Учебное пособие

Стоило Крипси аппарировать, как Гермиону охватила паника. Уверенность в том, что он выполнит её приказ, испарилась вместе с домовиком. Подумать только — она и правда поверила, что из этого что-то выйдет! Идиотка! Кто она такая этому ничтожному затравленному существу? У Крипси есть хозяин — лишь ему он подчиняется, он связан с Малфоем магическим контрактом и скорее умрёт, чем ослушается! А то, что он помог ей... В голове зазвучал голос, подозрительно напоминающий голос Люциуса: «Каково это — испытать на себе жалость ещё более жалкого существа?» Гермиона поднялась и медленно потащилась к кровати. Её даже ноги почти не слушались — как она могла уверовать в то, что её послушается домовик Малфоев? Снова хотелось плакать от терзавшего изнутри чувства беспомощности. За короткое время, проведенное в этом ужасном месте, она из сильной рациональной девушки, умеющей контролировать свои эмоции, превратилась в размазню. Только эта мысль помогла сдержаться, натянуть на себя мятую ночную рубашку и сесть на край кровати с прямой напряженной спиной, а не рухнуть на постель тряпичной куклой. Сложив руки на коленях, Гермиона обнаружила, что пальцы левой — в тёмных пятнах. Успевшая засохнуть кровь Люциуса... Ощущать её на себе было омерзительно. Захотелось немедленно отмыться от этого. Она принялась шарить по тумбе в поисках злосчастной нашивки, но та, похоже, переместилась в туалет. И действительно — через пару минут она появилась буквально из воздуха и с тихим стуком упала перед Гермионой. Это было последнее доступное ей на сегодня посещение уборной. А свою единственную возможность посетить ванную Гермиона собственноручно отправила за Нарциссой Малфой, которая не придёт. Естественно, не придёт. Это вызывало противоречивые чувства. Гермиона поняла, что с одной стороны она дико боится появления жены Люциуса в своей каморке, а с другой — ждёт этого. Почему-то мысль о том, что это её единственный шанс избежать насилия, никак не выходила из головы. И с каждой оттикавшей своё минутой у Гермионы оставалось всё меньше надежды на то, что её безумная идея окажется успешной. Она подождёт ещё немного. Ещё пару минут до того, как откинется на постель и поддастся апатии. Апатия лучше истерики. — Да что ты себе… Где мы?! Нарцисса и Крипси появились в комнате так внезапно, что у Гермионы ёкнуло сердце. А через секунду её начало мутить от вида роскошно одетой красивой женщины с идеально уложенными волосами. Она пугала даже больше своего мужа, потому что Нарцисса Малфой была тем человеком, с которым Гермиона ещё не сталкивалась один на один. Чего от неё ожидать? Как с ней общаться? Какого черта Гермиона попросила Крипси привести её? Какого черта он послушался? Тем временем Нарцисса отшвырнула от себя домовика, повернулась и окинула Гермиону возмущенным взглядом. — Ты притащил меня сюда, потому что она просила? — холодным и удивительно спокойным тоном поинтересовалась она у Крипси, сжавшегося в углу. Нарцисса чуть повернула голову в сторону домовика, однако её глаза при этом сканировали лицо Гермионы, вытягивали из неё остатки бестолковой храбрости. Крипси что-то пискнул и затих. Нарцисса поджала губы и продолжила сверлить Гермиону глазами. Почти физически ощутимо. — Как ты этого добилась? — наконец спросила она. Гермиона, готовая уже разрыдаться под этим тяжелым взглядом, не могла объяснить себе, почему не решалась нарушить тишину. Почему не бросилась Нарциссе в ноги, умоляя о спасении, как только та появилась в комнате. — Добилась… чего? — прохрипела она осипшим голосом. — Этого. — Нарцисса кивнула в сторону Крипси, а до Гермионы наконец дошло. Это действительно было невероятно: домовик Малфоев то ли из страха быть разоблачённым, то ли из жалости к ней притащил свою хозяйку в её комнату! — Я… — Гермиона сдавила пальцами колени и снова увидела следы чужой крови. Это придало ей уверенности. — Вы должны помочь мне! — Должна что, прости? — Нарцисса приподняла тонкие изящные брови. Гермиона запнулась. — Прошу вас! — повинуясь необъяснимому порыву, она вскочила на ноги и шагнула к женщине, но та отшатнулась от неё, как от чумной. — Что ты возомнила о себе, девчонка?! — чуть ли не взвизгнула Нарцисса, впрочем, почти сразу взяв себя в руки и уже спокойнее добавив: — Я ничего не должна тебе, а за эту наглую выходку с домовиком ты будешь наказана. И ты, и он! Этого стоило ожидать: Гермиона понимала, что разговор с Нарциссой будет не из простых, но всё равно растерялась. Наказана… Конечно, они её накажут. Сейчас это почему-то почти не пугало. А вот за Крипси стало страшно. Глянув на трясущийся в углу комок тряпья, она едва не расплакалась от жалости. — Умоляю, — всё ещё разглядывая дрожащие уши, прошептала она, — не наказывайте Крипси, я заставила его. Я… я ему угрожала… — Не тебе решать, что я буду делать со своими слугами, — фыркнула Нарцисса. — Давно нужно было избавиться от этого мерзкого домовика, он всегда паршиво исполнял приказы. Как и ничтожество Добби, который случайно оказался на свободе. — Прошу вас… — начала было Гермиона, но Нарцисса и слушать не стала: подошла к несчастному Крипси и легонько поддела его носком туфли. — Вытащи меня отсюда! Приказ был отдан холодным голосом, в котором чётко читалась сдерживаемая ярость. О да, Нарцисса Малфой была в ярости. Но, кроме того, она по-прежнему была здесь, и Гермиона поняла, что другого шанса у неё точно не будет. — Умоляю, помогите мне! — уже не сдерживая слёз выпалила она, попутно падая на колени, хватаясь за подол Нарциссы и стараясь не думать, как же жалко это выглядит. — Ваш муж… Он хотел… Он… Слова застряли в глотке, вместо них там что-то булькнуло и смолкло. Гермиона поймала на себе полный отвращения взгляд, но даже это не заставило её разжать кулаки, в которых она комкала подол дорогого платья. Самым странным было то, что Нарцисса не достала палочку, не кинула в Гермиону Круциатус или что похлеще. А отвращение на её лице неуловимо трансформировалось во что-то иное. Теперь во взгляде читалась какая-то тоска, усталость. Гермиона попыталась схватиться за это. — Пожалуйста… Вы… — Замолчи, — бросила Нарцисса и перевела взгляд на пальцы, теребящие ткань её наряда. — Что это, кровь? Гермиона кивнула, потому что не могла уже говорить: слёзы снова забили горло, щипали глаза, свербели в носу. Нарцисса оглядела её и, не найдя заметных ран, нахмурилась. — Что произошло? — спросила она сухо, попутно выдёргивая край платья из рук Гермионы. — Я… — Гермиона запнулась и оглянулась, посмотрев туда, где всё ещё лежал злополучный осколок, от удара об пол расколовшийся надвое. В голове возникла вполне здравая мысль: что, если Нарцисса рассердится? Почему бы и нет? Гермиона ранила её мужа, она хотела его убить — что помешает миссис Малфой рассвирепеть и начать пытать мерзкую грязнокровку? — Отвечай! — короткий приказ разогнал обрывочные мысли, как пугливых птичек. Гермиона сглотнула вязкую слюну и за секунду приняла решение о том, что пытка лучше того, что с ней сделает Люциус. — Ваш муж… Он пришёл, чтобы... изнасиловать меня. Я была так напугана, что разбила зеркало и… я хотела убить его осколком… Но у меня получилось только порезать его. Он… он был в ярости и хотел… он почти сделал это, но в этот момент его метка… Его призвал Вол… ваш хозяин, и он ушел, но сказал, что вернётся. Рассказ получился сбивчивым, кроме того Гермиона так и не решилась посмотреть Нарциссе в лицо. Её отвага дала трещину, к тому же из головы никак не выходила мысль о том, что жена её мучителя — довольно скверная кандидатура на роль последней надежды. — Он мне не хозяин, — тихо, но четко произнесла Нарцисса, отходя на несколько шагов. — Моему мужу, но не мне. Гермиона осторожно подняла взгляд, который встретился лишь с прямой спиной: Нарцисса подошла к трюмо и приоткрыла створки. — Убийство осколком — какое варварство, — задумчиво произнесла она, разглядывая разбитое зеркало. — У меня не было выбора! — выдохнула Гермиона, ощущая досаду: оправдываться было неприятно. — Действительно, — пробормотала Нарцисса, извлекая палочку и восстанавливая зеркало. — Крипси, оставь нас. Можешь пока наказать себя, как ты того заслуживаешь. Я позову, когда ты понадобишься. Прежде чем Гермиона успела запротестовать, домовик с громким треском исчез. Они остались вдвоём, и это одновременно пугало и обнадёживало. Не ясно было, осталась Нарцисса, чтобы поговорить или чтобы помучить. — Так значит Люциус держит тебя здесь не только для Драко, но и для себя? — в голосе Нарциссы не было злости или удивления — всего того, что Гермиона ждала от женщины, которой рассказали об измене мужа и о попытке его убийства. — Я… пожалуйста, помогите! — Гермиона наконец поднялась с колен, но застыла на месте, не зная, что ей делать дальше. — И как же мне помочь тебе, девочка? — на этот раз в тоне голоса чётко читалась насмешка, а на красивых губах Нарциссы появилась ухмылка, немного напоминающая ту, что была свойственна её мужу. — Вы… — Гермиона запнулась. Она не предполагала, что ей придётся придумывать способы своего избавления от Люциуса. — Вы могли бы поговорить с ним… — Драко, кажется, говорил, что тебя считают самой умной в школе, а по тебе этого и не скажешь. — Что вы имеете в виду? — немного опешив, спросила Гермиона. — Нет, что ты имеешь в виду? — вмиг становясь серьёзной, спросила Нарцисса. — О чём я должна разговаривать с Люциусом? А главное, зачем мне это? — Но он… Он же ваш муж! Неужели вас не волнует, что он хочет… изменить вам! Нарцисса усмехнулась. Она смотрела на Гермиону как на безмозглую дурочку — с легким снисхождением. Но в её бледно-голубых глазах — теперь это было видно совершенно отчётливо — плескалась тоска. — Милая моя, ты еще слишком молода, чтобы понять, что брак не состоит из одной лишь физической верности супругов. — Но… — Неужели ты думаешь, что ты первая девочка, которую мой многоуважаемый муж… с которой он изменяет мне? — Нарцисса продолжала улыбаться, однако взгляд стал каким-то отсутствующим. Она словно задумалась о чем-то. Гермиона же смотрела на неё с нескрываемым ужасом. Что-то подсказывало ей: дело не в возрасте. Она не поймет подобных отношений, даже если доживёт до ста лет. — Я, конечно, сочувствую тебе, — сухо заметила Нарцисса, выныривая из собственных размышлений, — но вряд ли могу помочь. К тому же… Меня устраивает, что он реализует свои неадекватные сексуальные желания на стороне, а не лезет с ними ко мне. Последние слова шокировали Гермиону. Она уставилась на Нарциссу как на сумасшедшую. Так она даже рада, что её муж вытворяет подобное? — Вы… как вы так можете? Ведь муж и жена… — Ах, заткни свой рот! — резко и довольно грубо оборвала её Нарцисса. Было странно слышать подобное от столь изысканной с виду женщины, потому Гермиона заткнулась против своей воли. — Ты ничего не знаешь о наших отношениях, и не тебе указывать, как мне стоит вести себя с мужем, ясно?! Гермиона на автомате кивнула, а Нарцисса продолжила: — Ты не знаешь, и никогда не узнаешь, что это такое — выйти в пятнадцать лет за нелюбимого человека, которого выбрали твои разорившиеся родители. Что значит жить с ним под одной крышей и понимать, что он лишь на людях обходительный и преисполненный благородства. Не знаешь, что значит терпеть унижение — не пару недель, а годы! Терпеть, имея возможность уйти. И оставаться, потому что идти тебе некуда! Не к нищим же родителям возвращаться! Да такие, как ты — моё спасение! Правда, я не понимаю, что он нашёл в тебе, но это его дело. Нарцисса замолчала и уставилась в окно, а Гермиона опустилась на кровать и обхватила себя за плечи. Это был конец. Её авантюра провалилась. Всё, чего она добилась, — это наказание для несчастного Крипси. О себе она не думала: воспоминания о боли от Круциатуса померкли, их задавил страх перед Люциусом. Когда он вернётся, он отыграется на ней по полной. А если его жена расскажет ему о просьбе Гермионы… От этого ей стало дурно. Вскочив с кровати, она двинулась к Нарциссе, которая оглянулась на звук шагов. — Вы… вы расскажете своему мужу? — тихо спросила Гермиона, заставляя себя смотреть своей собеседнице в глаза. — О чем? — усмехнулась Нарцисса. — О твоей выходке? Я не желаю впутываться в это, так что можешь быть спокойна. Она обошла Гермиону и двинулась к двери, но на полпути спохватилась. — Крипси! В комнате моментально появился домовик. Его маленькие руки были перемотаны какой-то грязной тряпкой в бурых пятнах. Гермиона ощутила нелепый порыв броситься к Крипси и пожалеть его, однако она не посмела бы делать это в присутствии Нарциссы. Та, бросив на Гермиону последний брезгливый взгляд, позволила домовику взять себя за край платья и исчезла вместе с ним. *** Выйдя из борделя мадам Торес, Драко сразу решил, что гулять по Лютному переулку не стоит. Здесь можно было встретить кого угодно, а сейчас ему не хотелось видеть ни одного знакомого лица. И дело даже не в том, что на него могли донести Люциусу. Он просто чертовски сильно нуждался в одиночестве в этот момент. Долго думать над тем, куда ему следует отправиться, не пришлось: на ум почти сразу пришёл заброшенный особняк Лиллесден в графстве Кент. Драко бывал там несколько раз: богатые магические семьи по какой-то уходящей вглубь веков причине облюбовали это место для проведения костюмированных вечеринок. От редких любопытных маглов спасали заклинания, они же помогали вернуть неуютным развалинам былой шик. Драко понятия не имел, откуда у магов страсть к особняку. Поговаривали, что здание окутано древней магией, — он это считал чушью. Однако в данный момент ветхие стены Лиллесдена показались ему надежным укрытием. Без специальных заклинаний это был просто большой, покорёженный временем и вандалами дом. То тут, то там на разрушающихся стенах виднелись рисунки, скрипучий пол был усеян землёй и мелким мусором. Это место выглядело совсем другим без магического вмешательства, и таким оно нравилось Драко гораздо больше. Запах пыли и плесени, а также зловещая тишина, то и дело прерываемая скрипами и шорохами, свойственными старым зданиям, странным образом успокаивали. Драко устроился на ступенях лестницы внутри особняка. Хотелось есть, но гораздо больше ему хотелось побыть в одиночестве и собрать в кучу хаотичные мысли. Снова вернулось желание послать всё к чёрту и сбежать. И тут же в голове зазвучал гнусавый голос, чертовски напомнивший интонацией Нотта: «То, что тебя заставляют делать, не так ужасно». Ткнувшись лбом в сложенные в замок руки, Драко вынужден был согласиться. Это не ужасно. Но унизительно. Это крошило его гордость подобно тому, как время крошило стены Лиллесдена. И Драко отчётливо ощущал, как неумолимо теряет то, что делало его собой. Он всегда был заносчивым, уверенным в себе сукиным сыном, которому ничего не стоило вытереть ноги о любого. Любого! Не считая отца, конечно… А что теперь? Он рассчитывал, что, став совершеннолетним, получит ещё больше возможностей, а вместо этого получил странную обязанность трахать Грейнджер. Подумать только — Грейнджер, долбаную гриффиндорскую дрянь, которая бесконечно выбешивала его в школе. А сейчас — даже сейчас, — сидя на холодных ступенях разлагающегося особняка за многие десятки километров от неё, он чувствовал странное тошнотворное желание снова увидеть эту мерзкую девчонку, снова прикоснуться к её хрупкому телу. Это походило на одержимость, наваждение, вызванное магией, но никак не здравым смыслом. Призвав довольно большой кусок гранитной ступени, лежащий у основания лестницы, Драко со всей силы запустил его в стену. Не магией, руками. Им овладело лихорадочное желание выкинуть из себя то, что пожирало его, но для этого нужно было что-то большее, чем метание камней в стены. Чтобы хоть как-то развеяться, он решил побродить по комнатам Лиллесдена. Занятие было весьма угнетающим: везде успели побывать бестолковые маглы, разрисовавшие стены или просто покрывшие их бессмысленными надписями. Драко морщился от каждого нового сообщения о том, что "Джерри любит Клару" или "Микки рулит". Он в жизни не писал ничего на стенах или партах — считал это ниже своего достоинства. Как и секс с грязнокровками. Его громкий смех эхом прокатился по мёртвым коридорам особняка и затих где-то на верхних этажах. А потом, повинуясь накрывшему его сумасшествию, Драко при помощи палочки высек на ближайшей стене: «Волдеморт — кусок дерьма». Полюбовавшись своим корявым творением, он снова рассмеялся. Эта выходка была настолько глупой, настолько в стиле каких-нибудь близнецов Уизли, что смешила Драко всё больше и больше. Он выронил палочку, схватился одной рукой за стену, а другой впился в мантию на груди, и продолжал хохотать до тех пор, пока не начал заикаться. И даже тогда, ещё раз взглянув на надпись «Волдеморт — кусок дерьма» рядом с «Арсенал навсегда», он сдавленно хихикнул. — Поздравляю, идиот, ты докатился, — буркнул он сам себе и стремительно зашагал к выходу. И вновь мысль о том, куда ему стоит направиться, появилась внезапной вспышкой, озарив его разум. Драко нужно было выпить. И он знал подходящее для этого место. Аппарировав прямо с ветхого крыльца Лиллесдена, он через мгновенье оказался в тесном, пыльном, плохо освещённом помещении. Подойдя к единственной двери, он трижды постучал по ней палочкой и вошёл в открывшийся проём. Бар «Дохлый кролик» — убогое местечко, рядом с которым даже «Кабанья голова» выглядела роскошным рестораном. Об этом заведении мало кто знал, поэтому народу в небольшом зале не было. Тем не менее Драко накинул на голову капюшон, прежде чем двинуться к абсолютно пустой барной стойке. — Эй, есть тут кто? — позвал он нарочито хриплым голосом в надежде прибавить себе лет: обычно в питейных заведениях подросткам не наливали ничего крепче имбирного эля, а Драко нуждался в чём-то более... взрослом. Из задней комнаты нехотя вышел мужчина лет пятидесяти на вид — по заросшему неопрятной щетиной лицу трудно было определить точный возраст. — Чего изволите? — буркнул он, окинув Драко неприветливым взглядом. — Двойной огневиски, — в тон бармену бросил Драко, по-хозяйски наваливаясь на стойку. — А ты не мелковат — огневиски лакать? — поинтересовался мужчина, прищуривая и без того мелкие глазки. Драко собрался было возмутиться, но бармен опередил его: — Впрочем, мне плевать, пусть тебе хоть десять. Главное, не буянь мне тут. Он достал с полки пыльную бутылку и налил выпивку в мутный стакан. Явно меньше заказанной двойной порции, но, поскольку цены тут были ниже среднего, Драко не стал спорить: молча бросил на стойку деньги и потащился со своим огневиски за столик в углу. Об этом злачном местечке он узнал от Нотта. Тому, в свою очередь, рассказал о баре отец. Странные у этих Ноттов были отношения, но Драко порой завидовал той доверительности, которая существовала между ними. Ему о таком и мечтать не стоило. Теодор утверждал, что всё дело в смерти его матери: оставшись один на один с ещё совсем маленьким ребёнком, Нотт-старший избрал тактику вседозволенности. Не лучший с педагогической точки зрения стиль воспитания, но так уж ему было проще. И он не прогадал: сдержанный Теодор не особо злоупотреблял отцовской добротой, и в итоге они стали почти друзьями. По крайней мере, так это выглядело со стороны. Хлебнув огневиски, Драко подумал о Люциусе. Чтобы Малфой-старший привёл своего наследника в такое место? Да он прибьёт Драко, если узнает, что тот был здесь! А заодно и Теодора, и его папашу. Впрочем, это не помешало Люциусу притащить Драко в бордель… После второго глотка ему стало интересно: если мистер Нотт показал своему сыну злачный бар в столь раннем возрасте, считает ли он его достаточно взрослым и для женитьбы? От мыслей об этом третий глоток встал поперёк горла. Драко закашлялся, словил на себе неодобрительный взгляд бармена и еле удержался, чтобы не показать тому язык, — довольно с него было ребяческих выходок на сегодня. Вместо этого он залпом допил остатки огневиски и отсалютовал мужчине за стойкой пустым стаканом. Тот призвал его манящими чарами, наполнил новой порцией и отлевитировал обратно, по пути расплескав примерно половину. На это Драко даже внимания не обратил: он уже погрузился в размышления о предстоящей женитьбе. Всё происходившее после первого «урока» как-то выбило у него из головы неприятные и, прямо скажем, абсурдные мысли, но сейчас они вернулись в расслабленный алкоголем разум. Драко казалось, что после проваленного задания Волдеморта и прилюдного лишения Чёрной метки он готов к любым ударам судьбы. Но он и подумать не мог, что его заставят жениться. Такова была участь некоторых чистокровных волшебниц. Кажется, так поступили с его матерью, — Драко не был уверен, его мало интересовала история отношений собственных родителей. Единственное, что было для него очевидно, так это холодность Люциуса и Нарциссы по отношению друг к другу. Он ни разу не был свидетелем объятий, поцелуев или нежных обращений — лишь подчеркнутая вежливость, отдающая ледяным безразличием. Неужели его ждёт то же самое? Ещё один глоток огневиски - и голова стала тяжёлой, как чугунный котелок для зелий, а в груди что-то закопошилось. Злость, отчаяние, бессилие скользкими змеями начали обвивать внутренности Драко, вызывая тошноту. Он медленно поднялся и на неверных ногах поплёлся в туалет. Здесь было ещё грязнее, чем в баре: похоже, это место ни разу не подвергалось уборке. Драко брезгливо приоткрыл кран, из которого в замызганную раковину потекла тонкая струйка желтоватой воды. Умываться ей не хотелось, но сейчас у него вряд ли получилось бы и самое простое заклинание, не то что Агуаменти. Драко ополоснул горячее лицо и почувствовал мимолётное облегчение, даже тошнота как будто отступила. Вернувшись в зал, он обнаружил нового посетителя: седого растрёпанного старика с неприятным злобным лицом. И он, и бармен смотрели на Драко враждебно, поэтому ему захотелось немедленно убраться, к тому же отведённое ему время скорее всего истекло. Наспех допив остатки огневиски, он расплатился и поплёлся к комнатке, из которой можно было аппарировать. Лишь оказавшись в полной темноте, он подумал, что и перемещение в пространстве с помощью магии — непосильная для него в таком состоянии задача. Его ощутимо штормило и снова начало мутить, а мысли в голове путались. Но убираться нужно было немедленно, поэтому Драко не нашёл другого выхода, кроме как сунуть в рот два пальца и надавить на корень языка. Организм среагировал моментально, словно только и ждал, когда ему позволят избавиться от выпитого: Драко смачно вывернуло в угол комнатки. От этого действительно стало легче, хотя от кислого привкуса собственной рвоты, отдающей спиртом, хотелось блевать ещё и ещё, пока внутри остаётся хоть капля отравы. Но даже на это времени не было. Пробормотав «Экскуро» и даже не убедившись в том, что заклинание сработало как надо, Драко собрал остатки сил и аппарировал. Что удивительно — вполне удачно: спустя пару мучительных секунд он очутился на земле перед воротами Малфой-мэнора. К счастью, свидетелей его позорного перемещения здесь не оказалось, так что у Драко было время на то, чтобы подняться, оправить мантию и осмотреть себя. Кажется, выглядел он неплохо, если бы только не этот ужасный привкус во рту… Войдя в особняк, он уже собрался подняться к себе, когда услышал громкие торопливые шаги. Через секунду на лестнице появился Малфой-старший. Вот уж кто выглядел паршиво! И дело было даже не в растрёпанных волосах или расстёгнутой мантии, нелепо развевавшейся за спиной: в глаза Драко тут же бросилась глубокая свежая царапина, пересекающая лицо отца. Само лицо было перекошено гневом — привычное неприятное выражение, которое в данный момент дополняло что-то неуловимое. Было нечто во взгляде Малфоя-старшего, что почти напугало Драко. Да и вообще эта встреча была такой несвоевременной… — Отец, — короткий кивок, от которого опять начало подташнивать. Люциус будто не заметил сына: он уже шагнул в камин, но в последнюю секунду обернулся. — Как твой урок? — спросил он каким-то отстранённым голосом, лишённым привычной желчи. — Нормально, — Драко сглотнул кислую слюну, с трудом подавив желание скривиться. — А… что с твоим лицом? Вопрос как-то сам вырвался — Драко и не думал его задавать, просто эта мысль крутилась в голове, а он не успел схватить её и запихать поглубже. Люциус отреагировал странно: медленно потянулся к щеке, как будто забыл, что она разодрана, и осторожно ощупал кожу вокруг царапины. — Это… Он на пару секунд завис, глядя сквозь Драко, а потом внезапно пришёл в себя, отдёрнул руку от лица и огрызнулся: — Не твоё дело! Иди к себе, а меня ждёт Тёмный Лорд: кажется, они нашли ублюдков Уизли. Он вошёл в камин, а когда повернулся к сыну лицом, добавил: — Кстати, не суйся сегодня к Грейнджер — хватит с тебя упражнений. Через мгновение Люциус уже скрылся в вихре зелёного пламени, оставив Драко в недоумении. И в бешенстве: этот приказной отцовский тон выводил из себя! Да сколько ещё он будет держать его за тупого маленького ребенка, которым можно помыкать? Драко захотелось догнать отца и раскроить ему вторую щёку — для симметрии. А потом плюнуть в это лицо и сказать: «Да пошёл ты!» — Да пошёл ты, — прошептал Драко, глядя в то место, где только что стоял Люциус. Конечно, он этого уже не услышит, но Драко не хотелось думать о том, насколько он жалок сейчас. Нет-нет, это его маленький бунт. Молодец, Драко, хороший мальчик, а теперь скачи в свою комнату, как тебе было велено. Ехидный внутренний голос, на этот раз совсем не похожий на ноттовский. Скорее, это был голос самого Драко. Даже он сам понимал, как беспомощен перед отцом. И от этого хотелось выть и до крови разбивать кулаки о ненавистные стены Малфой-мэнора. А ещё — и в этом явно поучаствовали остатки огневиски — хотелось нарушить хотя бы один отцовский приказ. Хотя бы вот этот, самый свежий: «Не суйся к Грейнджер». Какого, собственно, чёрта? Это же его Грейнджер, его «учебное пособие»! И ему хочется сунуться, твою мать, ему нужно! Чтобы унять это непонятное... что-то, зудящее под кожей от одних только мыслей о ней. И заодно доказать отцу, что он не такой уж послушный щенок. Пусть даже Люциус не узнает об этом. Принятое решение расслабляло, вселяло уверенность. Драко уже не казался себе жалким и неуклюжим. Он поднялся в свою комнату словно победитель. Швырнул мантию прямо на пол, почти содрал с себя рубашку; ботинки, носки и брюки скинул, уже войдя в душ. Драко забрался под тугие струи тёплой воды прямо в трусах и с удовольствием прополоскал рот, избавляясь наконец от мерзкого привкуса. Он мог бы пойти и без душа, но ему самому хотелось помыться, почувствовать себя свежим и ещё более уверенным в себе. Одно плохо — вода смывала не только грязь, но и хмель. А вместе с опьянением уходила решимость. И Драко уже не мог точно сказать, чего он боится больше: ослушаться отца или заявиться к Грейнджер и почувствовать то, что он так и не смог ощутить в борделе мерзкой мадам Торес. Из душа он вышел уже не так бодро, как влез в него. Задержавшись у зеркала, Драко долбаных пять минут рассматривал своё осунувшееся лицо. Оно было чужим — теперь он мог сказать это с уверенностью. Неужели сегодняшний день смог так изменить его, или он просто не обращал внимания на все эти изменения? Резкие угловатые черты, непривычная двухдневная щетина, синяки под глазами, словно Драко не спал суток трое, не меньше, — он выглядел взрослым. Из зеркала на него пялился усталый мужик, которому можно было дать лет двадцать пять! Так какого же чёрта этот мужик позволял своему отцу помыкать собой? Драко в отражении ответа не знал, зато тот, что стоял перед зеркалом, снова почувствовал злость и желание взбрыкнуть. Он стянул мокрые трусы, наспех вытерся, влез в свежие брюки без белья, накинул рубашку и стремительно вышел из спальни, прихватив палочку из лежащей на полу мантии. Он не притормозил даже у спальни Грейнджер — на ходу распечатал дверь и ввалился в тёмное помещение. А там... Там было пусто. В чёртовой спальне никого не было. Драко почувствовал, как что-то тяжелое ухнуло из горла в желудок. Этого просто не могло быть! Грейнджер не могла сбежать! Он принялся лихорадочно ворошить простыни, затем заглянул под кровать, поискал в шкафу и даже в тумбочке — пусто, везде! Драко кинулся к окну: он знал, что на нём чары невидимого огня, но кто знает, возможно они-таки довели Грейнджер до самоубийства… От этой мысли почему-то сдавило горло. Будто ему было не всё равно. Впрочем, под окном не было никаких признаков обугленного тела. Это одновременно успокаивало и ввергало в панику. Где эта проклятая грязнокровая сука?! От внезапного громкого треска за спиной у него чуть не разорвалось сердце. Драко резко развернулся и уставился на Грейнджер, которая материализовалась из воздуха. Лишь спустя пару секунд он понял: её притащил один из домовиков, перед которым эта дура, даже не заметившая присутствия Драко, присела на корточки и... принялась разглядывать его ладони? — Что ты делаешь? Она вздрогнула и замерла, как испуганный кролик. Домовик, воспользовавшись заминкой, освободил свои пальцы из рук Грейнджер и с тем же треском исчез. Они остались вдвоём, и только сейчас Драко увидел, что не запер дверь. Он выхватил палочку, краем глаза заметив, что Грейнджер дёрнулась в сторону и закрыла лицо. Похоже, она решила, что он пришёл пытать её. Глупая маленькая… Драко мысленно оборвал себя — не хватало ещё жалеть её. Заперев дверь, он шагнул к сжавшемуся на полу телу. — Что ты делала? — повторил он вопрос, сам не понимая своей настойчивости. Какая ему, собственно, разница? Вместо ответа Грейнджер всхлипнула — сдержанно, но громко. А через мгновение она уже содрогалась всем телом от тихих рыданий. Всем своим маленьким соблазнительным телом… Драко завис на пару секунд, рассматривая тонкие ноги, едва прикрытые ночной рубашкой, узкие ладони, за которыми Грейнджер прятала лицо, влажные пряди. Влажные? Наверное, ему показалось: чтобы убедиться, Драко приблизился, присел и легко провёл пальцами по растрёпанной копне волос. И правда слегка влажные, и потому не такие пышные, как обычно. Он провёл ещё раз — волосы были упругими и прохладными, приятными на ощупь. — Что ты делаешь? — тихий, но внятный вопрос, и в голосе ни следа от недавних слёз. Драко медленно отвёл руку и встретился взглядом с Грейнджер. Нет, слёзы определённо были — они блестели в её глазах, вылавливая неясный лунный свет, проникающий в открытое окно. — Почему ты мокрая? — спросил Драко, когда молчать и пялиться на неё стало совсем уж невыносимо. — Так и будем разговаривать одними вопросами? — язвительно поинтересовалась Грейнджер, вытирая мокрые щёки кулаками. — Я мылась, ясно? А полотенца в этом доме пленникам не предоставляются. Её голос был полон горькой обиды, и Драко понимал, что обижена она вовсе не на отсутствие полотенца. А потому он почувствовал себя виноватым, хотя и не должен был. Как не должен был сидеть сейчас рядом с Грейнджер и гладить её по ненавистным волосам. В голове, всё ещё немного тяжелой от выпитого, что-то переключилось. Что-то заставило его подняться, попутно сгребая Грейнджер, сминая её хрупкое тельце в своих неуклюжих объятьях. Она сдавленно охнула, а на большее её не хватило, потому что Драко бесцеремонно заткнул приоткрытые губы поцелуем. Снова таким неправильным, злым, как в первый раз. — Ты что, пьян? — зашипела Грейнджер, умудрившись всё же увернуться от жадных кусающих поцелуев. — Будешь меня за это отчитывать, занудная сучка? — в тон ей поинтересовался Драко, попутно пихая девушку на кровать и скидывая рубашку. А она будто только в этот момент поняла, чего от неё хотят, и начала изворачиваться змеёй. — Что ты… — задохнулась на полуслове и попыталась отпихнуть его, глупая слабачка. Драко был сильнее, и сейчас он отчётливо ощущал эту силу. Эту власть. Он уже не понимал, зачем сопротивлялся раньше: власть над Грейнджер опьяняла не хуже огневиски. А может, это алкоголь ещё плескался в его крови, подгоняя, окрыляя, заставляя грубо лапать тонкую гибкую грязнокровку, хнычущую под ним. О да, её тело было таким, как нужно! Сейчас было просто мерзко вспоминать ту пышку из борделя — на что ему она, когда есть вот это? — Драко, умоляю, — тихо заскулила Грейнджер, возвращая его в реальность, в которой он уже успел раздвинуть худые ноги. Она же, не в силах сопротивляться, лишь пыталась натянуть ткань ночнушки на грудь. — Грейнджер, — прорычал он, придвигая своё пылающее от возбуждения лицо к её — напуганному и залитому слезами, — не хнычь, слышишь? Я хочу тебя, сейчас, немедленно! Мне нужно, поняла? Она не понимала — всхлипывала и пыталась свести коленки. Похоже, она не видела, что он не такое чудовище, как его отец. Ещё бы, Драко, как, по-твоему, она должна смотреть на того, кто её насилует? Опять! О, этот внутренний голос, он всё портил. Он заставил Драко отпрянуть, подхватить почти невесомую Грейнджер на руки и поудобнее расположить на постели. Заставил прилечь рядом, просунуть руку между её бёдер и начать ласкать промежность — осторожно, почти, чёрт возьми, нежно! Он, не иначе, подтолкнул на обжигающие мокрые поцелуи в костлявое плечо, в скулу, в подбородок. Именно этим голосом он, неожиданно для самого себя, зашептал ей в ухо: «Расслабься, Грейнджер, прошу, просто дай мне это, я хочу тебя, Грейнджер, пожалуйста». Вот так — «пожалуйста». Он просил её, он умолял её о близости, хотя сам недавно не желал признавать, что хочет этого. А сейчас это было очевидно — он жаждал, его стоящий колом член, трущийся о ткань брюк, заявлял громче слов: «Я хочу тебя, Грейнджер!» И она, опешив то ли от таких внезапных изменений, то ли от его слов, почти перестала извиваться и скулить. Драко не заметил, в какой именно момент лежащее рядом с ним тело стало покидать напряжение. Просто, взглянув в очередной раз на лицо Грейнджер, он увидел закрытые глаза и закушенную губу. А ещё почувствовал густую смазку на пальцах. — Вот так, девочка, — прохрипел он в ухо, наращивая темп, стараясь, чтобы пальцы не соскальзывали с клитора. Грейнджер выдохнула и будто сильнее зажмурила глаза. Похоже, она смирилась с происходящим. Умница. Кого она сейчас представляла? Поттера? Или Уизли? Драко не хотел об этом думать. Он лишь придвинулся ближе и начал тереться возбуждённым членом о тонкое бедро. Кажется, в этот раз у него действительно что-то получалось: спустя некоторое время Грейнджер тихо застонала и начала плавно покачивать бёдрами, попутно комкая простыню. Это зрелище приводило Драко в неистовство. Как же хотелось оставить эту возню, стащить неудобные брюки и вколачиваться, вдалбливаться, вновь и вновь врываться в это тело! Но он ждал, он продолжал терпеливо ласкать Грейнджер между ног, упиваясь видом её лица. Когда она начала приподнимать ягодицы, Драко не выдержал и скользнул по влажным складкам в узкое влагалище сразу двумя пальцами. Грейнджер тихо вскрикнула, распахнула глаза, с изумлением принимая новые ощущения. — Смотри на меня, — не то приказал, не то попросил Драко, нависнув над ней, не переставая при этом растягивать её. — Не закрывай глаза, слышишь? Он точно не знал, зачем ему это, а она лишь кивнула, облизала пересохшие губы и вцепилась в его плечи — то ли оттолкнуть хотела, то ли наоборот прижать сильнее — Драко не понял. Он вообще потерял всякое понимание происходящего, когда наконец высвободил член из брюк и резко вошёл в Грейнджер. Вот тут она вскрикнула по-настоящему, в голос. А через мгновение, вопреки приказу-мольбе, закатила глаза и выгнулась, так восхитительно выгнулась ему навстречу! Драко застонал с Грейнджер в унисон, потому что ощущения сносили башню напрочь, покрывали позвоночник болезненными, но такими приятными мурашками, что хотелось умереть, пока это не кончилось. Но вместо этого он начал двигаться — медленно, с оттяжкой, впитывая каждую секунду происходящего кожей. Впитывая стоны Грейнджер, пот, выступающий на её лбу, в ложбинке между грудей, на животе и бёдрах. И стало уже откровенно плевать, о чём или о ком она думала в этот момент: кто бы там ни был у неё в голове, в её теле был он, Драко, и это было бесподобно. Нарастив темп, он почувствовал, что голова уже не просто кружится, а раскалывается от всплесков удовольствия. И правда, славная вышла бы смерть… — Грейнджер, — вновь прошептал за него внутренний голос — сам он не способен был разговаривать в этот момент, — расслабься и кончи, слышишь? Она что-то забормотала в ответ. Драко, который и сам был на грани, даже разбираться не стал, просто просунул руку между их потными телами и принялся наугад ласкать её. Кажется, она драла ему спину ногтями. Кажется, её пятки больно вдавились в его поясницу. Кажется, она лихорадочно шептала: «Ненавижу тебя» — он всё-таки смог разобрать это за секунду до того, как изматывающе кончил в горячее влагалище. Пальцы Драко продолжали двигаться словно по инерции, передавая всплески его угасающего удовольствия Грейнджер. — Давай же, давай, — бормотал он сквозь зубы, вдыхая влажный запах волос, в которые уткнул лицо, — для меня, Грейнджер, сделай это для меня. И она внезапно вздрогнула, сжала упругими мышцами его член, который всё ещё был внутри, и кончила со всхлипом, оставляя последнюю кровавую борозду вдоль его позвоночника. В последний раз вдохнув запах вспотевшей кожи и волос, Драко приподнялся на руках и уставился на её лицо — такое ненавистное в прошлом. Осталось ли в нём то, что он презирал долгие годы? Похоже, что всё мерзкое и раздражающее смыли слёзы: Грейнджер беззвучно плакала, распластанная под ним, и Драко в принципе понимал, почему. Он отстранился, перекатился на бок, восстанавливая сбившееся дыхание. И в этот момент что-то произошло. Драко не сразу понял, почему внезапно стало так светло. А спустя вечность медленно повернул голову и увидел распахнутую дверь: на пороге спальни грязнокровки стоял его отец.