Учебное пособие

Драко не спалось. Он честно пытался закрыть глаза и провалиться в сон, но тщетно. В голову лезли обрывки воспоминаний о прошедшем дне. Он был слишком длинным. Как один день мог вместить в себя унизительный поход в бордель с отцом, прогулку по развалинам Лиллесдена, унылую пьянку в злачном заведении и, наконец, Грейнджер? По телу вновь заструились тёплые волны, отголоски нездорового наслаждения. Как он мог? Он никогда не считал Грейнджер привлекательной. Хотя, справедливости ради, и уродиной её называл только потому, что иначе было никак. В то время красно-золотой галстук автоматически делал её уродиной. Но школьные годы прошли, и теперь перед ним была хрупкая сломанная кукла. По крайней мере, такой она казалась снаружи, но внутри неё всё ещё билась жизнь. Он чувствовал это всем телом. Каждой долбаной клеткой своего тела, на котором до сих пор оставался запах Грейнджер. Драко просто не пошёл в душ перед сном — не хотел смывать её с себя. — Ты больной, — прошептал он в темноту спальни. Ответа не последовало. Внутри было удивительно тихо, никаких внутренних терзаний, кроме тех, что Драко насильно продуцировал у себя в мозгу. Этим мозгом он понимал, что желать Грейнджер, испытывать на её счёт какие-либо эмоции, кроме отвращения, — это ужасно. Так его всю жизнь учили: грязнокровки — это мерзость, второсортные существа похуже маглов, потому что возомнили себя равными чистокровным волшебникам. Однако чем старше он становился, тем меньше верил во всё это дерьмо. И ненавидел маглорождённых скорее по инерции, потому что делал так всегда. В этот момент Драко вдруг отчётливо понял, на что рассчитывал отец, когда оставлял Грейнджер в доме в качестве «учебного пособия». Он думал, что воспитанная с детства неприязнь не позволит его сыну испытывать… хоть что-то по отношению к грязнокровке. — Что ж, отец, кажется, ты облажался, — прошептал Драко, пялясь в потолок, — мы оба облажались. Его глаза уже привыкли к темноте, и теперь он различал очертания лепнины, на которую никогда не обращал внимания. Ничего особенного, просто какие-то узоры — то ли цветы, то ли виноградная лоза. Ни разу за семнадцать лет он не задумался, что же там изображено, так какого чёрта сейчас ему вдруг стало это интересно? Он зажмурился и надавил пальцами на веки, а когда снова открыл глаза, узоров не было — только тошнотворные всполохи в темноте. В этот момент самым правильным было бы уснуть, однако Драко уже смирился с тем, что так просто он от этого дня не отделается. Он на ощупь добрался до ванной, умылся холодной водой и понял, что его мутит. Судя по этому ненавязчивому желанию опустошить желудок и по тупой боли, сдавливающей голову, его настигло похмелье. Но даже желание избавиться от него не способно было погрузить Драко в сон. Он никак не мог успокоиться после разговора в библиотеке. Виной тому были даже не слова отца, а скорее его собственная реакция на них. И это гнетущее чувство… Признаться себе в том, что он ревнует Грейнджер к Люциусу, было не просто тяжело — почти физически больно. Что-то сдавило рёбра, мешая нормально дышать, когда Драко впустил это осознание в голову. Пришлось срочно вернуться в спальню и распахнуть окно. С улицы повеяло сырым холодом и свежестью, которая бывает только после дождя. Отдышавшись, Драко оттолкнулся от подоконника и побрёл к кровати. Теперь его мутило не только от похмелья. Несмотря на то, что прежде он ощущал ревность всего раз или два, распознать её было не так уж сложно. А вот принять… Он присел на край кровати и уставился на собственные руки. Ладони всегда казались ему слишком узкими, пальцы — слишком длинными и изящными. Он немного завидовал Нотту и даже Гойлу, потому что у тех уже лет с пятнадцати были крепкие жилистые ручищи. Чёртов Нотт был тощий, но с настоящими мужскими руками. А вот Драко достались фамильные кисти Малфоев. А ещё ему достался почти нездоровый собственнический инстинкт. Конечно, в этом всё дело. Ему вручили игрушку, а потом оказалось, что он не один с ней играет. Мало того — в какой-то момент ему запретили приближаться к этой игрушке. Такого настоящий Малфой не стерпит. У него всегда было всё самое лучшее. Единственный сын, наследник древнего рода — он получал всё, что хотел, и никогда не переживал о том, что придётся с кем-то этим делиться. И вот теперь он получил Грейнджер, хотя и не желал её, однако инстинкт сработал по стандартной схеме: как только Драко понял, что его вещь ему не принадлежит на сто процентов, он поднял внутренний бунт. Так и есть, это идиотское гнетущее чувство тревоги — лишь немного видоизменённый мальчишеский каприз. Убедив себя в этом, Драко немного успокоился. Конечно же нет никакой привязанности к Грейнджер. То, что он не стал трахать ту девку в борделе, никак не связано с Грейнджер. Просто та толстушка пришлась ему не по вкусу. А то, что он, вопреки словам отца, попёрся к Грейнджер, так это чтобы позлить его. Показать зубы. Такая же выходка, как и надпись на стене Лиллесдена. Вспомнив это, Драко глухо рассмеялся. Вот так, всё хорошо, он не сошёл с ума и он ни черта не чувствует к грязнокровой подружке Поттера. Только почему-то не может перестать смеяться… Тихий смех перешёл в хохот, который прервался кашлем. Драко снова настигло желание выблевать всё, что осталось внутри, включая все эти неправильные лживые мысли о Грейнджер. Твоя неприязнь, Драко, легко может превратиться во что-то вроде симпатии, учитывая то, чем вы будете заниматься в ближайшее время. Так, кажется, отец сказал тогда, во время первого «урока». «Что-то вроде симпатии». Звучит паршиво. Неужели Люциус в очередной раз оказался прав? Драко поморщился: сейчас он ненавидел отца за то предсказание, но в глубине души отлично понимал, что виноват в этой ситуации только один человек, и это далеко не Люциус Малфой. С этим дерьмом нужно было что-то делать. С ним необходимо было разобраться. О чём-то подобном Драко думал, сидя на полу в неуютной комнате борделя мадам Торес. Только тогда проблема была в том, что он не хотел несчастную равенкловку, а сейчас — в том, что хотел гриффиндорскую занозу! Откинувшись на постель, он попытался беспристрастно поразмышлять на эту тему. Итак, он исправно ненавидел Грейнджер на протяжении пяти лет. Почему? Потому, что она была выскочкой и зазнайкой. Драко хорошо учился — этого требовало и положение, и, в большей степени, отец, однако грязнокровка постоянно обскакивала его по результатам. Из-за этого ему регулярно приходилось выслушивать от Малфоя-старшего длинные тирады о том, как низко он пал, раз не может превзойти никчёмное магловское отродье. Раз за разом Люциус своими словами вдалбливал Драко острую неприязнь, рождал в нём желание задеть, уязвить Грейнджер. Он уже тогда искусно дёргал его за ниточки. А потом что-то случилось. На шестом курсе у Драко было задание от Тёмного Лорда, оно отнимало много времени и сил — как физических, так и душевных. Он почти не сцеплялся с гриффиндорцами, не считая той стычки с Поттером в поезде и ещё одной, когда очкастый сучёныш швырнул в него каким-то смачным проклятьем. В тот год Драко забыл и об Уизли, и о Грейнджер — у него были дела поважнее: он должен был как следует подготовиться к своему провалу, ха! Хотя в глубине души он радовался, что так и не смог убить… Стряхнув с себя ворох ненужных воспоминаний, Драко с трудом поднялся, принял сидячее положение. Перед мысленным взором опять была Грейнджер, её худое лицо с зажмуренными глазами, её беззащитное тело… Этих неясных обрывков хватило, чтобы снова ощутить напряжение в паху. Драко выругался и сжал виски: пульсация в них становилась всё более невыносимой, и мысли о Грейнджер никак не улучшали его самочувствия. Он даже не вспоминал о ней, пока не увидел в своём доме в тот день… Чёрт, когда же это произошло? Кажется, много месяцев назад. Слишком много событий, которые никак не укладывались в больной голове. Можно было всё-таки постараться уснуть. Можно было позвать одного из домовиков, попросить принести болеутоляющее зелье. Можно было прямо сейчас сложить кое-какие вещи и свалить из этого дома, оставив за спиной ненормального отца с его богатством, безразличную мать и Грейнджер. Не его дело, что с ней будет. Ему всё равно. — Мне всё равно, — тихо повторил Драко, немигающим взором уставившись в окно. Будто это могло лучше его убедить. Однако ложь, произнесённая хоть мысленно, хоть вслух, не переставала быть ложью. А он не переставал быть трусливым щенком, который просто не мог вот так уйти промозглой ночью из тёплого дома в неизвестном направлении. Оставив Грейнджер в руках Люциуса, который собирался её пытать… Ноги сами понесли его к двери, он смог затормозить лишь на пороге: вернулся за палочкой и накинул на себя домашний свитер — не являться же к ней в комнату в одних пижамных штанах на голое тело! Затем Драко на автомате преодолел расстояние до заветной спальни, в которой держали пленницу, где его наконец догнала нерешительность. Что он ей скажет? «Привет, Грейджер, кажется, я что-то чувствую к тебе и не хочу, чтобы мой отец пытал тебя», — так, что ли? И не только пытал, хотя в иное верить не хотелось… А что, если Люциус там, в её спальне, в этот самый момент? От этой мысли у Драко неприятно стянуло желудок. Вот будет потеха, если он ворвётся в комнату Грейнджер, обнаружив в ней отца, — прямо как тот чуть раньше ворвался, обнаружив там Драко. Очаровательная комедия положений, смешно до блевоты. Он подошёл к двери вплотную и прислушался. Абсолютная тишина. Хотя ничто не мешало Люциусу воспользоваться заглушающим заклинанием… «Достань палочку и открой дверь!» — мысленно приказал себе Драко, вот только трясущиеся руки не слушались. Да что с ним такое? Это всего лишь дверь в комнату всего-лишь-Грейнджер! Даже если там отец, он выкрутится — получилось же у него сегодня в библиотеке! Сейчас ему всего лишь нужно собраться, произнести заклинание и войти... Наверное, он мог бы остаток ночи простоять вот так под дверью, препираясь со своей совестью, если бы тишину коридора не нарушил скрип. Достаточно громкий, чтобы быть просто звуком, присущим старому дому. Драко вздрогнул и покрылся холодным потом, представив, что кто-то может застать его здесь. На этом этаже не было хозяйских комнат, однако даже перспектива столкновения с домовиком была неприятной, поэтому он быстро распечатал дверь и влетел в спальню. Он оказывался здесь второй раз за сутки, и второй раз его поражала открывшаяся перед ним картина. Комната была слабо освещена луной. Холодные полосы сквозь окно ложились на смятую пустую постель, а Грейнджер… Грейнджер склонилась над Омутом памяти, который стоял на тумбе. Стоп! Откуда здесь Омут памяти, и какого черта эта девчонка там делает? Драко шагнул ближе и вдруг заметил, что спина Грейнджер трясётся, а в следующее мгновение она отшатнулась от Омута и рухнула бы, не удержав равновесия, если бы он не подхватил её. — Что случилось? Что… что там было? — запинаясь, спросил Драко, неловко прижимая её к груди. Грейнджер не отвечала: она взахлёб рыдала, комкая его свитер и ещё сильнее вжимаясь в его грудную клетку. Кажется, она была не в себе и не понимала, что происходит и кто её обнимает. Драко чувствовал себя глупо и неловко, оказавшись свидетелем чужого горя. Но что такого она могла увидеть в Омуте памяти и как вообще эта вещь оказалась здесь? Он попытался заглянуть в чашу поверх головы Грейнджер, но картинка была нечёткая, по ней шла рябь. — Грейнджер, — Драко чуть повысил голос, чтобы перекрыть довольно громкие всхлипы, но девушка в его руках не реагировала. Она продолжала трястись и скулить, как раненое животное. Обычно Драко раздражало девчачье хныканье, но сейчас всё было иначе. Грейнджер плакала по-настоящему, ей было по-настоящему больно, и от этого сердце разрывалось. От этого хотелось прижимать её ещё сильнее, хотя дальше уже было некуда, гладить её по растрёпанным волосам и шептать, что всё будет хорошо. Всё это было бы возможно, будь они в другом измерении или просто в другом месте, но не здесь. Здесь Драко усилием воли отстранил от себя рыдающую Грейнджер и легонько встряхнул. Она очнулась не сразу: сначала слепо потянулась к спасительной груди, и Драко чуть не прижал её обратно, но сдержался. Тогда Грейнджер часто-часто заморгала и наконец уставилась на него своими огромными опухшими глазами. Они стояли так вечность или около того: Драко в полутьме комнаты рассматривал блестящее от слёз лицо и пытался вспомнить, зачем он сюда пришёл, а она просто смотрела на него, кусая губы. Наконец не выдержала и снова громко всхлипнула — раз, другой, — и вот уже новая волна слёз затопила их обоих. Драко готов был поклясться, что его свитер давно насквозь мокрый, но это казалось сущей мелочью. Он снова прижимал к себе Грейнджер и осторожно гладил её по содрогающейся спине, а она вцепилась в его рёбра, словно никак не могла решить — обнять его в ответ или оттолкнуть. Постепенно рыдания заменили всхлипы, но и они скоро стихли. На этот раз Грейнджер отстранилась сама, но не стала вырываться, лишь надавила руками Драко на грудь и посмотрела на него исподлобья. — Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она охрипшим голосом. — Я… — Драко осёкся и понял, что ему нечего ответить. Он и сам не знал, что делает посреди спальни Грейнджер, почему обнимает её и борется с идиотским желанием стереть мокрые следы с её щёк. Однако она ждала ответа, поэтому он откашлялся и выдавил: — Пришел проверить… всё ли нормально. Грейнджер удивлённо приподняла брови. Это недоверчивое выражение лица плохо сочеталось с глазами, в которых всё ещё стояли слёзы. Драко стало не по себе оттого, что он снова облажался, снова позволил другому человеку заглянуть себе в душу. Он резко отдёрнул руки и попятился от Грейнджер, попутно пытаясь вернуть лицу привычное холодное выражение, фирменное малфоевское безразличие. Стоило ему отстраниться, как она сникла, обняла себя за голые плечи, отвернулась. — Как видишь, нет, — голос Грейнджер звучал глухо. Она тоже закрылась, и Драко мысленно обругал себя за то, что оттолкнул её, но снова лезть к ней сейчас было бы глупо и неуместно. Момент был упущен. — Что ты увидела в Омуте? — спросил он наконец, когда неловкое промозглое молчание начало его душить. — Как будто ты не знаешь! — огрызнулась Грейнджер и вдруг снова разревелась. Прежде чем Драко успел её подхватить, она осела на пол и вцепилась в край покрывала на кровати. — Да что ж ты… — помедлив, он опустился рядом. Первым естественным желанием было прижать к себе рыдающую девчонку, но Драко останавливала мысль о том, как это будет выглядеть со стороны. Он и так был уже достаточно мягким с ней, поэтому сейчас лишь осторожно дотронулся до дрожащего плеча и пробормотал: — Эй, успокойся. — Оставь меня! — взвизгнула она, скидывая его ладонь. — Убирайся! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Сволочи! На последних словах она захлебнулась и завыла. В этом звуке было что-то пугающе-первобытное — пару мгновений Драко боролся с желанием придушить Грейнджер, лишь бы не слышать её больше. Однако он вновь переборол себя, сгрёб её в неуклюжие объятия, подтянул маленькое тело к себе и усадил на колени. Грейнджер не сопротивлялась, лишь разок слабо стукнула его по груди кулаком, а потом снова вцепилась в свитер и зарылась в него лицом. Похоже, у неё случилась настоящая истерика: она судорожно втягивала воздух маленькими глотками и тряслась как ненормальная. Драко огляделся, хотя обнаружить здесь дверь в ванную и не надеялся. — Грейнджер, — он легонько встряхнул её. Никакой реакции — она продолжала давиться слезами. Нужно было привести её в чувство, но Драко всегда довольно паршиво справлялся с Агуаменти. К тому же его палочка сейчас была зажата между спиной и толстой ножкой кровати. Да и потом, он просто представил, что окатывает Грейнджер струёй холодной воды, и ему сразу расхотелось это делать. Решение плавало на поверхности, но было таким безумным, что он до последнего боролся с ним. Драко просто не мог забрать её из этой комнаты… Если отец узнает… Внезапно Грейнджер начала вырываться. Вдобавок её плач снова стал громче. Она не оставила ему времени на размышления: Драко с трудом поднялся на затёкшие ноги и взял брыкающуюся девушку на руки. Сквозь её заикания можно было разобрать что-то страшно похожее на «ненавижу», но это уже не имело значения — Драко наконец добрался до палочки, заткнутой за резинку пижамных штанов, и наложил на Грейнджер Силенцио. Она, похоже, даже не заметила, что её лишили голоса, и продолжала беззвучно рыдать. Драко действовал максимально быстро, просто чтобы не дать себе возможности одуматься. Он вышел из комнаты и двинулся по тёмному коридору, стараясь даже не дышать. Его путь слабо освещала луна, свет которой проникал сквозь высокие узкие окна. Драко радовался, что в таком слабом освещении почти нет теней, потому что сейчас его могли напугать даже они. Он не помнил, как добрался до своей комнаты, — двигался как во сне, прижимая к себе дрожащее тело. Несмотря на то, что Грейнджер изначально казалась почти невесомой, к концу пути у него задеревенели руки. Он с трудом открыл дверь ногой и, кажется, только войдя внутрь начал дышать. Может, именно от этого у него немного кружилась голова и бешено стучало сердце, будто он махнул ещё порцию огневиски. А может, это был адреналин, отравивший его кровь. Неважно, он мог подумать об этом в другой раз, в другой ситуации, в другой жизни. А в этой он прошёл через спальню и ввалился в ванную комнату. Грейнджер явно не способна была стоять на ногах, она лишь вздрагивала, зарывшись лицом в мокрый свитер. Драко принялся беспомощно озираться в поисках решения. Не на пол же её класть! Похоже, вариант был один: собравшись с силами, он максимально бережно опустил Грейнджер в свою ванну, а немного подумав, влез туда вместе с ней, пустил из крана тонкую струйку и принялся умывать её лицо прохладной водой. Ситуация была настолько абсурдная, что Драко с трудом подавил смех, рвущийся из груди. Почему-то был уверен, что если он начнёт смеяться, то спровоцирует у Грейнджер новый приступ. Не стоило рисковать, ведь она почти успокоилась, пока он её нёс: перестала захлёбываться, только судорожно втягивала воздух. А когда Драко начал умывать её, Грейнджер осторожно отстранила его руку и закончила сама. Здесь, в более ясном свете, Драко наконец смог как следует рассмотреть её. Впалые щёки, нездоровые мазки усталости под глазами, алые губы, которые снова казались слишком яркой неправильной кляксой на бледной обескровленной коже. Всё это должно было бы оттолкнуть его, но почему-то он никак не мог отвести взгляда от её лица. Грейнджер выглядела такой уставшей, потерянной, такой взрослой. Она смахнула с лица капли воды и теперь смотрела на Драко выжидающе. Он не сразу сообразил, чего она ждёт; подсказала тишина, окутавшая их, стоило ему закрыть кран. — Извини, — он снял Силенцио и на всякий случай отложил палочку на раковину. Грейнджер проследила за этим движением, а потом снова уставилась на него. На её лице всё ещё была нерешительность: похоже, она не понимала, что происходит. В этом они были чертовски похожи сейчас. Они могли бы просидеть так до утра — два растерянных человека в одной ванной, — если бы Грейнджер не начала дрожать и неосознанно потирать голые плечи. — Пойдём, — Драко поднялся, выбрался из ванны и протянул ей руку. Его ладонь она проигнорировала и вылезла сама, однако безропотно поплелась следом за ним в спальню. Там Драко молча содрал с кровати покрывало и укутал в него Грейнджер. Его самого немного знобило — во время водных процедур он успел намочить и штаны, и свитер, — однако виду он не подавал. Просто опустился на кресло, стоящее рядом с письменным столом, и кивнул Грейнджер на кровать. — Что ты увидела в Омуте? — спросил он, стоило ей присесть. Он понятия не имел, что ему даст эта информация, но желание узнать тайну истерики Грейнджер жгло изнутри. — Там… — она сильнее стянула покрывало на груди и уставилась в одну точку немигающим взглядом. Похоже, увиденное всё ещё терзало её. — Я… не могу… — Грейнджер… — Драко чуть подался вперёд и заглянул в её растерянное лицо. — Это воспоминание отца? Она кивнула и всхлипнула, а Драко понял, что не вынесет ещё одной истерики. Не сейчас, в… он бросил беглый взгляд на часы: три утра. Это махом добавило ему усталости, навалилось на плечи, налило свинцом веки. Пришлось похлопать себя по щекам, чтобы хоть как-то проснуться. Он всё ещё хотел знать, что такого Люциус показал Грейнджер, но трогать эту тему прямо сейчас, похоже, не стоило. Поэтому он задал ещё один вопрос, который не давал ему покоя. — Скажи… Он пытал тебя? Грейнджер метнула в него злобный взгляд, что было красноречивее любых слов. От этого внутри всё вспыхнуло, а ладони непроизвольно сжались в кулаки. И снова это ощущение, скрутившее горло и желудок. А ещё неуместная мысль: если бы они закончили чуть раньше, он мог бы сказать отцу, что уже… наказал грязнокровку и ему не стоит тратить на неё время. Хотя… кого он обманывает? Люциус всё равно сделал бы это. Комната снова погрузилась в тишину, которая уже не казалась неловкой. Напротив, Драко на несколько минут почувствовал что-то вроде извращённого умиротворения: то, что Грейнджер сейчас была здесь, странным образом успокаивало. Он даже умудрился задремать. Ненадолго. — Зачем ты притащил меня сюда? — внезапно спросила Грейнджер. Она смотрела на него в упор, этот пристальный взгляд никак не вязался с абсолютно безразличным тоном, которым она задала вопрос. — У тебя случилась истерика, нужно было как-то тебя успокоить, а ванной я в твоей комнате не обнаружил, — устало ответил Драко, протирая слипающиеся глаза. — Зачем же было тащить меня в свою комнату? Мог бы отправить меня в ванную, которая выделена для меня. — Тон Грейнджер изменился, теперь в нём ясно читалась язвительность. Драко напрягся. — Знаешь, простого «спасибо» было бы достаточно. К тому же я понятия не имею, что это ещё за «твоя ванная», — он пальцами заключил последние слова в воображаемые кавычки, — так что радуйся тому, что есть. — Радоваться? — на лице Грейнджер появилось возмущение. — Радоваться тому, что мой насильник приволок меня в свою уютную комнатку? Драко опешил. Он не рассматривал свой поступок… под таким углом. Когда он нёс сотрясающуюся в рыданиях Грейнджер к себе, он не думал… ни о чём таком. Он даже почти не пялился на её голые ноги, пока они сидели там, в ванной комнате. Однако она, в сущности, была права: для неё он прежде всего насильник. И то, что в последнюю их встречу она отдалась ему практически без боя, этого не меняло. — Слушай, я не собираюсь… — Драко замялся. Вспомнил, как ворвался в её комнату, словно дикарь какой-то, пьяный и одержимый желанием заполучить её, и ощутил липкую отвратительную волну стыда. Гермиона отвернулась от него и принялась разглядывать комнату. Здесь было до чёртиков красиво и неуютно. Слишком богато, вычурно и безлико. Эта комната могла принадлежать кому угодно, в ней не было ничего, что могло бы рассказать о хозяине: ни плакатов на стенах, ни фотографий, только скучная картина, на которой был изображен шикарный парк. В памяти тут же всплыли такие разные, но одинаково тёплые комнаты обитателей Норы, и на глаза моментально навернулись слёзы… — Эй! — кровать скрипнула и просела под весом Драко. Гермиона не стала отстраняться. Она чувствовала себя чертовски странно, сидя здесь, на его постели, и кутаясь в покрывало, однако совсем не ощущала страха. Когда Драко появился в её комнате, прижал к себе и попытался успокоить, он практически спас её. Если бы не он, Гермиона выбросилась бы в окно, потому что увиденное в Омуте уничтожило её. Даже сейчас, немного придя в себя, она всё ещё чувствовала огромную кровоточащую дыру в груди, через которую из неё вытекали остатки надежды. И её было не заткнуть. Разве что… — Почему ты спросил, что я видела в Омуте памяти? — Очевидно потому, что хотел узнать ответ, — в словах Малфоя промелькнул намёк на язвительность, но голос при этом звучал слишком тихо и устало. — Я думала… ты знал о том, что твой отец… — она судорожно сглотнула, подавив желание в очередной раз расплакаться. — Я не… — он резко умолк, замер на несколько секунд, явно перебирая что-то в голове, а потом посмотрел на Гермиону так, словно только что её увидел. — Не может быть… — пробормотал он, отводя глаза. Гермиона подавила желание протянуть руку и встряхнуть его. — Похоже, ты всё-таки знаешь, что там было? — тихо спросила она, ощущая, как края дыры расползаются и из неё вытекают последние капли веры в лучшее. — Догадываюсь, — пробормотал Драко и резко поднялся. — Сиди здесь, ничего не трогай. Он должен был увидеть сам. Хотя не знал, зачем ему это. Он просто оставил Грейнджер один на один с её горем, запер дверь своей спальни и пошёл в комнату, где остался Омут с воспоминанием Люциуса. Драко поверить не мог, что его отец показал Грейнджер это… И с каждым шагом у него оставалось всё меньше сомнений. Войдя в спальню, он замер на пороге. Он даже не запер дверь. И хотя вероятность того, что Люциус захочет навестить свою пленницу в четвёртом часу утра, была низкой, Драко всё равно поёжился от мысли о том, что ему будет за похищение Грейнджер из её камеры. И что будет ей… Хотя её наказание вряд ли окажется хуже того, что она увидела в Омуте памяти. Подойдя к чаше, он попытался рассмотреть воспоминание без погружения в нее, но серебристая субстанция хаотично двигалась и выдавала лишь неясные обрывки. Глубоко вздохнув, Драко подошёл ближе и опустил лицо в Омут. Он очутился посреди какого-то леса. Впереди, между деревьями, мелькали тёмные фигуры. Драко безошибочно узнал Пожирателей. Он направился за ними, попутно выискивая фигуру отца. Люди вокруг двигались молча, однако вычислить Люциуса оказалось не так уж сложно: его выдавала осанка. Он шёл прямо перед Драко, то и дело оглядываясь, словно чувствовал чьё-то присутствие. Идущий впереди человек резко остановился и поднял руку. Все замерли, а Люциус приблизился к нему. — Это здесь, Руквуд? — он говорил тихо, но его голос явно был полон нетерпения. — Да, вон за той грядой, — ответил тот, указывая на небольшое возвышение метрах в ста от кромки леса. — Обойдём с двух сторон, чтобы они не смогли удрать. Вы с Ноттом и Мальсибером идите слева, мы с Макнейром, Эйвери и Лестрейнджем зайдём справа, — скомандовал Люциус. Пожиратели рассредоточились и направились к гряде. Драко последовал за группой отца. Он думал, что они наложат дезиллюминационные чары, когда будут перемещаться по открытой местности, но, похоже, Пожирателей не особо интересовала скрытность. Они двигались быстро и уверенно. Обогнув гряду, они очутились на голом поле без каких-либо признаков человеческого жилья. Драко успел удивиться, однако Пожиратели во главе с Люциусом продолжили свой путь и в какой-то момент перед ними возник дом — небольшое двухэтажное строение, обнесённое покосившимся забором. В одном из окон горел тусклый свет. Люциус махнул рукой на старенькую калитку и первым двинулся к ней, на ходу произнося какое-то заклинание. Калитка затряслась, но не поддалась. Драко подобрался ближе, чтобы лучше видеть происходящее. В этот момент отец снова швырнул в калитку заклинание. На этот раз она с треском разлетелась в щепки. — Идиоты, — сквозь зубы пробормотал Люциус, пропуская в дом Пожирателей. Драко на пару секунд замер рядом с ним возле забора. То ли защитная магия этого места была довольно слабой изначально, то ли её ослабило снятие Фиделиуса — он не сомневался, что на доме было заклинание Доверия, которое Пожиратели каким-то образом смогли разрушить. Поразмышлять об этом он не успел — в этот момент Люциус скрылся за дверью, и Драко почувствовал, как его утягивает следом за ним. По чужим воспоминаниям нельзя было разгуливать по своей воле, ты всегда был привязан к тому, в чьей памяти копался. Он оказался в тёмном коридоре, который через пару секунд осветили вспышки заклятий. В начавшейся суматохе он не сразу разглядел двух человек без плащей и масок. Это были Артур Уизли и его старший сын. Появление Пожирателей их явно ошарашило: Уизли-старший выскочил в коридор в нелепой пижаме. — Билл! Уведи девочек! — бросил он своему сыну, одновременно с этим отбивая летящие в него заклинания. — Руквуд, наверх! — вторил ему голос Люциуса. Билл Уизли и одна из фигур исчезли за дверью, ведущей, по всей видимости, в гостиную. В этот момент в Артура Уизли угодило заклятие, после которого он захрипел и схватился за грудь. Драко показалось, что заклинание порвало его пижамную куртку, однако, присмотревшись, он с ужасом понял, что порвана не только одежда, но и всё, что под ней. В груди мужчины зияла неприятная дыра: от одного вида этой нелепой мешанины из плоти и костей начинало мутить. В этот момент наверху послышался женский визг. Ещё несколько фигур в масках ломанулись к лестнице, один из оставшихся подошёл к Люциусу. Судя по голосу, это был Макнейр. — Эй, Малфой, девчонок не обязательно убивать сразу, верно? Я был бы не прочь развлечься с женой этого долговязого, — он качнул головой в сторону, намекая, видимо, на Билла. — Делайте что хотите, но потом всех убить, — сухо ответил Люциус. Макнейр ушёл, а Драко остался наблюдать за тем, как его отец опускается на корточки возле Артура Уизли, чтобы убедиться в том, что тот мёртв. Драко уже собрался покинуть воспоминания — он увидел достаточно, — но в этот момент в коридоре появился Эйвери. Он снял маску и выглядел озлобленно. — Две суки удрали, Люциус! — крикнул он, спотыкаясь о распластанного Уизли. — Что?! — отец тоже сдёрнул маску. Драко стоял совсем близко и потому отчётливо увидел смесь страха и ярости на его лице. И царапину, о которой уже успел позабыть. — Этот выродок, которого в прошлом году пожрал Сивый, успел предупредить свою жену и сестру. Они аппарировали раньше, чем мы успели их оглушить. А вот его и их мамашу мы прикончили. Сообщение о том, что Пожиратели убили Билла и его мать, никак не смягчило гнева Люциуса на то, что кому-то удалось удрать. Он швырнул в Эйвери оглушающее и побежал к лестнице, а Драко решил, что на этот раз ему точно пора, и вынырнул из Омута памяти. Теперь он понимал, почему застал Грейнджер в такой истерике. Конечно, она явно была неравнодушна к семейке Уизли, и весть о том, что ещё троих её членов не стало, выбило почву у неё из-под ног. Показав ей это воспоминание, Люциус причинил ей боль, которую нельзя было сравнить с Круциатусом. И хотя Драко не питал особой симпатии к семейству Уизли, даже его ужаснула сцена смерти Артура. Что уж говорить о Грейнджер... К мыслям о ней вдруг примешалась ещё одна, от которой закружилась голова. Что, если она сделает с собой что-то, пока он здесь? Она вполне могла бы наложить на себя руки после увиденного. Драко бросился обратно в свою комнату, на ходу заперев эту. Голова кружилась всё сильнее: похоже, виной тому были похмелье и недосып. Ему пришлось притормозить, чтобы немного отдышаться. Добравшись до своей спальни, он несколько секунд не мог распечатать дверь — у него отчаянно тряслись руки, а мысли в голове путались. А когда ему наконец удалось войти, он обнаружил Грейнджер… спящей. Она лежала на краю его кровати свернувшись калачиком — только лохматая голова торчала из складок покрывала. Драко приблизился, чтобы убедиться, что она жива и действительно спит. Даже сон не стёр с лица Грейнджер хмурого выражения, хотя при этом она довольно умиротворённо посапывала. Жаль было будить её, однако Драко знал, что пленницу стоит вернуть в камеру. — Грейнджер, — он легонько потряс её за плечо и тут же отдернул руку, потому что она резко вскочила и уставилась на него чуть заспанными испуганными глазищами. — Тихо, это я. — Да, — зачем-то согласилась она и потёрла глаза. — Я, кажется, отрубилась. — Немудрено, — Драко усмехнулся, но почти сразу вернул лицу серьёзное выражение. Нужно было что-то сказать ей… — Ты… видел? — вопрос явно дался Грейнджер с трудом. Драко подавил неуместное, странное и совершенно безумное желание зарыться пальцами в спутанные волосы и прижать её к себе. — Да, и мне… жаль. Прозвучало не слишком искренне, но она, похоже, и не ждала от него этого. Только сильнее укуталась в покрывало и втянула голову в плечи. — Я... Я думала, что это... Думала, там Гарри и Рон... — голос Грейнджер сквозь слой ткани звучал глухо, но Драко без труда разобрал её слова. Они тут же воскресили в голове воспоминания о том дне, когда их компашка заявилась в Малфой-мэнор. Бесчувственное тело Поттера на полу... Уизли в луже собственной крови... Нет, этого ей видеть точно не стоит. — Я должен отвести тебя назад, — нехотя выдавил Драко, рассматривая свои пальцы. Смотреть на Грейнджер не было сил. — Да, конечно, — безропотно согласилась она. Судя по всему, она была погружена в мысли об Уизли. — По крайней мере, младшая Уизли и эта француженка спаслись, — невпопад выдавил Драко, чтобы хоть как-то поддержать её. Однако он никак не ожидал последовавшей за этим реакции. — Что ты сказал? — шепотом переспросила Грейнджер, медленно поворачивая к нему голову. — Эм… В том воспоминании... — Драко принялся хрустеть пальцами, заметил, как Грейнджер поморщилась от этого, и перестал. — Эйвери спустился и сказал отцу, что они успели аппарировать. Грейджер выглядела не просто ошарашенной — она явно была шокирована его словами. Словно они смотрели разные воспоминания. Она часто задышала, а в следующую секунду схватила Драко за локоть. — Ты уверен? — неосознанно вонзая в его руку ногти, спросила Грейнджер. — Ты же видела это сама. — Я убралась из этого проклятого воспоминания в тот момент, когда мистер Уизли… — Грейнджер не договорила и зажала рот рукой. Из её глаз снова заструились слёзы. Драко закусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего. Ему так хотелось приказать ей не реветь… Может, она прочитала это желание у него на лице, потому что взяла себя в руки и глубоко вдохнула. — Значит, Джинни и Флёр живы, — сказала она скорее себе, чем Драко. Она специально произнесла это вслух, чтобы было проще поверить. Они живы. Пожиратели перебили не всех Уизли. Горько-сладкий привкус этой новости застрял на языке. Это многое меняло. Это превращало беспросветное отчаяние в блеклую, но всё же надежду. — А кто… — она внимательно посмотрела на Драко и закончила: — Кто там ещё был, в том доме? Знать о том, кто ещё погиб, было больно, но необходимо. Не факт, что все Уизли прятались в этом укрытии. — Они убили ещё этого, как его... Билла и их мать, — ответил Драко, правильно истолковав её вопрос. Гермиона не удержала всхлип, но тут же вновь взяла себя в руки. Выходит, где-то могли прятаться близнецы и Чарли. Она ещё раз глубоко вдохнула. В мире осталось ещё много её близких. К тому же её родители живы, хоть и не помнят о том, что у них есть дочь. Она не имеет права сдаваться. — Помоги мне, — выдохнула она, снова хватая Драко за руку. Она не успела ни обдумать это, ни оценить своих шансов на успех, — просто вцепилась в один-единственный микроскопический шанс, который у неё был. Драко Малфой показал ей сегодня совсем другого себя — человека, умеющего сопереживать. Если в нём есть это, значит у неё есть надежда. — О чём ты? — он нахмурился, но не попытался освободиться из её цепкого захвата. — Умоляю, Драко, ведь ты не такой, как твой отец, — я вижу! Помоги мне выбраться — я должна разыскать тех, кто выжил! Он посмотрел на неё как на полоумную. — Ты в своём уме, Грейнджер? Отыскать тех, кто выжил? Да ты в жизни их теперь не найдёшь! Тебе только остаётся молиться о том, чтобы и Пожиратели их больше не нашли! А уж тебя они отыщут в два счёта. — Ты плохо меня знаешь, — огрызнулась Гермиона, выпуская его руку из своей. — Это ты плохо знаешь, что сейчас творится снаружи, — парировал Драко. — Пойми, глупая ты девчонка, за стенами Малфой-мэнора сейчас всё иначе! Таким, как ты, там просто не жить! Всё изменилось еще тогда, когда вы с Поттером бродили по лесам. А теперь твой очкастый друг мертв, и волшебный мир без своего гребаного спасителя стал совсем другим! Гермиона всхлипнула прежде, чем успела проглотить этот звук. Чертов хорек упомянул о смерти Гарри так просто, вскользь… Как он может? Как у него получается быть таким безразличным, когда у неё внутри всё крошится на мелкие кровоточащие куски? Гермионе понадобилось несколько секунд, чтобы загнать свою боль поглубже, подальше от равнодушия Малфоя. Всё это время он смотрел на неё с нескрываемым возмущением, как будто она была бестолковым студентом, не способным сложить два и два. — Ну а что ещё ты мне предлагаешь? — наконец выдавила она, вложив в свой голос всю оставшуюся в ней язвительность. — Оставаться тут вечно? В этом славном и безопасном местечке? Драко открыл было рот, чтобы ей возразить, но Гермиона его опередила. — Может, ты хочешь сказать, что твой отец не убьет меня, когда ему наскучит меня тут держать и подкладывать под тебя? Или когда тебе надоест быть тряпкой и терпеть всё это? — Гермиона проглотила подступающие слёзы. Почему-то говорить о том, что Люциус уже подписал ей смертный приговор, не хотелось. — Как ты меня назвала? — зарычал выведенный из себя Драко, больно сжимая плечо Гермионы. Она лишь закатила глаза. — Из всего, что я сказала, ты услышал только это, Малфой? Тряпкой, я назвала тебя тряпкой! Но мне до этого дела нет, понял?! Я знаю, что со мной будет, когда вы наиграетесь. — Никто не собирается убивать тебя, дура. Когда мы «наиграемся», — последнее слово Драко произнес с особым остервенением, — тебе найдут другое применение. Пойдешь работать на кухню или… — На кухню?! — Гермиона расхохоталась. В этом смехе слышалось чистое безумие. Он должен был принадлежать Беллатрисе, но никак не ей, Гермионе Грейнджер. Она поняла это, как только звук собственного смеха полоснул по ушам. Гермиона резко прервала его, вмиг став серьезной. — Ты что, правда веришь в то, что меня не убьют, когда вам обоим надоест меня трахать? Это слово, произнесенное на выдохе, вобравшее в себя привкус очередной истерики, застрявшей на языке, выпорхнуло из её рта и разбилось, рухнув между ними. Они смотрели друг на друга в этой звенящей тишине, и ни один не решался её нарушить. Наконец Драко кашлянул, скидывая оцепенение. — Он что, тоже тебя… — он не договорил и уставился на Гермиону… с мольбой? Он выглядел в этот момент так жалко, так беспомощно. На секунду Гермионе показалось, что они поменялись местами, и это Драко жертва, а не она. Однако иллюзия быстро рассеялась: его взгляд снова стал жестким и колючим, а лицо непроницаемым, лишенным каких-либо эмоций. Тот Драко Малфой, что притащил её сюда, чтобы успокоить, безвозвратно исчез. — На самом деле мне плевать, — с напускным безразличием выдавил он и отвернулся. Гермиона на автомате кивнула. Она пребывала в какой-то прострации, порожденной увиденным: лицо сына, старающегося не думать, что его отец изменяет его матери. — Ты можешь прекратить это, — тихо заметила она, — просто дай мне уйти. — Это невозможно, Грейнджер, — так же тихо ответил Драко. — Если ты и сможешь покинуть поместье, то лишь на пару минут. Тебя схватят и убьют. У тебя даже палочки нет, идиотка. Гермиона молча проглотила оскорбление. В конце концов, ей было не привыкать. Такой Драко был ей понятнее. И этот Драко отнимал у неё забрезжившую было надежду. Он был прав: ей не выбраться. К тому же он был вовсе не обязан ей помогать ценой своей жизни. Они не друзья и даже не собратья по несчастью — они в абсолютно разном положении, их объединяет только безумие Люциуса, которое он распространяет на всех вокруг. Драко в будущем ждёт навязанная отцом женитьба, а её… На миг внутри возникло желание выговориться, поделиться своим страхом, но Гермиона промолчала. Хватит, она не станет больше плакаться Драко Малфою. И если ему хочется верить в то, что её не убьют, пусть верит в это. Пусть снимает с себя моральную ответственность, ведь он, как ни крути, будет к этому причастен. Гермиона поднялась с кровати, скинула с себя покрывало и по привычке одёрнула подол слишком короткой ночнушки, заменившей ей одежду. Хотелось избавиться от этой тряпки, пропитанной потом — её собственным и чужим, — но альтернативы у неё всё равно не было. Да и какой смысл, если скоро её жизнь закончится? На неё снова навалилась апатия. Она использовала все свои шансы на то, чтобы выбраться отсюда, и все они оказались подделкой. Драко почему-то медлил. Гермиона уже дошла до двери, а он всё ещё сидел на кровати, уткнувшись в пол. — Предлагаешь мне идти одной? — поинтересовалась она устало. Сейчас ей хотелось только одного — поскорее уснуть и забыть о том, что она увидела в Омуте памяти. Хотя Гермиона знала наперёд, что это нереально. Образ мистера Уизли с распоротой грудью — точь-в-точь как в её кошмаре — будет преследовать её до конца жизни. То есть не так уж долго… Утонув в этих тяжёлых размышлениях, она не заметила, как Драко поднялся и подошёл к ней. — Идём? — он осторожно тронул её за плечо, на секунду вновь став тем человеком, который показался Гермионе отзывчивым и способным на сострадание. Она мигом подавила дурацкий порыв снова прижаться к его груди, на которой выплакала столько слёз. — Идём, — покорно согласилась она и позволила Драко распечатать дверь. Они шли молча, прислушиваясь к звукам собственных шагов. Каждый был поглощён своими мыслями, да и о чём им было разговаривать? Сказанного и так было достаточно. Они уже почти добрались до лестницы, как вдруг за их спинами раздался скрип двери. Гермиона похолодела и застыла посреди коридора, парализованная страхом. Драко оказался чуть проворнее: сгрёб её в охапку и затащил в темный проём, ведущий к лестнице. Там он прижал её к стене и навалился сверху, на всякий случай прихлопнув рот Гермионы ладонью. Он стоял так и всматривался в полутьму коридора в надежде разглядеть того, кто вышел из какой-то двери, а она, к своему ужасу, стояла и рассматривала точёный профиль Малфоя. Вся эта ситуация и тяжесть его тела каким-то образом вернули постыдные воспоминания о том, что случилось между ними… Когда? Века назад. Тогда, когда Гермиона ещё не знала о том, что скоро увидит смерть Артура Уизли, и о том, что совсем скоро умрёт сама. Эти воспоминания сложно было назвать счастливыми, но они были… живыми и обжигающими. И как бы мерзко Гермиона ни чувствовала себя после этого, в процессе… Она закрыла глаза и приказала себе перестать думать о сексе с Драко Малфоем как о чём-то удивительном и приятном. Особенно сейчас, в шаге от неизвестной опасности. Кажется, в коридоре слышались шаги. И кажется, они удалялись. Драко выдохнул и отпрянул от неё, от чего Гермиона испытала странную смесь облегчения и разочарования. — Идём! — Драко потянул её за собой к ступеням. — Не хватало ещё напороться на отца — он точно убьёт нас на месте! Гермиона собиралась съязвить, но у неё не осталось на это сил. Поэтому она просто шла назад, в свою камеру, где ей предстояло провести ещё одну беспокойную ночь — возможно, последнюю в её жизни. Она думала, что Драко запихнёт её в спальню и молча уйдёт, но он вошёл следом, закрыл дверь и прижался к ней спиной. — Послушай, — начал он и осёкся. Гермиона замерла в паре шагов от него и ждала, что он скажет. Она не оборачивалась — не хотела смотреть на Драко, который сейчас вызывал у неё слишком противоречивые чувства. — Мне правда жаль, что всё вышло вот так, — наконец выдавил он. Гермиона ждала какого-то продолжения, но оно не последовало. Вместо этого она услышала, как открылась и закрылась дверь. Всё было кончено.