стеклодува? — смеясь, предложил Бродяжник, наблюдая за вытянувшимся лицом полурослика. — Что-то вроде того, – признался тот. — Странно, да? — задумчиво протянул Фродо, бросая взгляд на танцующих, и на вопросительно поднятую бровь Арагорна пояснил: — Смотри, как славят жизнь те, кто несет по сути смерть. Тот же Боромир. Воин. Война — это смерть. А танец… танец — это жизнь. Я думал раньше, они несовместимы. — Здесь нет ничего удивительного, Фродо, — пожав плечами, высказался человек. — Я думаю, тот, кто славит жизнь, не будет лишний раз ее пресекать. По прихоти или ради развлечения. Такие, — Арагорн кивнул на отплясывающего Боромира, — кто несет смерть, острее чувствуют жизнь. И ради этой жизни, ради мира готовы заплатить и самую наивысшую цену. И потом… Жизнь и смерть — две стороны одного фартинги*, — он сказал это так, будто часто размышлял над этим вопросом. — Одно переходит в другое. Одно продолжение другого и его же начало. И после смерти есть жизнь, и после жизни — смерть. — Думаешь, не стоит бояться?.. — Не знаю, Фродо… — они помолчали, думая о своем, а Арагорн вдруг заговорил о другом: — А что касается, воин ли танцор, или нет… То ты не видел Леголаса в деле. Могу тебе сказать, что дерется он с тем же изяществом, что и танцует. Или наоборот? — засмеявшись, сказал человек. — Танцует так же, как и дерется? — Что-то не спешит Леголас присоединиться к танцующим, — поделился Фродо, — то с Боромиром болтает да шутит, то, как сейчас, с гномом секретничает. А ты посмотри, — хоббит тронул человека за локоть, указывая в сторону, — эльфийки уже дыру на нем глазами готовы прожечь, а он будто и не замечает. — Значит, нет среди них той, с кем хотелось бы разделить таинство танца, — пожав плечами, проговорил Арагорн. — Как и у тебя, — больше утверждая, чем спрашивая, поинтересовался Фродо. — Ты прав. Мое сердце навсегда осталось здесь, в Лориэне. В руках той, что подарила мне себя, разрешила любить и быть любимым, — Фродо услышал, как голос Арагорна наполняется нежностью и музыкой любящих сердец. — Тот танец, под сводами этой залы, соединил наши сердца. А день солнцеворота помолвил, закрепляя наш союз**. — Ты был тогда счастлив? — отчего-то тихо спросил Фродо. — Как никогда, — серьезно последовал ответ. — И счастье это, зародившееся здесь, помогает мне осилить выбранный путь. — Пусть этот путь приведет тебя к ней. — Я… я надеюсь на это, Фродо. Странник прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, то полурослик увидел перед собой Короля. Древняя сила возрождалась с каждым вздохом сидящего рядом человека. Величество и непоколебимая уверенность исходила от него. А в серых, совсем не стальных глазах жила мудрость и отеческая доброта. — Иди, мой дорогой хоббит, — молвил Арагорн, — пусть и твоя вера подпитается животворящей силой этого места. Фродо кивнул, улыбнулся и, не отягощённый думами, устремился в центр зала, где новой мелодией рождалась уверенность в завтрашнем дне.***
Ночной ветер принес прохладу. Прошелестел опавшей листвой, заглянул под коряги и с громким уханьем потревожил седую сову. Та приоткрыла янтарный глаз, повела головой, недовольно щелкнула клювом и снова зарылась в перья. Ветер призадумался немного, подождал, но будить птицу не стал и взвился ввысь. Там, в темно-синем небе, звезды-малютки уже играли в чехарду. Перемигивались над раскидистыми ветвями деревьев и с хрустальным смехом прятались в широкой листве, когда какой-нибудь полуночный зверь вытягивал мордочку вверх, принюхиваясь и чихая. Ветер ворвался шумно. Защекотал зазевавшуюся звездочку, и та, схватившись за острые бочка, покатилась по небу и светлым отблеском скрылась из глаз. Под визг и гомон пролетал веселый пройдоха, и звенели листья в безудержном хохоте. А маленькие небесные светлячки прятали сияющие лучики за бегущими облачками, измазанными черничным соком. Встрепенулись птицы, пробуя ночной воздух на вкус. Застрекотали кузнечики, в неистовом желании допрыгнуть до самого неба. И только луна, закутанная в темную шаль, неодобрительно качнула острой макушкой и ловко схватила неугомонный ветер. Он пытался брыкаться, рвался освободиться, но сдался, печально повиснув на рожке. Месяц поправил ночной колпак, натянул покрывало чернеющего неба до носа и засопел, посвистывая и вздыхая. А ветер висел, покачивался. Потом вдруг рванулся, затрещал — и рассыпался на мириады осколков, с серебряным перезвоном осыпаясь на землю. Леголас открыл глаза и рукой провел по лицу, стирая небесные капли. Задумчиво посмотрел на дремлющий месяц и шаловливые звезды, начищенные до блеска. В темных насыщенных красках леса звучали голоса зверей и птиц, доносилась стрекотня и жужжание, и дальнее кваканье, редкое в это время года. А за спиной бурлила другая жизнь. В легких мотивах эльфийских песен не было место размышлениям и печали. Искрилась радость, подобно юной деве, не знающей страданий и ожиданий. Принц слышал веселый перезвон бокалов, журчание вина, наполняющего их, и громкий хохот, что водил дружбу с мелодичным смехом. Леголас тряхнул головой и отвернулся от яркого счастья, вновь обращаясь к тихому умиротворению Леса. Принц не любил шумные праздники, утопающие во множестве свечей. Не любил присущее им жеманство и неприкрытое кокетство, когда какая-нибудь эллет ненароком касалась его руки. И взгляды бросала такие, что другой давно бы вспыхнул. Он же лишь скупо улыбался и под неодобрительные взгляды отца старался скорее раствориться в преддворцовой ночи. Тихое потрескивание костерка было Леголасу милее, как и песни лесного народа, с которым он водил дружбу. И в этих предрассветных посиделках было больше тепла. И счастья… счастья, казалось, больше… Леголас отвлекся на громкий смех, прозвучавший совсем рядом. Наполненная светом зала выдохнула пару. Он и она. Молодые, как сказали бы хоббиты. Умудренные жизнью, как успел заметить принц. Она прыснула в кулак, залилась мелодичным смехом и потянула своего спутника вниз по ступенькам. Он зарылся в растрепанные волосы девушки, обнимая ее. Они тенью прошмыгнули мимо Леголаса и даже на краткий миг стерли с лица улыбки, с легкой заботой посмотрев на него. Будто извинялись за свое выстраданное счастье. Леголас проводил пару взглядом и снова оперся на перила, выуживая прерванную нить размышления. А Гимли-то был прав. И легкость от праздника, и опьяняющая радость, и неспешные разговоры, сдобренные дружественными шутками. Было все. Леголас с наслаждением потягивал вино, высматривая на свет свечей легкие пузырьки, поднимающиеся кверху. Эльф подначивал Гимли не стесняться и повторить подвиг отца, выплясывающего в Ривенделле. Гном долго отнекивался, краснел, бросая быстрые взгляды на Владык. А потом махнул рукой, крякнув, и утащил хоббитов, задавая совершенно другой ритм музыкантам. Эльф смеялся до слез, посматривая на бравые танцы пятерки Хранителей и эльфов, которые, ничуть не смущаясь, вторили разнуздалой музыке. А рядом сидели Боромир и Арагорн. Они тихо разговаривали, иногда посмеиваясь, вспоминая былые ратные подвиги во славу Гондора и не только. Леголас видел, как загораются глаза Боромира пониманием и теплотой. И уже без прежней настороженности взирал гондорец на следопыта. И будто принимал его. Эльф чувствовал это и был рад за друзей. А потом что-то случилось. Леголас не мог точно сказать, когда окружающий его мир лишился красок. Или, что вероятнее, не мир, а он сам вдруг стал тусклее. И тоска прошмыгнула в невидимую щелку доспехов, расположилась вольготно на груди, придавливая своей неизбежностью. Громким хлопком улетучилась недавняя радость, и Леголас вдруг ощутил себя одиноким. Одиночество было ошеломляющим. Среди веселья и шуток, в окружении друзей оно наседало, сминало и опустошало. Леголас провел замутненным взглядом по залу, не задержался на нахмуренном лице леди Галадриэль и неловко поднялся, роняя бокал. Красное вино не брызнуло в разные стороны, а тонкой струйкой очертило белоснежную скатерть. Но этого, кажется, никто не заметил. Не прервалась песня, и шум веселья не утих. А в сердце Леголаса громоподобным колоколом звенела пустота. Лишь Боромир дернулся к нему, но эльф, приметив в глазах друга тревогу, мотнул головой. Леголас выпал из зала в умиротворение полуночного леса, а тихий голос скользнул по краю сознания: «Подожди, принц. Она не может не прийти…» Он долго стоял, пытаясь надышаться свежестью ночи, но вера в чудо утекала сквозь пальцы. И легкий шелест ткани по траве показался лишь игрой безутешного сердца. Принц медлил. А когда решился на самообман, то обернулся и поднял глаза…***
Она легко выскользнула из кровати, не выпуская из рук пожелтевший по краям свиток. Одна из историй Второй Эпохи разворачивалась перед ее глазами, да только не сразу подавалась быстрому чтению. И явно навевала мысли о перекусе. Босыми ногами Наяра прошлепала на кухоньку, заглянула на полку, отыскивая яблоко. Но увидела тарелку с остатками пирожных. Под ложечкой засосало. Следом заурчал желудок. Рука невольно потянулась за ровненьким брусочком, и девушка ощутила вкус выпечки. Сначала хрустящая корочка с посыпанными продолговатыми семенами, потом нежность и воздушность теста, а напоследок тягучая сладость растопленного шоколада внутри. Наяра помедлила, мысленно поливая пирожное кисловатым брусничным сиропом, и облизнулась. Из недр полки появилась пузатая чашка, которая тут же была наполнена чуть теплым травяным чаем. Маленькая десертная ложка ожидала своего выхода, призывно отбрасывая тень на круглый стол, покрытый тонкой вязью кружева. — Так-так! — прозвучавший за спиной голос заставил Наяру вздрогнуть, одним глотком допить чай и отставить от себя уже опустевшую тарелку. — И что это мы тут делаем? — Эм? Мне-мн! — не оборачиваясь и наскоро прожевывая оставшиеся крошки, промямлила девушка. — Да? — заинтересовано поинтересовался Мирион. — Интересное занятие. Научишь? — Я читаю… — Оно и видно, — перебивая, хмыкнул эльф и подошел ближе. — Вон сколько букв по столу рассыпано. Ммм, — Мирион подцепил крошку и отправил ее в рот, — судя по вкусу… это история Второй Эпохи. И ты остановилась, не прочитав и половины. Что ж, — он пожал плечами, — хотя бы в этот раз не заснула над ним. — Смешно, — фыркнула девушка, схватив свиток быстрее, чем это сделал эльф. — Очень, — он улыбнулся и тут же одернул себя, нахмурившись. — Так что ты делаешь? — Читаю, — растеряно повторила Наяра, прижимая свиток к себе, — правда-правда… — Ох, да хоть ложь-ложь, — передразнил ее Мирион, обходя стол. — Не самое верное занятие на сегодняшний вечер. Не находишь? — Самое обычное, — она пожала плечами, не понимая к чему весь этот разговор. — Я пойду?.. — Куда? — Читать. Наяра потрясла свитком, украдкой взглянула на припрятанное пирожное и мысленно с ним попрощалась. — Ты помнишь, о чем мечтала? — Эм?.. Не только уметь ставить сеть, но и найти ее потом с уловом? — предположила Наяра, склонив голову на бок и постукивая пальчиком по губе. — Об этом даже я не мечтаю, — фыркнул эльф, тряхнув волосами, привычно собранными в хвост. Сумел не рассмеяться на состроенную кислую мину и веско добавил: — Праздник в главном талане, малыш. Разве не об этом ты мечтала? Наяра вздохнула и опустила голову; помедлила, а потом быстро проговорила: — Я не могу. Слишком быстро, тут же поняла она по насмешливой зелени, взметнувшейся в глазах Мириона. Наяра зачастила. Путаясь и перебивая себя, пыталась что-то объяснить. И чем больше она говорила, распаляясь; чем больше придумывала отговорок и причин, тем смешливее становились глаза эльфа, и все чаще мелькало в них ехидство. Наконец Наяра замолчала, переводя дыхания и обдумывая, что бы еще сказать. — Выдохлась? — раздавшийся голос звучал насмешливо, но беззлобно. — Ну что, все перебрала или еще что-нибудь осталось? — Осталось, — резко выпалила девушка. — Ну-ка, ну-ка! Удиви меня! Но Наяра не торопилась. Обвела взглядом комнату, стараясь не задерживаться на зеленоглазом нахале. А потом, к большому изумлению для себя, тихо проговорила: — Как я пойду? Как? У меня даже платья нет. Праздничного, — протянула она, выпятив губу, и отвернулась. Битва была проиграна. — Мать! — басовито гаркнул Мирион, и Наяра, обернувшись, хихикнула. — Подь сюда! — Гогочете, как горные козлы на выгуле. О Глорель не подумали? Разбудить могли бы, — вошедшая Алмарея строго погрозила пальцем, дождалась виноватого переглядывания и тут же живо поинтересовалась: — Уговорил? Пойдешь? — Конечно, уговорил, — улыбнулся Мирион и сразу же выбросил вперед руку с протестующе раскрытой ладонью, которая сжалась в кулак и направила указательный палец в сторону Наяры, — даже не возражай! — Но… — Нет! Алмарея, она твоя. Ей не дали вставить и слова, взяли за руку, словно ребенка, и увели в комнату. А когда Наяра опять появилась перед глазами Мириона, сначала охнувшего, а потом одобрительно кивнувшего, то тихо спросила: — Ну?.. как? — Красива. — Я боюсь, — шмыгнув носом, поделилась она. — Чего? Что уступишь в красоте другим прелестницам? Чушь, — эльф фыркнул, взял за руку Наяру и подвел к большому, в эльфийский рост, зеркалу. — Малыш, ты прекрасна. И надо быть слепцом, чтобы не увидеть твоего очарования. Ты красива, моя повзрослевшая девочка, и многие взгляды будут останавливаться на тебе. — Вот это меня и пугает, — выдохнула она и подняла глаза, осматривая свое отражение. Это была она и не она. В незнакомке, что смотрела из зазеркалья, угадывалось определенное изящество. Это было видно по наклону головы, слегка приподнятому подбородку, по взгляду из-под полуопущенных ресниц. Неужели, это она?! Не бойкий сорванец, вообразивший себя смелым воином, а воздушная эллет, нежная и в чем-то ранимая. Определенно, такой Наяра себе нравилась. Было в этом что-то правильное, годами позабытое, но от того не менее родное. Незнакомка ободряюще улыбнулась, провела рукой по волосам и огладила платье, задерживаясь на нем взглядом. Простой фасон не захватывал воображение, но Наяра долго разглядывала себя. Полупрозрачная дымка, сотканная из легких нитей, спускалась от шеи ниже к ключице. У самого лифа раскрашивалась в цвет только что проклюнувшихся листочков. Зелень струилась, огибая стан, бедра и дальше к ногам. Лишь у самого подола золотились солнечные зайчики, ажурными бликами, убегавшими к спине. Наяра чуть повернулась и ахнула. — Быть может, то была греза, — проговорила Алмарея, и Наяра кивнула, не сводя взгляда с отражения, — но несколько дней назад мне привиделись на горизонте две вспыхнувшие точки. Одна была цвета сочной зелени, другая — спелого солнца. Они, словно мотыльки, танцевали, возносясь все выше и выше, и светом своим чуть касались другого, согревая. В какой-то момент столкнулись, вплетая друг в друга свои краски. И яркой единой звездой остались светить на небосклоне. — Алмарея… это… прекрасно, — только и смогла вымолвить Наяра. Ажурная вязь, на первый взгляд казавшаяся тонким переплетением линий, предстала в виде двух мотыльков. Они поднимались от самой спины вверх, сначала осторожно сближаясь. Потом, осмелев, закружились в танце, касаясь усиками ярких крылышков. И слились, в едином порыве мешая цвета. А у самой шеи, держась друг за друга, застыли те же самые, но иные мотыльки. Один — светло-зеленый с яркими желтыми полосками. И другой — цвета солнца с зелеными искрами звезд… — Я… пойду? — оторвавшись от зеркала, спросила Наяра. — Раньше ты никогда ничего не спрашивала, лишь делала то, что считала нужным, — в ворчании эльфа слышался еле сдерживаемый смех. — Конечно, иди, малыш! — он рассмеялся во весь голос, протянул руку, чтобы потрепать Наяру по голове, но передумал и крикнул вслед выбегающей девушке. — Мой дорогой Хвинде, постарайся не снести своим бурным потоком ни Владык, ни праздничный талан! Кажется, она что—то хмыкнула в ответ, махнула рукой и скрылась в ночи. Ветер подбадривающе подталкивал в спину; расступались деревья, светом заспанного месяца указывая дорогу. Мелькали серебряным цветом хвосты белок. Трель птиц возвещала о ее появлении, и свита полудремного леса расступалась. Она споткнулась как-то внезапно. Запуталась в подоле платья и поняла, что запыхалась. Побрела медленно вперед, все чаще останавливаясь и посматривая назад. Вернуться? Вернуться… Но продолжала идти. «Вот, глупая, — ворчливо стыдила себя Наяра, — что встала, замедлилась? Боишься?» «Нее-ее-т, — отнекивалась тут же. — Ну что я там не видела. Домой?..» «А как же танцы? Музыка, что живет в сердце? Друзья?» — не отступалась и делала новый шаг. «Глупость, — пыталась убедить и путалась, — ну, танцы. Не очень и хотелось…» «Ага, — ехидно и тут же просительно: — Пойдем. Надо. Нельзя отступать!» «Уж лучше с орками сразиться, — печально, со вздохом и передергиванием плеч, — не так и страшно…» «Не простишь себе. Хочешь туда. Я знаю, хочешь», — с нажимом. «А как войду? — уже сдавшись. — Я не могу появиться одна. Это неправильно, правильно?» — сбившись и теребя платье. «Что-нибудь придумаю. Обязательно. Нельзя отступать. Хватит бояться, — решительно. — Ну же, вперед!» Где-то глухо ухнула сова, ветер взъерошил волосы. Зашумела крона деревьев, обнажая клочок черничного неба. И тут же маленькая звездочка, сверкнув бочком, полетела вниз. Наяра зажмурилась, бессвязно подумала о чем-то и вновь стремительно рванула вперед, боясь передумать. Послышалась музыка, расступились деревья. Вознося мольбу Валар, Наяра просила, чтобы из талана вышел хоть какой-нибудь ее знакомец. Казалось чем-то неправильным прибыть на этот праздник в одиночестве. Она поискала глазами Халдира. Но Страж, неотлучно находившийся на самом верху лестницы, сейчас почему-то отсутствовал. Лишь в тени живых колонн виделся неясный силуэт какого-то эльфа. Она сделала шаг. С глухим стуком старая коряга перевернулась на другой бок. Тень дернулась с движением силуэта. И Наяра встретилась с взглядом эльфа.***
Леголас медленно спустился по ступенькам, не сводя взора с Наяры. Остановился в нескольких шагах и чуть склонил голову в знак приветствия. — Я и не чаял еще увидеться, — слетело с языка быстрее, чем подумалось. — А я до последнего не была уверена, стоит ли приходить. — И что повлияло на решение? — Совет, — она призадумалась, тряхнула волосами и улыбнулась. — Совет друга, мой принц. — Поистине, у вас отличные советчики… моя леди. — Как и мои друзья, вы хотели добавить? — со смешком предположила девушка. — Да, — серьезно кивнул Леголас. — Ваши друзья никого не оставляют равнодушным. — Они это могут, — засмеялась Наяра, откидывая голову назад. — Такие затейники. С великим даром убеждения. — Хвала Валар! — проговорил он и посмотрел на небо, потом перевел взгляд на девушку и невольно улыбнулся. — Вы позволите, моя леди, предложить себя в качестве спутника на этот вечер? — Почту за честь, мой принц, — девушка кивнула и, подавшись вперед, доверительно сообщила: — Вы мой спаситель, мой принц. Являться на праздник одной… — она замялась и тихо выдохнула. — Спасибо. — Любой на моем месте поступил бы так же. — Я рада, что вы не любой, — произнесла она, потупившись. — Я тоже, — легкий шепот стал крыльями ветра. Леголас протянул руку, и прохладные пальцы Наяры передали внутреннюю дрожь. Принц чуть сжал ладонь девушки в своей и поднес губам, невесомо целуя. — Я здесь. С тобой, — тихим шепотом выдохнул он. Молчание, с которым они поднимались по полукружьям ступеней, не тяготило Леголаса. Он успокаивающе поглаживал пальцы девушки и радовался ответному теплу. На самом верху принц остановился, повинуясь неясному знаку Наяры, и вопрошающе поглядел на нее. — Кого-то ищешь? — спросил он озирающуюся девушку. — Наверное, меня, — ответом колыхнулась тень, соткав силуэт Стража. — Рад видеть тебя, Наяра. Северный родич, — приветствовал Халдир, приложив руку к груди, и вновь обратился к девушке: — Свет звезд указал тебе путь, дочь Леса. И ты пришла на их зов. Я рад. — губы дрогнули, потом растянулись в улыбке и, не скрывая своего веселья, Страж договорил: — Я рад, что в этот раз ты входишь через главные двери. Привычка проверять все потаенные лазейки уже накрепко укоренилась во мне. Хотя сегодня тебе было бы сложнее, — он подался вперед и, с явным удовольствием наблюдая за смутившейся Наярой, проговорил что-то непонятное: — Скатерти сегодня не доходят до пола… Но! — Халдир быстро распрямился, пытаясь придать лицу определенную серьёзность, но в серых глаз плясали озорные светлячки. — Праздник в разгаре. Вы ничего не пропустили. Он сказал это как-то по-особенному. Посмотрел на Наяру долгим изучающим взглядом и улыбнулся уголком рта. — Что ж, свет звезд милостив и ко мне тоже, — продолжил Халдир, движением руки предлагая не стоять на пороге. — Давно уже мне не удавалось побывать на подобных празднествах. — Дозоры? — с пониманием кивнул Леголас. — Кхм… — Страж снова бросил взгляд на потупившуюся Наяру и заливисто рассмеялся: — Можно и так сказать! Халдир в приглашающем жесте махнул рукой, сделав шаг вперед, и тысячи свечей вспыхнули, поглощая и растворяя Стража в ярком празднике ночи. Леголас помедлил немного, сжал руку Наяры и, уловив ответное пожатие, сменил полуночную тень на живое веселье света. Они шли по залу мимо гладких стволов деревьев, посеребренными колоннами уходившими ввысь и подпиравшими свод талана. Кроны причудливыми узорами смыкались над головой, оставляя небольшие окошечки для подглядывающих звезд. А ветви, от ствола до ствола, скреплялись в крепком рукопожатии, образуя вытянутые кверху арки. И яркое пламя свечей дразнило позёвывающую темноту, щекотало всполохами и довольно показывало язычки. Ровными кругами расходился узор деревянного пола. Так выглядит, возможно, срез могучего дерева, прожившего сотни тысяч лет. Круг за кругом, как год за годом. Засохшее дерево давно превратилось в пень, но жажда жизни давала силы новым побегам, которые серебряными колоннами теперь тянулись все выше и выше. — Как красиво! — с восторгом произнесла Наяра, оглядываясь по сторонам и иногда кивая мелькнувшим знакомым. — Ты разве не бывала здесь раньше? — удивился Леголас, следя за улыбкой девушки. — Это было давно, — махнула рукой она и добавила, в смущении опуская взгляд: — И потом… выше ног мне мало что удавалось рассмотреть. — Вы полны тайн, моя леди, — с легким поклоном произнес Леголас, заглядывая в глаза девушки. — И тем сильнее мое желание разгадать хотя бы часть из них. — Что вы, мой принц, — с улыбкой возразила Наяра, — их не так много, как может показаться на первый взгляд. Вы так любите загадки, мой принц? — спросила вдруг она, остановившись. — Люблю, — кивнул эльф в ответ, — но лишь те, что позволительно разгадать. Наяра хотела что-то добавить, но они подошли уже к столу, за которым сидели Хранители. Девушка сильнее сжала руку Леголаса, и подрагивающие движения вновь прохладных пальцев показали волнение от встречи с друзьями. Их сразу оглушили гоготом и веселым повизгиванием хоббиты. Повисли на руках, наперебой о чем—то рассказывая. Смеялись, шутили, подмигивали. И тянули танцевать, увлеченно что—то доказывая. Леголас мягко высвободился из хоббитского кольца, вытащил за собой немного ошалевшую Наяру и глянул на полуросликов, которые тут же отступили, пересмеиваясь и шушукаясь. — Фух, — выдохнула девушка, усаживаясь за стол и благодарно кивая Леголасу, — я и забыла, какие они шумные. — Вина? — Да, благодарю, — Наяра кивнула и тут же дотронулась до руки принца. — Леголас, можно вон того, — она скосила глаза, показывая на кувшин из красной обожжённой глины, и в следующее мгновение удрученно вздохнула: — Уже унесли. — Оно какое-то особенное? — спросил Леголас, оглядывая заставленный яствами стол. — Да нет, — пожав плечами, произнесла Наяра. — В таких кувшинах подается малиновое вино. Вкуу-у-сное, — протянула она. «И мое любимое, » — сказали за нее глаза. — Я сейчас… — Не надо. Леголас… — Я тоже очень люблю малиновое вино, — наклонившись к ней, прошептал принц, — но я и не знал, что оно здесь есть. Я сейчас… — Я дождусь. Ответ уже пришелся в спину. Леголас повернул голову, но не обернулся. И уточнять, себя или вина будет ждать Наяра, не стал. Он обернулся быстро. Пританцовывающим шагом возвращался назад, а в руках сжимал запотевший красноватый кувшин с выпуклыми ягодами малины, украшавшими горлышко сосуда. Леголас улыбнулся и чуть замедлился, увидев, как Наяра разговаривает с Сэмом. Пунцовый хоббит переминался с ноги на ногу, бормотал неразборчивое, уставившись в пол, и держал руки за спиной. Потом неуверенно протянул что-то на раскрытой ладони, и принц увидел удивленно приподнятую бровь девушки, а через толщу музыки и разговоров донеслись обрывки слов «последнее», Пин», «все съел», «вот… для вас». Наяра рассмеялась, потрепав Сэма по плечу, недолго думала и разломила яство на две части. Потом покачала головой на какой-то вопрос хоббита и снова улыбнулась. Полурослик медлил, неловко переступая ногами, неуверенно дернулись уголки губ. Леголас не услышал, что сказала Наяра, но только хоббит и девушка подняли разломленные части, словно произносили слова о дружбе и долге, и одновременно съели гостинец. Сэм расслабленно улыбнулся, раскланялся с Наярой и степенно удалился. Девушка проводила хоббита взглядом, поправила выбившуюся прядку волос и, увидев Леголаса, махнула рукой. Они разговаривали обо всем на свете. Посмеивались над Гимли, что важно пыжился, прохаживаясь по залу, и мило краснел, когда благосклонный взгляд Владычицы останавливался на нем. Хохотали в голос с Боромиром, рассказывающим очередную гондорскую байку и успевающим перемигиваться с прелестной эльфийкой. Легкий румянец раскрасил щеки девушки. Она жмурилась от удовольствия и с интересом посматривала на танцующих. Губы растягивалась в улыбке, а пальцы, держащие виноград, пританцовывая, отправляли ягоду в рот. Она смеялась громко, заражая весельем сидящего рядом Леголаса. Потом журила его за несдержанность, так несвойственную королевским отпрыскам, и вместе с ним смеялась, запутавшись в обязанностях принцев. Иногда Наяра замирала, вслушиваясь в невесомую песню флейты, прикрывала глаза и, казалось, растворялась в звучавшей музыке. А Леголас чувствовал необычайную нежность, поднимавшуюся от самого сердца, и старался быть ближе к Наяре. Он позволял себе в такие моменты беззастенчиво рассматривать ее лицо, проходиться взглядом по бровям, мысленно целовать уголки глаз, ласкать бархат кожи и каждым поцелуем считать родинки. Губы он оставлял напоследок. Сочные, яркие, дурманящие. Они словно манили его, искушали, дразнили. Это было безумием, но Леголас и не думал противиться, разжигая огонь своими мыслями, своими мечтами. Он поцелует ее сначала нежно, коснется губами центра ее нижней губы, пройдется до края и также не спеша примется за верхнюю. Потом проведет языком, очерчивая контур и заставляя раскрыться. Усилит напор, чувствуя их дрожание. И остановится, с наслаждением наблюдая, как они хватают воздух, взывая к нему. Он не будет их долго мучить. Не сможет. Накроет, привлечет, жаром своим расплавит, все больше сгорая сам. А потом, когда ее губы будут бессвязно шептать его имя… —…Леголас… — прозвучало рядом, протяжно. Так, словно льется тягучее вино. И губы, ее губы, такие спелые как… —…Вишня… — Да, они такие же, как вишня, — сладко протянул Леголас, не открывая глаз. — Кто? — Что? — встрепенулся он, моментально распахивая глаза. Наяра подалась вперед, интерес с любопытством отплясывали в ее взоре. — Ну, так кто? — вкрадчиво поинтересовалась она и улыбнулась. — Кто что? — приняв невозмутимый вид, переспросил Леголас, подлил вина и светским тоном продолжил: — Ты заметила, у этого вина богатый вкус. И хотя пьянящая терпкость малины слышится лучше всего, но тонкая кислинка черной смородины не дает потеряться в сладости вкуса. Да и пряная нотка вишни здесь в самый раз. — Выкрутился, — вздохнув и качнув головой, проговорила Наяра и послала ответную улыбку, — вот пройдоха! А вишня здесь и правда в самый раз, — она пригубила вино, зажмурившись от удовольствия, и вдруг замерла. Воздух застыл, стал осязаемым на мгновение. Мягким звучанием донесся нежный колокольчиковый звон. Он был подобен теплому ветру, несущим на белоснежных крыльях запах свободы. И, не врываясь разгульно, легонько касался души. Тихой музыкой света вступили флейты. Раскручиваясь по спирали, они заставляли дрожать каждую клеточку тела, тогда как душа жмурилась от счастья. Леголас глядел на Наяру. Застывшая, она смотрела на все распахнутыми глазами, вбирая в себя волшебство звука и растворяясь в мелодичном говоре музыки. Губы девушки что-то шептали, теряли улыбку и вновь находили ее. А выражение глаз все время менялось. Казалось, вот-вот угадаешь в них мягкую кротость, исчезающую тут же в детском восторге, на смену которому приходила задумчивость. Но ощущение мечты было сильнее. Оно пульсировало, растекалось счастьем, даровало радость. Оно рвалось к музыке, оно жило музыкой, оно и было той самой завораживающей музыкой. Принц тронул за руку девушку, и та не сразу, но обернулась. — Моя леди, — он встал, поклонился и подал руку девушке, — эта ночь полна волшебства. Вы не находите? — Что?.. Да?.. — невпопад произнесла Наяра и, посмотрев в глаза Леголасу, просительно добавила: — Наверное… — Наяра, — улыбаясь, проговорил принц, — подари мне этот танец. Она опустила глаза, потом подняла их; смяла салфетку, расправила платье. Пальцы пробежались по столешнице, замерли, нерешительно перестукиваясь, потом распрямились. — С удовольствием, мой принц, — тихо сказала Наяра. Она на краткий миг зажмурилась, а когда посмотрела на Леголаса, глаза сверкали ярко, соперничая со звездами. Их встретил радостный перезвон колокольчиков; под блестящий и яркий тембр нелтила*** они раскланялись. А нежный, но необычайно сильный голосок арфы в дуэте с боем металлического барабана полностью растворил их в себе. Леголас держал Наяру крепко, боясь, что она вновь ускользнет от него, и, не веря своему счастью, иногда украдкой поглаживал ладонь девушки, чувствуя легкое рукопожатие в ответ. Карие глаза отражали небесную синь его взора, и, не смущаясь своего счастья, смеялись в них искры звезд. Музыка лилась, теплой волной накрывала с головой, незатейливыми стежками связывая две нерешительных фэа.***
С веселым перезвоном ночь впустила двоих в свою прохладу. Они остановились у самых перил, переводя дыхание, посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Я и не подозревал, что вы так хорошо танцуете, моя леди, — заметил Леголас, отдышавшись. — Без ложной скромности скажу, что это удается мне лучше, чем пение, — раскланявшись, ответила Наяра. — Стоит проверить? — подмигнув, предложил принц. — О, нет-нет, не стоит рисковать здоровьем. — Все так плохо? — подняв бровь, поинтересовался он. — Быть может, даже хуже, — доверительно покивала она и вздохнула. — Поверю на слово. Они переглянулись и громко рассмеялись. Неясный силуэт, стоящий на верхней ступеньке, дернулся в их сторону. — Красиво, правда? — спросила Наяра. Она стояла, опираясь на белоснежные перила, и смотрела в небо. Неяркий свет луны четко вычерчивал ее профиль и бликами играл на обнаженной коже, а ветер легонько перебирал волосы у самого затылка. — Да, очень, — прошептал Леголас, отрываясь от гибкого стана девушки и обращая свой взор к звездам. — Смотри, какие они яркие. И такие близкие, — Наяра вытянула вверх руку, — кажется, нет ничего невозможного, и можно достать их с небосклона. — Хочешь, я достану тебе их? — Как? — с детской доверчивость спросила Наяра, обернувшись к принцу. — А вот так. Он взял Наяру за руку и повернул к себе, сложил ее ладони ковшиком. — Держи крепко, — строго наказал он, дождавшись доверительного кивка. Легко вскочив на перила, принц потянулся к звездам. Он словно снимал что—то с неба, прятал за пазуху, поближе к сердцу, и поглядывал на завороженную Наяру. — Остальные не наши, — подпустив загадочности, произнес он, соскакивая и подходя девушке. — Смотри. Ладони Леголаса обняли руки Наяры. — Какие красивые, — прошептала девушка. — Они наши? — спросила она и, дождавшись кивка, улыбнулась. — Спасибо. Они стояли совсем близко, голова к голове, вглядывались в ковшик, и казалось им, что звезды и правда лежат там и светят необычайно ярко. — Красивые, — повторила Наяра, погладив большим пальцем, и улыбнулась, а потом, подняв глаза, со всей серьезностью проговорила: — Я не могу их взять, Леголас. — Почему? — спросил принц, и сердце ухнуло вниз. — Они же наши. На-ши, — раздельно проговорила она. — Твои и мои. Как же я могу одна распоряжаться ими? — Давай что-нибудь придумаем, — широко улыбнувшись, предложил Леголас. — А давай… — она задумалась на мгновение, не больше. — Давай вернем их на небо. Вместе. Они же наши? Навсегда? — уточнила Наяра. — Так пусть они светят на небе. И освещают нам с тобой путь. — Но утром они погаснут, — неуверенно возразил он. — Да, — кивнула девушка и, поймав взгляд принца, прошептала: — Но они обязательно возродятся, Леголас. Как бывало не раз. Принц молча кивнул, покрепче сжал ладони Наяры и произнес: — На три. Они разжали ковшик одновременно, и сильные мужские руки баюкали женские ладошки. — Смотри, какие они яркие, — восторженно проговорила Наяра и обернулась. — Нет-нет, Леголас, они не погаснут. Они будут светить. — Я бы хотел, чтобы они светили не только в Лориэне. Но это зависит уже не от них. — Мы можем им помочь, — то ли вопрос, то ли утверждение прозвучало в словах Наяры. — Мы им поможем, — убежденно проговорил Леголас и поцеловал кончики пальцев девушки. Она потянулась к нему, прижавшись на мгновение, и тут же отошла. Снова взглянула на звезды, улыбнулась чему-то своему и вытянула вперед руку. — Хочешь, покажу свой Лориэн? Вопрос застал Леголаса врасплох. «Я покажу тебе свое Лихолесье». Рука в руке, и словно белки с дерева на дерево. «Это Великое Зеленолесье!» Восторг в ее глазах и восхищение. И он уже сам не может назвать свой дом Чернолесьем. Эрин Гален. Теперь это их дом. Был… Воспоминания кольнули в сердце, и Леголас нерешительно посмотрел на Наяру. Но не увидел ни затаенной печали, ни боли. Лишь желание поделиться самым важным, и принц вложил свою руку в ее. — Тебе понравится, мой принц, — заливисто рассмеялась она и потянула Леголаса к ступенькам. Он зарылся в ее растрепанные волосы, вдыхая медовый аромат, и приобнял за плечи. Тенью прошмыгнули они мимо светловолосого эльфа, стерев на миг улыбки, словно извиняясь за свою нечаянную радость.***
Они бежали споро, то ныряя под раскидистые лапы елей, то резко уходя в сторону от основной тропки. Иногда они затаивались в кронах деревьев, перемигиваясь и шушукаясь, и пережидали одиноких путников, неторопливо бредущих по ночному Лесу. В такие моменты они, не сговариваясь, смотрели на звезды и улыбались друг другу, крепче сжимая руки. Их короткие смешки и быстрый бег порой будили лесных обитателей: и вот уже слышалось недовольное фырканье ежа и далекое оханье совы. Деревья расступились как-то внезапно, и перед взором раскинулся небольшой пруд. Леголас прикрыл глаза и помотал головой, отгоняя наваждение. Все было так, как там. Как тогда. И этот небольшой пруд с уходящими от берега мостками, и стройный рядок молодых березок, и высокий в несколько обхватов тополь, раскинувший крону наподобие шатра. Все было также, и только… —… дома не хватает, — в продолжение своих мыслей прошептал Леголас и повернулся к Наяре. Ветер обдувал лицо девушки, обращенное к звездам. Почувствовав взгляд принца, Наяра обернулась к нему. — Добро пожаловать в мой Лориэн. Точнее в его сердце, — она улыбнулась чуть смущенно, обвела взглядом открывшийся вид и, уверенно кивнув, проговорила: — Тебе здесь понравится! Смотри, звезды отражаются в воде. А там, вот видишь, притаились и наши. Яркие, почти что близкие, но такие же недосягаемые, как и небесные. А в легких вечерних сумерках, когда гладь чиста, зеркальным отражением появляются и березки, и тополь. И рассмотреть можно каждую веточку, каждый листочек, каждую травинку. А по небу в воде плывут облака. Знаешь? Конечно же, знаешь, — она оглянулась на Леголаса и улыбнулась. — Мне кажется иногда, что это не облака надо мной, а я над ними. Иду, гуляю по воздушным барашкам, — она раскинула руки в стороны и медленно прошлась на носочках. — И стоит мне взмахнуть руками, как полечу-у-у! — она закружилась на месте, потом резко остановилась и серьезно спросила: — Леголас, ты умеешь летать? Пойдем, научу! Она схватила принца за руку и потянула к мосткам. Дерево отозвалось на быстрые их шаги и затихло, вслушиваясь в голос девушки. — Стой, замри, — она поставила Леголаса у самого края. — Уж не хотите ли вы меня утопить, моя леди, — приподняв бровь, уточнил принц, под самыми ногами которого колыхалась темная живая бездна. — Вы боитесь, мой принц? — в тон ему поинтересовалась Наяра. — Что вы, моя леди! Вы полагаете ваш принц — трус? — с наигранным негодованием воскликнул Леголас. — Я полагаю, мой принц самый смелый, — откликнулась девушка и добавила шепотом: — Вы сомневаетесь в своей леди, мой принц? — Ни на мгновение. — Благодарю. Она вынырнула из-за плеча и серьезно кивнула, потом, не выдержав своей же серьезности, рассмеялась и ловко скользнула за другое плечо, не дав Леголасу опомниться. — Закрой глаза. — Что ты задумала? — Увидишь. Подожди, помогу. Ее ладони легли на лицо, закрывая обзор. Леголас помотал головой, пытаясь высвободиться, но тихий шепот остановил его: — Доверься мне. Ты должен это увидеть. Принц кивнул и прикрыл глаза. Повинуясь легким движениям девушки, сделал небольшой шажок вперед. — Ты точно решила меня утопить, — ворчливо пробубнил он, когда носки сапогов не почувствовали опоры. — Доверься мне, — теплое дыхание коснулось мочки уха. Он расправил руки в стороны, как просила Наяра. Осторожно балансировал на самом краю, стараясь не упасть, когда слово «лети» качнуло его вперед. Сердце рвануло ввысь, легкая дрожь прошлась по телу, и Леголас внутренне сжался, готовый ко встрече с холодной водой. Но подул теплый ветер, мостки чуть заходили под ногами, и рука Наяры легла на плечо. Леголас отринул осторожность. Почувствовал ветер, донесший аромат ночного неба, и полностью в нем растворился. Он парил над землей. Пролетал над полевыми травами, срывая охапки цветов; вбирал в себя запах янтарной смолы и теплой опалой хвои; криком чаек нырял в пушистую пену прибоя. Он был лучом солнца, светом далеких звезд. Он был всем. Всем рядом с ней. Полет окончился. Медленно бледнел яркий лучистый свет; стихал ветер, осторожно придерживая и опуская на мостки. И только рука Наяры все также покоилась на плече. Он медлил открывать глаза, кутаясь в исчезающее тепло совместного с девушкой полета. Рука Наяры соскользнула с плеча, и Леголас, уловив легкое движение воздуха по спине, нехотя открыл глаза. Темнота приглушила звуки, мягко обняв и укачивая. Уходить не хотелось. Принц запрокинул голову, всматриваясь в звезды, и прислушался к скрипу. — А мостки-то совсем новые, — вполголоса произнес он, но Наяра услышала. — Да, раньше их не было, — голос донесся сзади, и принц обернулся. — Я попросила Мириона помочь мне их сделать недавно. Теперь все правильно, — она кивнула своим мыслям. — Там у меня был мой любимый уголок Лориэна. Теперь здесь — мое Лихолесье. Леголас вздрогнул и посмотрел на девушку, пытаясь почувствовать сожаление или обиду, но Наяра уже не глядела на него, вновь устремив взгляд на звезды. И в голосе ее не было недосказанности. Он быстро подошел к Наяре, взял за руку, заставляя посмотреть на себя, и сделал то, что считал единственно верным. — Наяра, прос… — Не надо, Леголас, — прервала она, поняв все без слов, высвободила руку, прижав к его губам, и покачала головой, повторив: — Не надо. Не сегодня, — просительно прошептала она. — Пусть прошлое останется в прошлом. Хотя бы сейчас. А для будущего время еще не настало. Не надо оглядок. Не надо заглядываний. Пусть будет сегодня. Пусть будет «сейчас». Разве оно не прекрасно? — Я и мечтать о подобном не мог. Леголас сказал это тихо, свободной рукой провел по волосам Наяры и привлек к себе, невесомо целуя макушку и чувствуя, как в ответном порыве девушка прильнула к нему. — Ты замерзла? — через некоторое время озабоченно спросил принц. — Есть немного, — приглушенно прозвучало в ответ, и теплое дыхание коснулось самого сердца. — Моя леди, — укоризненно проговорил Леголас, качая головой, — я и подумать не мог, что вы у меня такая стеснительная. — Что вы, мой принц, — все также не отстраняясь, произнесла Наяра, — какое стеснение? О чем вы? Просто одеревенел язык мой, и звуки застыли. — Наяра!.. Да как же… Выкрик, сорвавшийся с губ эльфа, эхом прошелся над прудом, всколыхнул темные воды и замер, негодующе ворча в березах. Леголас, пряча испуг и заботу, хотел было возмутиться, но тихий голос Наяры оборвал его. — Прости, — она потерлась носом о грудь принца и, отстранившись, виновато улыбнулась. — Я просто пригрелась. Ты такой… теплый. — Ох, леди. Моя леди, — прошептал Леголас, обнимая Наяру. — И где же мы сыщем теперь плащ или плед? — вопросил он у звезд и пролетающего ветра. — Мой принц! — воскликнула девушка, звонко поцеловав обескураженного эльфа в щеку. — Вы не только смелы, но и умны. Постановка верного вопроса — половина успеха, мой принц! Да—да! — Наяра, постой! Объясни мне. Да стой же! — Как же я могла забыть, — не слушая, девушка тянула за собой принца. — Вот что значит быть постоянно в разъездах, — корила себя Наяра, потом вдруг резко замолчала, остановившись, и выдохнула: — Вот он. Зеленоокий гигант в широком жесте раскинул ветви и чуть свысока смотрел на подошедших. — Здравствуй, мой добрый друг! — ласково проговорила Наяра, сделала шаг-другой и провела рукой по теплой шершавой коре тополя. — Как вырос ты. Как возмужал. И сколько новых гнезд появилось в твоих ветвях, — она запрокинула голову, вглядываясь в темную крону, — и сколько поколений ловких вертлявых птенцов видел ты. Я тоже много что повидала, — лицо девушки на миг омрачилось, но вскоре разгладилось, — и все—таки света было больше. Чуточку, но все же больше. Я расскажу тебе потом, обязательно. А сейчас… разреши. Вы мне поможете, мой принц? Леголас принял тонкий мягкий плед, потом еще один, подал руку Наяре, и та, соскочив с корня, кивнула и обернулась к тополю, благодаря и его. — Благодарю и я тебя, Тулус, — произнес Леголас, склоняясь в поклоне. — Пусть сила твоих корней дарует жизнь новым побегам. И листва, облетая, возрождается вновь. Разреши воспользоваться гостеприимством и отдохнуть под твоим зеленолистным шатром. — Смотри, он согласен, — прошептала Наяра, когда тополь благосклонно зашумел, веткой потрепав эльфа по плечу. Они устроились на разостланном пледе, облокотившись о могучий ствол и вытянув ноги. — Хорошо-то как, — запрокинув руки за голову, расслабленно проговорил Леголас. — Какой интересный тайник, похожий на заброшенное дупло. — Это идея Мириона. Я бы ни за что не решилась занять пусть и пустующий дом старого филина. Что за крикливой брюзгой он был, а уж как грозно щелкал клювом и распушал оперение! Нет-нет! Я бы не решилась, а Мирион смог. Он вообще не видит смысла в бесконечных символах и считает, что все должно приносить маломальскую пользу. — Мирион? — сквозь зубы проговорил Леголас, вспомнив зеленоглазого нахала, что так по-хозяйски обнимал Наяру. — Ага. Я люблю приходить сюда и коротать ночи. Здесь думается хорошо и так же хорошо спится. А Мирион… Мирион заботиться обо мне. Сначала он приносил плед, укутывал меня спящую и сидел всю ночь напролет, — в голосе девушки слышалась неприкрытая нежность. — Потом сделал этот тайник со всем необходимым, чтобы не стеснить меня своим присутствием. Вот глупый! Как будто бы он мог мне помешать! — Он… он тебе друг? — тихо спросил Леголас, сжав со всей силы кулак и чувствуя, как ногти впиваются в кожу. — Что ты! Он мне больше, чем друг! Разве с ним можно быть наполовину? — Не знаю, — произнес принц и отвернулся в сторону; и уже про себя тихо добавил: — ничего не понимаю. — Ты просто с ним не знаком, — Наяра толкнула локтем эльфа, и тот сделал попытку улыбнуться. — Я видел его. Он приходил за тобой, когда… — Леголас закашлялся и прикусил губу. — Точно! Я так не ожидала его встретить, что растерялась и не познакомила вас, — Наяра сокрушенно покачала головой и улыбнулась. — Простите, мой принц, мою забывчивость. Она ловила взгляд Леголаса, смотрела так открыто, что эльф, превозмогая себя, выдавил жалкое подобие улыбки. — Мирион тебе бы понравился, — украдкой зевая, проговорила девушка и потерла глаза. — Главное, что он нравится тебе. — По-другому и быть не может, — разнежено проворковала Наяра, кутаясь в плед. — Разве можно не любить того, кто стал твоей семьей? Кто был и матерью, и отцом, и другом. — Так он твой… — Учитель и брат. Моя семья. — Не пойму, — Леголас помотал головой и медленно, очень медленно, сделал вдох. — Владычица отдала меня на воспитание Мириону, — Наяра не сдержала зевок, извиняющееся глянув на эльфа, и вновь потерла глаза. — Хотя, как призналась она потом позже, и по сей день остается открытым вопрос, кто и кого воспитал. — Вот же я глупец, — прошептал Леголас и улыбнулся. — Ты что-то сказал? — Лишь только одно, моя леди, — он привлек Наяру к себе, обнял крепко, закутав их обоих в плед. — Сегодня чудесный, волшебный день. — Он слишком чудесный, что кажется больше сном, чем явью. — Значит, я не хочу просыпаться. — А я не хочу спать. Хочу запомнить каждое мгновение, каждый штрих этого дня. Нет-нет, не уговаривай меня, — Наяра помотала головой, но сладостная дрема уже окутала собой, и девушка еле успела спрятать зевок за пледом. — Прости. Ее черные глаза, поглядывающие поверх пледа, беззаботно смеялись, а в их глубине Леголас увидел свое отражение. — Прощаю, но если вы, моя леди, не будете упорствовать и отдохнете. — Я так боюсь заснуть, мой принц, — она уже не шутила, спрятала взгляд, отвернувшись. Леголас почувствовал страх. Не липкий, не удушающий, а словно бы робкий и извиняющийся. Этот страх прятался под маской беззаботности, шутками маскировал свою неуверенность. Он был рядом, был осязаем, точным ударом бил в самое сердце. Беззащитное и наивно открытое. Нежность накатила подобно волне, в солнечной пенной шапке пряча тепло. Леголас взял руки Наяры в свои, коснулся губами запястий и поднял глаза. — Не бойтесь, моя леди! Пусть сменяются мгновения, убыстряя свой бег. Пусть ночь клонится к рассвету, и солнце вот-вот протянет свои лучи. Ночь отдаст бразды правления дню и снова взойдет на престол. Но звезды, наши звезды, все также будут гореть на небосклоне. Пусть днем их свет будет не столь ярок — не беда. Они не погаснут, не бойся. Поспи, моя леди, — принц мягко, но настойчиво привлек к себе девушку. — А я буду стражем нашим звездам. Они будут теперь с нами навсегда. Наяра расслабленно прислонилась спиной к груди Леголаса. Устроилась удобнее в кольце сильных его рук. — Говори, мой принц. Прошу, не молчи, — попросила она, дыханием согревая щеку, а губы ее ненароком коснулись линии подбородка. — Спи, моя леди. Я буду баюкать твой сон на ладонях. Раскрашивать неба лазурь. И нитями солнца я вышью лоскутное наше счастье. Я стану ветром. Ветром в твоих волосах. Запутаюсь в них, вдыхая медовую сладость, — Леголас замолчал, поправил выбившуюся прядку волос, вслушиваясь в размеренное дыхание Наяры, и, поцеловав в висок, вполголоса продолжил: — Я дам тебе крылья. Мы вместе поднимемся ввысь и полетим, срывая звенящие капли с седых шапок гор. Насытившись влагой, прольемся на землю дождем и, за руки взявшись, протянем поющую, в искрах смешливую, радугу. Мы звездами станем. Вкушая черничную пряность небес, светить будем ярко, подобно надежде путь осеняя. Не бойся, родная, я рядом. Спи, моя леди.***
Мягкое рассветное солнце раскрасило дымку в теплый нежно-персиковый свет. Золотыми нитями потянулись паутинки, и в каплях росы притаилась радуга. Маленькие ночные светлячки прикрывали глаза острыми ладошками и прятали свой звездный свет, растворяясь в лучах поднимающегося светила. И все-таки не исчезали до конца, а медленно бледнели, оставаясь расплывчатыми призраками на небосклоне. Наяра зевнула, уткнувшись во что-то мягкое и теплое, пахнущее молодой зеленью и весной. Завозилась, устраиваясь поудобнее и в полусне что-то бубня себе под нос. Но дрема ушла, и с легким перестуком возвещало сердце о чем-то важном. Открыв глаза и оглядевшись, девушка обратила взор на спящего принца. Леголас дышал ровно, ресницы трепетали в такт дыхания, а на губах нет-нет, да и мелькала полуулыбка. Он был расслаблен и спокоен, так, словно чувствовал себя в полной безопасности. Леголас не проснулся даже тогда, когда Наяра, не совладав с собой, осторожно провела пальчиком по его брови, коснулась осторожно скулы, задержавшись на старом, практически неприметном шраме. Легкий вздох сорвался с полуоткрытых губ эльфа, и девушка замерла в нерешительности. Она посидела еще какое-то время, оберегая сон принца. Рассматривала знакомые черты его лица и каждый раз находила в них что-то новое, что-то забытое, что-то родное и в сердце сохраненное. — Спите, мой принц, — прошептала Наяра, — спите. Эльфам тоже нужен отдых. Она осторожно поднялась, стараясь ступать как можно тише, и мельком подумала, что Халдир обязательно бы ей гордился сейчас — бесшумно передвигаться было целым искусством. Прошлась по траве, чуть поеживаясь от хрустальных капель росы, что холодили ноги через мокрый подол платья. И легко пробежалась по мосткам, остановившись у самого края и опуская руку в воду. Кончики пальцев тут же онемели, но Наяра не обратила на это внимания. С интересом рассматривала она мальков, что осторожно нарезали круги, приближаясь и замирая при малейшем колыхании воды. Любопытные малыши образовали круг, с расходящимися от пальцев лучами, застыли на мгновение — и рванули врассыпную, потревоженные зависшей над самой водой стрекозой. Девушка махнула рукой, и звонкие, бегущие наперегонки капли окатили крылатую. Наяра стряхнула оставшуюся влагу, когда почувствовала, как скрипнули мостки, и, не вставая с корточек, повернулась на звук. Леголас стоял совсем рядом, смотрел сверху вниз и улыбался. Утренний свет золотил кожу в вырезе туники, в глазах просыпалась лазурь, а ветер ерошил волосы, вплетая тонкие лучи солнца. Принц протянул руку, рывком притянул к себе девушку и поцеловал в самый центр ладони. Он долгим изучающим взглядом прошелся по лицу, остановился на губах. Приблизился настолько, что теплое дыхание щекотало щеку. Хотелось зажмуриться, подавшись навстречу, но Наяра лишь больше распахнула глаза. Леголас провел ладонью по волосам девушки, заправил прядку за ухо, но убирать руку не спешил. В создавшейся вдруг тишине оглушительно громко ухало сердце. Передавшаяся дрожь стала сигналом. Леголас привлек к себе девушку, и Наяра подалась вперед, привстав на носочки. Их губы сближались медленно, в судорожных выдохах путалось общее дыхание. Уста приоткрылись, и, не удержавшись, с жадность рванули навстречу друг другу, когда… — Наяра! — громкий крик вспугнул ранних пташек, метнувшихся ввысь из темных крон деревьев. Резко обернувшись, девушка увидела светлый силуэт. Он, помахав рукой, шустро приближался, высоко подняв подол и перепрыгивая с ноги на ногу. —А вот и ты, — запыхавшись, зачастила Глорель. — Владычица просила тебя зайти к ней. Посланец приходил. Да-да, — важно покивала она и подмигнула, — оббегал весь Лес, и не нашел. А я тебя нашла, — девчушка довольно покрутилась на носках и ойкнула, увидев принца. — Простите. Глорель хотела еще что-то сказать, обернувшись к Наяре, широкая улыбка ползла все выше, но вдруг замерла, а глаза округлились. Девочка резко крутанулась на каблуках, вперившись в принца и приоткрыв рот от изумления. — Ягоясь? — вопросительно уточнила она, медленно растягивая гласные, задержала дыхание и тут же взвизгнула, повиснув на эльфе. — Леголас! Леголас! Леголас! — тараторила она, обнимая ручонками принца. — Мой Леголас! — П…птичка?.. — скорее прошептал, чем спросил эльф. — Птичка… — Леголас! Леголас! Леголас приехал! — на все лады повторяла она. — Птичка… — принц сказал это медленно, словно не верил своим глазам, присел на корточки и, оглядывая девочку снизу вверх, тихо повторил: — Птичка… Моя птичка… Живая… Живая… — уже по-эльфийски произносил он и крепко обнял. — Живая. Моя. А я думал. А ты живая. Живая. Все это время, — он заговаривался, сбиваясь и повторяя. — Я думал орки. Орки тебя, как и остальных. Остальных той деревни. Твоей деревни. Прости, птичка. Прости. Я не спас их. Я… только я виноват. Их нет, — шептал эльф, прижимая девочку, и, уже отстранившись, словно не веря, заглядывал в глаза, руками пробегал по волосам, лицу, шее. — А ты есть. Есть. Моя птичка. Живая. Не верю, — выдохнул он. — Щекотно, — девочка коротко хихикнула. — Леголас… ну… прех… прекрах… прекрати-хи-хих, — она боднула принца, попав в правую руку, и ойкнула: — Прости! Болит? — встревоженно спросила, оглядывая эльфа и поглаживая по когда-то больной руке. — Уже нет, — все так же тихо проговорил Леголас, дотрагиваясь рукой до своей груди. — Уже не болит, птичка. — А я тебе говорила. Да-да! — звонко рассмеялась девчушка. — А ты не верил. И мясник Харек — помнишь его? — не верил, — она осеклась и замолчала, глаза потускнели. — Он вообще в эльфов не верил, — голос дрогнул, но девочка потёрла глаза и попыталась улыбнуться. — А зря. — Птичка, я… — Нет-нет, Леголас, подожди, а то собьюсь, — она просительно глянула на принца, покачала головой и потянула за руку, поднимая; с особой тщательностью огладила платье и очень медленно начала: — Я благодарю тебя, Леголас. Благодарю, что пришел на помощь. Тогда… когда… — слова давались с трудом, девочка замолчала на мгновение, потом решительно тряхнула головой и продолжала: — когда орки напали на деревню. А кто-то не верил. Они вообще недоверчивые… Были, — девочка шумно выдохнула, суетливо поправила волосы. — А дядя верил. Всегда. И в тебя верил. И наши в тебя поверили тоже. Поверили, что эльфы — не просто Дивный народ. Поверили в дружбу. В дружбу, которой давно не было, — ее ручонки пробегали по рисунку туники, зацепились за торчащую нитку, что-то ковыряя и выуживая. — И ты пришел к ним на помощь. Пришел. А дядя верил. Верил и часто говаривал, что хорошая дружба, как и хороший хлеб. Помнишь? — девчушка отстранилась и улыбнулась сквозь слезы. — Помню, — хрипло проговорил Леголас и закашлялся, прочищая горло. — Я рада, что он не ошибся. Рада, что ты пришел им на помощь. Не вини себя, Леголас, — Глорель шмыгнула носом и погладила принца по правой руке, печально улыбнувшись. — В том нет твоей вины, что вы немного опоздали. Главное, что вы пришли. Главное, что не бросили. — Птичка, но мы… — Мне Наяра рассказала. Все-все-все! — не слушая, Глорель перебила принца, подбежала к Наяре, порывисто обняла и снова прильнула к эльфу. — Спасибо тебе! А я выросла! Смотри, смотри, какая я большая! — уже смеялась она, вытирая злые слезы тыльной стороной ладони. — Скоро и меня перегонишь, — он улыбнулся растерянно. — Ага! А я теперь кашу умею готовить! Настоящую. Вкусну-у-у-ю. — протянула девчушка и облизнулась. — Наяра, скажи! — Очень. Леголас резко дернулся, словно хлыстом прижег спину голос девушки, и обернулся. Он смотрел, чуть прищурившись, так, словно видит Наяру впервые. Легкое удивление тут же сменилось недоверием. А потом от его чужих, незнакомых глаз растеклась холодная неприязнь, граничащая с ненавистью. Принц молчал, стоял, плотно сжав губы, и во взоре читался один единственный вопрос: «Почему?» Наяра вздрогнула, отшатнувшись, и все-таки решилась: — Леголас, я… Но принц дернулся в сторону, выставил руку вперед, словно отгораживаясь, и скривил в ухмылке губы. Холодом полыхнули его синие глаза и застыли, вооруженные пиками острых льдин. Наяра качнула головой, горько улыбнувшись. — Вы в своем праве, мой принц. Вы в своем праве! Девушка неловко повернулась и собралась уходить. — Наяра, все в порядке? — обеспокоенно в спину пришелся голос девчушки. — Конечно, Глорель, — не оборачиваясь, ответила девушка. — Все хорошо, — но, почувствовав недоверие девочки, Наяра обернулась и добавила, как можно более жизнерадостно: — Надо найти Владычицу, малышка. — А можно я побуду с Леголасом? — Глорель сложила ладошки на уровне груди и просительно захлопала ресничками. — Хоть чуточку? — Конечно, — растянув губы до боли в скулах, кивнула Наяра, — я предупрежу Алмарею. — Спасибо! — взвизгнув, Глорель повисла на шее девушки, зацеловывая ее и щекоча. — Хватит! Ну, перестань! — рассмеялась Наяра, смахивая с глаз появившуюся влагу. — Глорель! — А я теперь Глорель, — отходя от Наяры и обращаясь к Леголасу. — Красиво, правда?.. Ответ Наяра слушать не стала. Повернулась быстро, и так же стремительно зашагала прочь. И все-таки нет-нет, да доносил ветер обрывки громких фраз и смех, и тихий мелодичный говор. Хотелось обернуться и посмотреть, в глупой надежде, что эльф провожает ее взглядом. Но обманывать себя девушка не стала, попыталась улыбнуться и лишь покачала головой. Слишком прилежной ученицей она была у Мириона и Халдира, чтобы понять: никто не смотрит ей в след. Наяра провела рукой по лицу, стараясь убрать странную пелену, что размывала очертания леса. Но ничего не помогло, лишь более бесформенными кулем рисовалась зеленая трава под ногами. Девушка спряталась под прохладу теней и тяжело привалилась к стволу дерева. От странного отчаяния, накатившего и утаскивающего в водоворот, было больно в груди, и Наяра медленно дышала, со свистом выпуская воздух сквозь зубы. Она постояла еще немного и, не совладав с собой, обернулась. Но Леголаса с Глорель уже не было видно. И только звезды на небе бледнели и растворялись. Они гасли, умирая, в смутной надежде возродиться вновь. Вот только у Наяры надежды больше не осталось.