Учебное пособие

Гермиона четвёртый час лежала на постели и оцепенело пялилась в потолок. Она знала, сколько примерно прошло времени, потому что считала секунды: одна, две, три, четыре. «Тик-так, тик-так», — шептали часы, висящие над камином. «Тик-так» перекатывалось внутри черепной коробки. Она ждала. Через несколько тысяч этих тик-таков к ней должен был прийти Люциус Малфой. Почему-то сомнений в том, что он явится, уже не было. Множество минут Гермиона боролась с этой мыслью. В итоге от лихорадочной решимости, которой она была охвачена в тот момент, когда разбивала зеркало, не осталось и следа. Она то и дело нащупывала под подушкой холодный осколок, пытаясь вернуть себе уверенность. Бесполезно. Хуже было то, что вместо решимости пришла не паника, не страх, а что-то, слишком сильно напоминающее безразличие. Гермиона поняла, что она обречена на визит Малфоя, и, к собственному ужасу, кажется, смирилась с этим. Где-то глубоко в голове внутренний голос кричал: «Очнись! Ты должна бороться до последнего!» Однако его почти не было слышно за тиканьем часов. Тик-так. Он придёт и сделает то, что задумал. Тик-так. У тебя не хватит духу даже ранить его — не то что убить. Тик-так. Ты слабая, ты беспомощное ничтожество, Гермиона. Кто ты без палочки? Думаешь, осколок зеркала — достойное оружие против взрослого искусного волшебника? Тик-так. Знаешь, что он сделает с тобой, если твоя попытка убить его потерпит неудачу? А именно так это и закончится, скорее всего… Тик-так. Станешь рыпаться — будет лишь хуже. Позволь ему сделать то, что он хочет, и пусть уйдёт. Последняя мысль была мерзкой, от неё во рту появился гнилостный привкус. Смирение смирением, но осознанно позволить Малфою… трахать себя? Гермиона рывком поднялась, хватая воздух ртом, и обняла худые колени. Нет. Нет, нет, нет! Лучше перерезать собственное горло, чем позволить мерзкому Малфою прикасаться к себе! Выхватив осколок из-под подушки, Гермиона трясущейся рукой поднесла его к своей шее. Держать его было неудобно — слишком широкий для её ладони с одной стороны, слишком острый и тонкий — с другой. Повертев кусок зеркала так и сяк, она наконец приставила узкую часть к выступающей сквозь кожу трахее, замерла и медленно закрыла глаза. Гермионе понадобилось около четырёх секунд, чтобы осознать: она не сможет. И дело даже не в способе, а в том, что в ней, несмотря на все невзгоды, всё ещё сохранилось желание жить. Пусть оно почти не подкреплялось надеждой, но было достаточно сильным, чтобы опустить руку с осколком и снова рухнуть на кровать. Проклятый Люциус Малфой должен поплатиться за всё, что сделал с ней. И он обязательно будет наказан — хотя бы ради этого Гермиона обязана сохранить свою жизнь. И рассудок. Кто знает — возможно, оцепенение последних часов было защитной реакцией организма. Не сойти с ума — вот её цель. И если для этого придётся… В носу нестерпимо защипало, горло сдавил спазм. Гермионе пришлось напрячь остатки сил и до рези в груди вдохнуть, чтобы не заплакать. Она и так делала это слишком часто в последнее время. И чувствовала себя особенно слабой и беспомощной, когда плакала. С неё было достаточно. Она встретит мерзкого Малфоя с глазами, полными ненависти, не слёз! Её кровь снова забурлила решимостью, но вместе с тем грудь сдавило ледяным страхом. Она планировала бороться за свою честь, но получится ли у неё? Вряд ли Малфой станет бездействовать, заметив в её руке осколок. И вряд ли он станет подставлять ей спину. Для того чтобы совершить то, что она задумала, нужна невероятная ловкость, которой Гермиона никогда не обладала. Кусок льда в груди разрастался с невероятной скоростью — Гермиона почти слышала шипение, с которым остывала разгоряченная кровь. И вот уже выходка с зеркалом начала казаться ей глупой и самонадеянной. И в голове всё отчетливее звучал ехидный голос, повторяющий: «Ты не сможешь сделать это, не сможешь, не сможешь…» Когда дверь открылась, Гермиона успела принять сидячее положение и обернуть голые ноги простынкой. Она намеренно села рядом с подушкой, скрывавшей осколок, чтобы оставить себе хоть какую-то, пусть и мнимую, возможность побороться за свою честь. Это желание, почти задушенное неуверенностью в своих силах, всё же встрепенулось внутри, стоило статной фигуре Малфоя появиться в дверном проёме. Увидев его, Гермиона ощутила волны панического ужаса, тошноту и дрожь в руках. Пришлось сильнее сдавить пальцами колени. — О, я смотрю, вы ждёте меня, моя маленькая мисс Грейнджер! — протянул Люциус, хищно обнажая зубы. Гермиона закусила щёку, чтобы ненароком не выплюнуть какую-нибудь необдуманную гадость. Малфой же ухмыльнулся ещё шире, запер дверь и, вопреки ожиданиям, прижался к ней спиной, с нахальным видом сложив руки на груди. Гермиона замерла в ожидании. Ей было неуютно под этим пронизывающим насмешливым взглядом. От него малодушно хотелось спрятаться под одеяло. Или хотя бы зажмуриться. Вместо этого пришлось незаметно вонзить ногти в ладони и постараться не дрожать. — Даже не знаю, стоит ли тратить на вас время, — неожиданно произнёс Люциус, отталкиваясь от двери и наклоняя голову вбок. Гермиона почему-то сразу вспомнила Живоглота: её кот обычно делал так, когда сталкивался с чем-то непонятным. Он словно размышлял: стоит ли это его внимания? В груди завозилось что-то похоже не столько на надежду, сколько на её мерзкое подобие, однако Гермиона всё равно попыталась ухватиться за это ощущение. Что, если Малфой и правда передумает? Она слишком расслабилась, позволила смягчиться взгляду, который так старательно наполняла ненавистью. Люциус заметил это, в пару шагов преодолел расстояние между ними и отвесил ей звонкую оплеуху. В глазах потемнело от боли, и сквозь гул, заполнивший уши, Гермиона услышала собственный визг. Такой обычно издают мелкие псинки, которым ненароком прищемили лапу или хвост. Она и подумать не могла, что способна на столь жалкий звук. Однако времени на то, чтобы проанализировать это, ей не дали. Сильная рука сгребла её давно соскучившиеся по расческе волосы. Повинуясь грубому движению, Гермиона откинула голову и уставилась в искаженное злобой лицо Малфоя. — Что это я увидел на вашем невзрачном личике? — прошипел он, обжигая её подбородок горячим дыханием. На Гермиону пахнуло крепким запахом спирта. Сморгнув слёзы, она попыталась вывернуться. Забыла, чем обычно заканчиваются подобные попытки. В следующую секунду знакомая боль пронзила подбородок. — Вы действительно надеялись, что я уйду? — голос Люциуса был полон ядовитой насмешки. Гермиона почувствовала себя дурой. И правда, как она могла допустить такое? Однако сейчас её больше пугало то, что Малфой, похоже, был если и не сильно пьян, то поддат. И она ясно осознавала, что могло заставить Люциуса явиться к ней подшофе. Наверняка он выпил, чтобы не чувствовать себя слишком отвратительно в тот момент, когда будет насиловать грязнокровку... Страх перед этими мыслями захватил Гермиону, поэтому она не сразу поняла, что пробравший её холод исходит от цепких длинных пальцев, бесстыдно ощупывающих её тело сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Опомнившись, она дёрнулась и тут же почувствовала острую боль в рёбрах: Малфой без труда сдавил её бок. — До чего же костлявая маленькая дрянь! — прошипел он Гермионе в ухо, попутно сминая второй рукой маленькую грудь. Оказаться в тисках чужих грубых рук было страшно, мерзко, невыносимо! Гермиона тщетно пыталась отпихнуть от себя Малфоя, который продолжал ощупывать её тело, словно искал что-то под тонкой кожей. — Нет, не делайте этого! — забормотала она, когда ледяная ладонь скользнула по её бедру. Сжав ноги, Гермиона начала в отчаянии царапать руки Люциуса, за что тут же получила ещё одну оплеуху. Одно было хорошо: отшвырнув её этим мощным ударом на постель, он отпрянул и, тяжело дыша, замер в нескольких шагах от кровати. Гермиона моментально натянула на себя простыню и сдавила дрожащие губы, чтобы не разрыдаться. Остатки сил она потратила на то, чтобы поднять глаза на своего мучителя. Малфой выглядел... странно и непривычно. Словно пародия на самого себя. Волосы, обычно сплетенные в аккуратную косу, растрепались, всегда такое бледное лицо раскраснелось, а в глазах… Гермиона наконец-то четко увидела в них безумие, которое Люциус так старательно прятал все эти дни. Сейчас с него слетела маска надменного сноба и он выглядел как настоящий сумасшедший, как маньяк, настигший свою жертву. — Я уже говорил, — тихий вкрадчивый голос никак не вязался с внешним видом, — что не потерплю ваших дерзких плебейских прикосновений. Несмотря на панику, Гермиона ощутила всплеск возмущения. Да как он смеет вменять ей это в вину? Он сам только что нагло лапал её! — Впрочем, я не ждал, что вы будете покорной, — Люциус чуть успокоился, поправил волосы. — И, несмотря на это, я не стану подчинять вас магией, мисс Грейнджер, — слишком скучно. А теперь раздевайтесь. Гермиону бросило в холодный пот. Ещё хоть раз оказаться перед Малфоем обнажённой? Лучше умереть… — Я жду, — коротко бросил Люциус. В его тонких пальцах оказалась палочка — как он умудрился вытащить её так внезапно? Гермиона зачарованно уставилась на её кончик. Сколько Круциатусов она сможет вытерпеть, прежде чем свихнётся? Проверять не хотелось: даже воспоминания о боли от этого заклятия вселяли неконтролируемый ужас. Но и заставить себя выполнить гадкую просьбу Гермиона не могла. Она будто потеряла власть над собственным телом — не получалось даже пальцем пошевелить. Она уловила резкое движение руки Малфоя и зажмурилась, однако ожидаемой боли не последовало. Вместо этого невидимая сила сдёрнула её с кровати и приложила об пол. Оказавшись у ног Люциуса, Гермиона попыталась подняться, однако ещё одно заклинание лишило её способности двигаться. Это был явно не Петрификус Тоталус: её приковало к полу в той позе, которую она успела принять. Тело было чуть приподнято на руках, голова опущена, перед глазами — лишь паркет и начищенные до блеска туфли Малфоя. — Ваша безучастность, моя милая мисс Грейнджер, может выйти вам боком. Вы же помните, что мне нравится. Гермиона неожиданно для себя всхлипнула. Душившие её последние несколько часов слёзы заструились по щекам. Этот чертов голос лишал её остатков рассудка. — З-зачем вы это делаете? — заикаясь спросила она. А в следующую секунду почувствовала, что снова может двигаться. Её хватило лишь на то, чтобы поднять голову и устремить взгляд на Малфоя. Он снова ухмылялся. — Мы ведь уже обсуждали это — неужели у вас настолько короткая память? — Но вы же… Я отвратительна вам! Почему вы ведёте себя так, словно… — Гермиона запнулась и покраснела. Ухмылка Малфоя стала шире. — Словно я хочу вас? — закончил он, присаживаясь перед Гермионой на корточки. Её моментально начало мутить от его близости. — Право, вы себя недооцениваете, мисс. Вы, конечно, не идеал, но в вашей внешней хрупкости и внутренней стойкости есть свой шарм. Гермиона ушам не верила. Это говорил ей тот же самый человек, который называл её вещью, ничтожеством, дрянью? Это было похоже на очередную жестокую игру, правила которой ей знать не хотелось. Тем временем Малфой поднялся сам и без особых усилий поставил на ноги её. Если бы не острая боль в плече, в которое он вонзил свои дьявольские пальцы, можно было подумать, что он искренне хотел помочь. От этой идиотской мысли Гермиона чуть не расхохоталась. — Боюсь, мы с вами неверно начали нашу сегодняшнюю встречу, мисс Грейнджер, — вкрадчиво произнёс Люциус, отстраняя её от себя на расстояние вытянутой руки. — Сейчас я повторю свою просьбу, а вы её выполните, потому что не хотите, чтобы вам было больно, верно? У Гермионы закружилась голова. То ли от того, что перенервничала, то ли от удушливого запаха алкоголя, исходящего от Малфоя, но она чувствовала, как теряет связь с реальностью. Она уже бывала в подобном состоянии в прошлом, когда всё происходящее вдруг начинает казаться размытым сном. Ей нужно было сосредоточиться на том, что говорил Малфой, однако его голос звучал глухо и невнятно, а силуэт начал расплываться перед глазами. Гермиона часто заморгала, чтобы прийти в себя, однако очередная пощёчина отрезвила её раньше. — Вы слышали, что я сказал? — на этот раз голос Малфоя звучал чётко и был полон раздражения. — Снимайте эту чертову тряпку. — Почему вы не сделаете этого сами? — неожиданно для самой себя глухо спросила Гермиона. — Вы же можете. — Хотя мне импонирует ваша дерзость, также мне нравится смотреть на то, как вы подчиняетесь, — ответил Люциус с улыбкой. Взглянув в самодовольное лицо своего мучителя, Гермиона вздрогнула. И в этот момент наконец приняла решение. Она не позволит ему сделать то, для чего он пришёл. Это просто выше её сил. В воображении снова возникла картинка: Малфой, пытающийся зажать рваную рану на горле. Ему нравится смотреть, как она подчиняется? А ей очень понравится смотреть на то, как он будет подыхать. По телу заструились холодные капли пота, когда Гермиона медленно отступила на шаг к кровати, не сводя глаз с лица Люциуса. Он же внимательно следил за тем, как она пятится и упирается икрами в матрас. Этот пронизывающий взгляд убивал решимость, которая только начала возвращаться к Гермионе. Она понимала, что у неё почти нет шанса резко выхватить осколок из-под подушки и причинить Малфою хоть сколько-нибудь ощутимый вред. Нужно было подобраться ближе. А сделать это можно лишь одним способом. Дрожа всем телом, Гермиона медленно сдвинула бретельку сначала с одного, а потом и с другого плеча. Ночнушка на удивление легко соскользнула к её ногам. Стараясь не думать о собственной наготе и о животном блеске, который почудился ей в глазах Малфоя, она всё так же неторопливо опустилась на кровать почти вплотную к подушке. — Вот так, хорошая девочка, — выдавил Люциус охрипшим голосом и, к ужасу Гермионы, потянулся к собственному паху. Стоило ему коснуться себя сквозь одежду, как стала очевидна степень его желания: на секунду Малфой даже закрыл глаза и судорожно втянул воздух напряженными ноздрями. Когда он распахнул и скинул мантию, Гермиона почти неосознанно скользнула взглядом по его паху и уставилась на внушительную выпуклость. Люциус был чертовски возбуждён. Видимо, его заводила сама ситуация: представить, что он настолько взбудоражен видом её обнажённого тела, Гермиона просто не могла. Тем не менее ей стало страшно. Вряд ли в таком состоянии Малфой будет долго откладывать то, ради чего пришёл… Левая рука сама потянулась к подушке, пальцы нащупали твердый край осколка сквозь наволочку. Гермионе оставалось лишь надеяться, что Малфой не заметит её манёвра. В этот момент он начал надвигаться на неё, на ходу освобождая член из узких брюк. Гермиона готова была поклясться, что на короткий миг время остановилось. По крайней мере, ровно на столько, чтобы она успела собрать в кулак остатки сил и сжать в этом же кулаке проклятый осколок. И ударить им наотмашь, почти не глядя, в тот момент, когда Малфой навис над ней и попытался раздвинуть её ноги. Прежде чем Гермиона успела сообразить, что произошло, она попыталась ударить ещё раз, однако её запястье сковала адская боль. Осколок со звоном улетел на пол, оставляя на пальцах липкую кровь. Чужую кровь. А через секунду перед глазами, заполнив всё обозримое пространство, возникло разъяренное лицо Малфоя. Оно тоже было в крови. — Ах ты тварь! — взревел он не своим голосом и схватил Гермиону за горло. Она тут же попрощалась с жизнью, однако хватка почти моментально ослабла. Вместо этого её словно куклу перевернули на живот и развели ноги. Малфой действовал быстро и жестко: резко засунул в Гермиону сразу два пальца, причиняя невыносимую боль. Она закричала, но разве это могло ей помочь? — Так вот что ты задумала, мерзкая грязнокровка, — выдохнул Люциус ей в ухо, продолжая растягивать её своими длинными пальцами, — решила убить меня, а? Гермиона, не помня себя от боли, страха и унижения, могла лишь сдавленно скулить и комкать руками простыню. И прокручивать в голове одну-единственную мысль: она упустила свой последний шанс, свой единственный шанс на призрачное спасение… В тот момент, когда Малфой вытащил пальцы, впился в её ягодицы и приставил к влагалищу головку члена, Гермиона мысленно поклялась, что после этого покончит с собой. Однако проникновения так и не последовало. Вместо этого Малфой зашипел, отпрянул и зачертыхался. Гермиона, не особо раздумывая, отползла от него, и, лишь оказавшись на другом конце кровати, обернулась. Люциус выглядел паршиво: лицо с правой стороны было разодрано от высокой скулы к подбородку. Кровь залила не только щёку и шею, но также испачкала белую рубашку. Она была даже на его пальцах, и Гермиона к своему ужасу обнаружила, что и её бёдра с внутренней стороны все в красных разводах. А вот Люциуса разорванная щека, похоже, беспокоила в последнюю очередь. Сейчас он лихорадочно заворачивал рукав на левой руке, на бледной коже которой четко проступила угольно-черная метка. — Проклятье! — прорычал он и устремил на Гермиону полный ненависти взгляд — словно это она заставила Волдеморта призвать своего слугу именно в этот момент. Гермиона затаила дыхание: рано было выдыхать с облегчением. Судя по лицу Малфоя, он решал, что ему сейчас делать. Ей же оставалось лишь комкать край простыни во влажных ладонях и надеяться, что ни один Пожиратель смерти не вправе проигнорировать призыв своего господина. — Ладно, — неожиданно ровным голосом произнёс Малфой, расправляя рукав и невербальным очищающим убирая кровь с лица и одежды, — ладно… Гермиона позволила себе тихий выдох, который тем не менее не ускользнул от внимания Люциуса. — Не расслабляйтесь, мисс Грейнджер, мы ещё не закончили. Он скользнул по ней почти безразличным взглядом и добавил: — Я пришлю Крипси, он приведёт вас в порядок. Бросил это через плечо и ушел. Ушел... Гермиона не могла поверить в своё чудесное, пусть и временное, спасение. Её захлестнула волна облегчения, которая, впрочем, моментально сошла на нет. Он вернётся. Может через пару часов, может утром. Но он не оставит её в покое. Она уже готова была сорваться в истерику, когда в комнате появился Крипси. И вид маленького затравленного домовика навел Гермиону на мысль. Безумную, страшную, лишённую всякого смысла мысль. Вскочив с кровати, она подбежала к Крипси, упала перед ним на колени и схватила ничего не понимающего домовика за тонкое запястье. Настолько тонкое, что оно с легкостью уместилось у Гермионы в ладони. — М-мисс? — Крипси, ты должен помочь мне! — выпалила Гермиона, всё сильнее сдавливая косточку, обтянутую, кажется, одной лишь сухой кожей. — Ты должен немедленно привести сюда миссис Малфой. Домовик затрясся так, что вместе с ним завибрировала и рука Гермионы. Вдобавок его выпуклые глаза наполнились ужасом и слезами. — Я н-не могу, — жалобно простонал он, предпринимая слабые попытки вырваться. — Ты приведешь её, — процедила Гермиона, — иначе я расскажу твоему хозяину, что ты помог мне утром, ясно? Крипси перестал дрожать — он просто окаменел, будто кто-то накинул на него заклинание. Движение осталось только в радужках бешено вращающихся глаз. Гермиона почувствовала, как её мутит от гнусного отвращения к самой себе. Этот несчастный домовик под страхом наказания помог ей, и как она его благодарит? Шантажирует беднягу его же добротой! На секунду ей захотелось разрыдаться, прижать к себе маленькое нелепое тельце и умолять Крипси простить её. Но она не могла. На кону стояла её честь. И её жизнь. Если Малфой отнимет первое, то и второе ей будет ни к чему. Хотя он и так забрал у нее достаточно… Гермиона почти разжала пальцы, почти позволила отчаянию уволочь её в свою бездну. Её остановило воспоминание о лице Люциуса. Таком безразличном, брезгливом. Он и правда относился к ней, как к вещи. Как к игрушке, с помощью которой можно удовлетворить свою похоть. Кем он считал себя? Королём жизни? Ею снова овладело желание если не уничтожить его, то хотя бы задеть посильнее. — Приведи Нарциссу Малфой, Крипси, — глухо повторила она, глядя в огромные глаза и на этот раз почти не чувствуя жалости или раскаяния. — Приведи её сюда сейчас же.