Гравитация

Зоро сидел на пыльном камне, сплевывал грязный спертый воздух, морщился. Он думал – побывать внутри дважды мертвого чудовища слишком страшно даже для него, но отказаться уже не мог. Есть сила притяжения, что тянула его к земли во время падения, если сила притяжения, что тянула его к опасности… Он всматривался в узкую полоску горизонта, снова сплевывал и снова морщился. Ему мечталось – Робин увидит все его раны со своего безопасного места. Подойдет – обязательно грациозно, как умеет только она. Коснется его плеча. Молча перевяжет его. И исчезнет, теперь уже навсегда – из сердца, из мира вокруг, из мыслей, молча – Зоро не выносит прощаний. И женских слез. Хотя такие, как Робин, не прощаются. Зоро смотрит в темное небо над головой – видит в нем звезды, которых не спрячет даже густой туман, слышит бой, который заканчивает его капитан, искренне прощается с единственной женщиной на земле. Он думает, что уже не в силах проиграть больше, но так и не понял, что выиграл. - Спасибо тебе, Зоро, - сказала Она однажды, просто так безо всякой причины. И разве мог кто-то на свете поблагодарить его громче, четче, искренне? Зоро протягивает руку – ему кажется, что можно было бы коснуться Робин, если бы он был чуть сильнее, чуть смелее. Что-то случилось между ними, что-то, что больше, чем жизнь, это что-то однажды свело их воедино, соединило, позволило ему попасть под действие ее собственной гравитации, а потом – когда бой был дан, и он уже любил ее – потом это что-то невидимой волной разделило их навечно, не разлучило даже, просто указало иной путь. Зоро до сих пор идет по нему, без особого желания, ведомый свой собственной гравитацией. - Я победил, - скажет ему Луффи, пару минут спустя, когда Мория или сам дьявол, разницы нет, исчезнет и растворится в ночном воздухе, не оставляя после себя ничего, кроме мириадов рассыпающихся теней. Скажет это ему, но услышат они оба. Робин будет рядом – она была рядом весь бой, пока тень Луффи пыталась убить Зоро, а как только тень Луффи и сам Луффи станут едины, Робин не посмеет больше назвать его, Зоро, по имени. Вот тут она вся – скрытная, соткана из приличий и законов, и в этом ее проклятое величие: Зоро помнит, она целует Луффи без стеснений, но Луффи для нее вне законов, вне силы притяжения – сильнее чертовой гравитации. Робин как будто услышала его мысли, встала, пошатываясь – последняя ударная волна сбили ее с ног. Она все еще красива – дальше станет еще лучше, Зоро знает. Волосы, которых вечное бегство заставляло обрезать, отрастут, скроют от него шею с крошечной родинкой, а глаза станут ярче, потому что счастье расцвечит их и скроет от чужого глаза. Он хочет увидеть все это, он хочет видеть Робин каждый день, пока жизнь заставляет его просыпаться и обнажать острие Китецу. Он верит в себя – а еще больше верит в нее, не сводящую глаз с силуэта Луффи на горизонте. Пока он любит, он может дышать, пока Робин жива, он будет любить. - Я победил, - говорит им обоим Луффи, поднимаясь и отвечая то ли ей, то ли самому богу улыбкой в ответ на очередной бой, могущий оборвать его бытие, как Робин обрывает законы гравитации. - Луффи, - отвечает ему Зоро, счастливый и несчастный. - Зоро, - благодарит его Робин, счастливая. Пока Луффи дышит – Робин остается живой. А потом все - живой скелет станет их товарищем – Зоро не кажется это плохой идеей, Робин тоже. Они смотрят на него без страха, Нами в безопасности, Чоппер почти не ранен, Усопп тут, рядом. Луффи пересчитывает их, не зная цифр – каждый из его команды выгравирован у него на сердечной сумке, пульсирует и бьется с каждым вздохом, четко и горячо. Он улыбается всем одинаково нежно и одинаково отчаянно, он только что бился не на смерть – за жизнь, за то, чтобы тень Зоро вернулась к нему, за то, чтобы с Нами сняли это уродливое свадебное платье, за все на свете, включая хлеб на маленьком столике, воду в графине, цветочные лепестки, которыми цветут несуществующие руки Робин. Протягивая к ней ладони, Луффи верит – она здесь, она больше не уйдет, обещала. Резиновые руки обвивают ее запястья, ему плевать на ее права и свободы, для него теперь, отныне и в вечность существуют только правила их с Робин маленькой семьи. Если бы он захотел поговорить с кем-нибудь о том, что отныне составит их день – он бы обратился к Нами, если бы он захотел обсудить их с Робин семейное меню – его уже ждет очнувшийся Санджи, а если им очень нужно будет позаботиться о ком-то – у них двоих есть Чоппер… Луффи универсален, ему не нужны обстоятельства, он может быть счастливым прямо сейчас, здесь и абсолютно бесплатно. Луффи спокоен – его раны заставляют его идти, шатаясь и падая, но не сводят с пути его вечного притяжения к женщине. Луффи нечеловечески силен – он одержал победу над самим собой и целым миром, но может положить голову на теплые женские колени и позволить позаботиться о себе. Луффи особенный, а особенные люди не умирают – они становятся невидимым центром мироздания, и сотни тысяч новых гравитаций вращают целые миры вокруг них. Робин – часть одного такого мира, Зоро – другой мир целиком. - Я рад, что мы вместе, - говорит чистый, как вода, взгляд капитана, - Если бы моя жизнь нужна была вам, я бы отдал ее без колебаний. Я вас люблю. - Я рада, что ты жив, - силится сказать его женщина, - Спасибо, что остался жив и останешься жив до самого последнего дня. Ее немая благодарность адресована не Луффи, но в этом нет и не будет уже никакого смысла. Он измотан, ранен, утомлен, остров рассыпается на мириады песчинок, нужно уходить, нужно растворяться в ночном воздухе и плыть дальше, как и положено пиратам. Но Зоро слышит, Зоро знает, Зоро чувствует врага… Робин опускает голову и гладит спящего Луффи по волосам с прощальной нежностью, прижимаясь к его теплым губам на мгновение – не дольше. Живой скелет станет им товарищем сегодня – завтра товарищем их или врагом станет весь мир, но Робин и Луффи уже не боятся, еще не ждут. Зоро сидит на сером камне за ними, сплевывает спертый воздух, и уже точно знает, что не покинет их обоих, не сумеет уже. Он дышит тяжело и сипло, лиловая вздувшаяся жилка пульсирует на руках, Китецу склабится тускло, но в немом ожидании. Луффи уже спит – Робин опускает его голову на мягкий прах от дважды мертвого зверя с Севера, которого убил Зоро. Пока Луффи спит, все будет кончено. - Я слышу его, - говорит она, Зоро делает непонятный знак – он может означать и все, и ничего одновременно. - Это враг, - добавляет она, пока двенадцать пар рук готовы ударить, если кто-то посягнет на сон Луффи, на покой Зоро. Она встает рядом с ним, не позади – так, если Зоро опустит взгляд, ему будут видны струящиеся волосы, родинка на шее, запах ее цветочных ладоней – он раньше мечтал почувствовать их… В последний раз в жизни невидимая им сила притяжения сталкивает их лбами, его, ее, их вечный центр, составляя странный неровный треугольник, вертит его, опускает на вытянутые спицы старых деревьев, нанизывает на первые лучи солнца на горизонте – даже огромный рост нового врага не смог закрыть солнце от них и не сумеет уже, разве можно закрыть солнце? Робин смеется, распуская завязки, снимает узкие высокие сапоги – в них неудобно уходить на рассвет, а ей, счастливой, хочется уюта хотя бы сейчас, хотя бы на мгновение. Зоро стискивает повязку в ладони, думает завязать ее на лбу, но бросает на влажную от росы землю – сырая земля пахнет хорошо, не то дождем, не то морским бризом, Зоро будет не хватать этого запаха. Он впервые смотрит в лицо той, кого любил, без всякого стеснения и страха – как будто бы могут они быть властны над ними. Из-за света солнца лица Робин он уже не видит, но это к лучшему. Зоро не выносит прощаний. И женских слез. Хотя такие, как Робин… - Прощай, Зоро, - слышит он перед тем, как враг погрузит его в вечные боль и отчаянье. Робин засыпает на мгновение раньше него, багровые пятна на ее груди растут, сливаются воедино, растворяются в рваном фиолетовом. - Прощай, Робин, - хочет он сказать, пока невидимая сила – не гравитация – вырывает его из ее поля притяжения, ударяет о влажную теплую землю, обволакивает. Луффи открывает глаза несколько часов спустя – мир вокруг серый и темный, туман вернулся на умирающий остров-корабль, но теперь это обычный утренний туман, влажный, как губы Робин, теплый, как ее ладонь. Конец