***
В последнее время довольствовался только короткими сообщениями от Димы. Наивно боялся, что мы стали отдаляться друг от друга. И были даже мысли лететь хоть на край света за ним, но что-то в последний момент всегда меня останавливало. Наверное, в глубине своего сердца я ждал, что он, как в сопливой мелодраме, спустится с трапа самолета на своих ногах и нетвердой походкой пойдет, а затем обнимет меня. Пусть это займет год или два, я ждал. И ждал. И ждал. Надеялся на нерушимость любви и на чувства, что сильнее времени и расстояния. Я дико устал за последний год, проведенный в одиночестве. Иногда мне казалось, что я разучился быть человеком. Разучился быть живым, разговаривать с другими людьми и радоваться каждым мгновеньем. Я будто потерял причину существовать в этом мире. — Привет, Нейл, — прозвучало после того, как я открыл входную дверь. За ней стоял Денис, улыбаясь как-то виновато. Он переминался с ноги на ногу, ожидая ответа, но его так и не последовало. — Впустишь? Я отошел в сторону, открывая дверь шире. На мне все еще был темный драповый костюм, так как был вечер, и я только недавно вернулся с работы. Даже пиджак не успел снять, как постучали в дверь. Жестом пригласил друга пройти на кухню, он лишь коротко кивнул, прежде чем снять туфли. — Избегать своих друзей не лучшая идея, Нейл, — внезапно произнес Денис, пока я ставил чайник на плиту. — Если ты пришел читать мне нотаций, то можешь прямо сейчас встать и уйти. — Как недружелюбно, — усмехнулся парень, приглаживая ладонью волосы. — Я пришел потому, что Лил забила тревогу. Сказала, что ты перестал отвечать на её звонки и Дима… — И это все? — перебил его я. Взгляд Дениса стал каким-то цепким и ледяным. Он, не мигая, смотрел в мои глаза. — Что с тобой, Нейл? — спросил он меня. — Почему ты замкнулся? Почему отталкиваешь всех, кто пытается сблизиться с тобой? Просто объясни мне причину, и я сразу же отстану от тебя. Я не знал, что именно сказать ему. Вспомнился последний разговор с Димой месяц назад: длился он всего три минуты и сорок секунд. Прямо как одна коротенькая песня. И я запомнил всё до мельчайшей интонации в голосе любимого человека, не потому что записал ее, а потому что этот разговор разбил что-то хрупкое внутри меня. Его веселый голос и слова о том, что он встретил прекрасную девушку в центре: она очень красива, трудолюбива и глаза у неё совсем как у меня. А потом связь прервалась. У меня не хватило сил набрать его номер снова – руки дрожали настолько сильно, что я не мог заставить свои пальцы пошевелиться, а когда все прошло, то уже сам не видел смысла перезванивать. — Если Лил позвонит ещё раз, скажи, чтобы не переживала. Скоро я буду дома. — Ты решил уехать? — растеряно спросил Денис. Он сидел за кухонным столом, одетый лишь в самые дорогие бренды. В его глазах я видел жизнь, стремления и что-то тёплое. А чего хотел я? Я не мог дать ответа на этот вопрос, но я понимал, что никогда не смогу сказать «я не люблю Диму», что никогда даже не смогу подумать об этом. Так чего я хотел? — Мне здесь не место, Дэн, — ответил я, выключая засвистевший чайник. Под абсолютную тишину я разлил кипяток в две кружки, где уже находились пакетики с чаем. — Я не понимаю тебя… — Пока я не могу уехать, у меня осталась незавершенная работа. А после я вернусь в Вашингтон и буду работать в филиале компании твоего… — Ты ведь сказал, что будешь здесь, что вместе с Димой… Что произошло? — внезапно по лицу Дениса прошла мрачная тень, он сжал кулаки и чуть ли не сквозь зубы спросил: — Ты решил его бросить? Я смотрел в его карие глаза, а в голове было абсолютно пусто. Мне не хотелось ни говорить с ним, ни сидеть здесь. Не было смысла в нашем разговоре, в нашей встрече его тоже не было. Я снял с себя пиджак, повесил его на спинку стула, засучил рукава белоснежной рубашки и сел за стол. — Ты ведь все знаешь, — ответил я, усмехаясь. — Мне Дима вчера весь день названивал. Достал меня, Валю и всех кого только можно. — Послушай, Денис, — говорил я твердо, — я не лез в твои отношения с Валей, а теперь прошу тебя – не вмешивайся. — Нейл, я ведь твой друг, — с какой-то непонятной мне грустью произнёс он. Он расценил моё затяжное молчание иначе: — Или больше нет? — Я просто хочу сказать тебе, что тебе не о чем волноваться. — Денис встал из-за стола, так и не притронувшись к чаю. Он улыбнулся мне, а потом направился к двери. — Не забывай меня, Нейл. Я навсегда останусь и твоим другом. — Конечно, – ответил я, когда входная дверь за парнем захлопнулась.***
Перематывая старые короткие, а иногда длинные голосовые сообщения Димы, я замечал, что редко встречались такие слова как: люблю, скучаю, жду. Представляя себя со стороны, почему-то представляется жалкий неудачник в помятом пиджаке. Я стал словно побитая хозяином собака – и вроде побили, но всё равно верно любит. Двенадцатого декабря стал в спешке собирать чемоданы, потому что Лил в последнем разговоре упомянула, что Дима собирается вернуться. Я был не готов к этому. И был абсолютно раздавлен и ошеломлен. Понимаю, как жалко я выглядел в спешке, положив трубку, и став носиться по квартире, собирая свои вещи. Моих сил не хватило бы на то, чтобы встретиться с ним с глазу на глаз. Мне казалось, что я умру, если увижу его с кем-то. Иронично то, что я всю свою жизнь доказывал всем, насколько я сильный, но лишь один человек во всем белом свете доказал мне, что это не так. Я очень слаб, и жалок, любя человека, который лишь одним своим словом может уничтожить меня раз и навсегда. Я не помню, как позвонил деду Дениса. О том, что я ему говорил – тоже не помню. Пришел в себя я только в аэропорту Нью-Йорка, сжимая в руках посадочный билет и свой паспорт. Два чемодана по обе стороны и девушка-секретарь, бегущая ко мне навстречу на высоких каблуках. — Мистер Албертсон, — кивнула девушка в знак приветствия. — Конференция только послезавтра, мы не ждали вас так скоро. — Решил по случаю навестить родственника, — соврал я. — Ни о чем не беспокойтесь. Вы официальный представитель наших партнеров, так что вас всегда рады видеть в Нью-Йорке. — Рад слышать. Не знаю, что было не так с моей интонацией, но девушка явно не поверила моей радости. Но я не особо об этом заботился. Уже в отеле, сняв с себя костюм и надев любимую синюю худи, я устало вздохнул. Уже сидя на кресле со стаканом кофе в руке, я включил телевизор, где диктор говорил на родном мне языке с Нью-Йоркским акцентом. На тринадцатом этаже отеля гул города слышался приглушенно. Семь часов вечера, приятный запах парфюма в номере, мягкое кресло и ароматный кофе. Идеальная жизнь с хорошей работой, привлекательной внешностью… казалось, что о большем грешно мечтать, но одного всё же не хватало. Не было Димы рядом, и вновь вспомнились адские дни ожидания, когда он откроет свои глаза. Чувство тотального одиночества и ожидания чего-то вновь вернулись. Больше всего я жалел в тот вечер о том, что родился на этот свет. Мне очень хотелось лечь в могилу глубоко-глубоко под землей и навсегда исчезнуть.***
— Ты – мерзкий ублюдок! – кричал один из сотрудников компании, тыча в меня пальцем. – Да что ты можешь знать, выскочка?! Ты хоть диплом получил, чтобы строить из себя большого босса?! — Если вам так интересно, то всю информацию обо мне вы можете получить в отделе кадров. Мой диплом, назначения и другую информацию вам выдадут непосредственно с моего разрешения. Офис строительной компании находился на семидесятом этаже в самом центре города. Вид из окна был потрясающий. Я готов был ночевать на работе только для того, чтобы наблюдать за городом, который напоминал пчелиный улей. Прошел год с того дня, как я навсегда покинул Россию. Сначала я работал в филиале в Вашингтоне, а потом компания разрослась, заработала определенную репутацию, и было решено переехать в Нью-Йорк. Конечно же, все с поддержкой деда Дениса. У меня не было должного образования в сфере финансов, поэтому пришлось пройти ускоренный курс обучения. Было так тяжело вспоминать прошлое, что я решил полностью от него отказаться. Я больше не общался ни с Денисом, ни с Валей. Домой я ездил только по праздникам, с сестрой созванивался как можно реже. Моя жизнь превратилась в сплошную работу, ужины с партнерами, договорами, сделками. И только дед Дениса неизменно остался в моей жизни, поддерживая хоть и не одобряя мой затворнический образ жизни. — Ты ещё заплатишь, – шипел неудачливый засланец из конкурирующей компании. Он сливал информацию и был пойман, но до самого конца не признавался в этом. — Джек, ты уволен, я уже позвонил в полицию. Ожидай обвинения в промышленном шпионаже, – в последний раз отчеканил я, вызывая охрану по внутренней связи. Когда кабинет опустел, я сел в кресло и развернулся в сторону огромного панорамного окна. В такие моменты не хотелось думать ни о чем. Единственное, что было желанно – наблюдать за красивым пасмурным небом. Дима всегда говорил, что мои глаза напоминают именно его. Он частенько шумно вдыхал воздух и блаженно произносил, что даже чувствует запах озона… Внезапно раздался короткий сигнал, а затем кабинет заполнился монотонно-электронный голос моего секретаря: — Мистер Албертсон, к вам тут… Погодите! Вам нельзя без… Дверь распахнулась, и послышались стремительные шаги, темп которых был прерывистый, неровный и с сопровождением деревянного постукивания трости. Я медленно развернулся на кресле, сняв очки. В последнее время приходилось их носить: из-за того, что я раньше много времени проводил за переводом в ворохе бумаг, зрение изрядно пострадало. Конечно же, можно было бы провести лазерную операцию, но на это у меня не было времени. — Вот я тебя и нашел, — прозвучал до боли знакомый голос. Я замер, закрыв глаза и толком не рассмотрев любимый облик. Не было сил, словно на меня обрушились все дни, проведенные в одиночестве. Я слышал, как он хромой походкой медленно подходит ко мне, обходит стол и касается рукой моего лица, как со стуком падает его трость куда-то нам под ноги. Я понял, что дрожу, что пальцы совсем не слушаются меня, а под веками глаза нещадно жжет. — Прости меня, – произнес он хрипло, словно у него не хватало воздуха сказать громче. — Ты зря пришел сюда, Дима… – выдавил я из себя, не сумев сдержать слезу. Она быстро скатилась вниз, едва коснувшись щеки, когда я осмелился открыть глаза. Пуф – и будто из меня выкачали весь воздух, я потерялся где-то среди своих эмоций, не зная, что делать и что говорить. — Я так люблю тебя, Ней, — шептал Дима, рухнув на колени. Я испугался, что он повредит себе ногу, но тот, кажется, ни на что не обращал внимания. Понимающая секретарша закрыла дверь перед собравшейся в приемной толпой. А я ничего не замечал, лишь чувствовал тепло его рук, что сжимали пиджак на моей груди. У него в глазах тоже стояли слёзы, а мои же катились по щекам, хотя лицо не выражало никаких эмоций. Его же мимика как всегда была очень богата. Как я любил это в нём когда-то, когда целовал тонкие губы, когда искал смысл жизни в этих красивых карих глазах. Но ничего из этого больше нет… — Ты зря пришел, Дима, – вновь повторил я. — Я тоже считал, что так будет лучше, но не смог смириться с тем, что мы так нормально не поговорили. Я проклинал себя, не мог спать по ночам. – Так ты пришел только ради своего успокоения? – уж слишком дрогнул от разочарования мой голос, когда я это говорил. И я сам испугался своих чувств. Мягко отстранив Диму, я поднял его с колен и усадил в свое кресло. – Все в прошлом, если тебя это беспокоит. Я не виню тебя в том, что ты полюбил кого-то… Я говорил это, не веря себе. Ложь будто сама лилась из моего рта, в груди было пусто. Хорошо хоть руки подрагивали не так заметно. Но по выражению лица Димы я понял, что что-то не так. Он потянулся к моему лицу рукой, на которой были тонкие белые шрамы, оставшиеся после аварии. В его взгляде было что-то такое, что заставило меня замолчать. Он стер непослушной ладонью мокрые дорожки с моих щек. — Он был моей сиделкой. Терпелив и улыбчив, я думал, что полюбил, ведь кроме него меня никто не понимал. Так мне казалось. — Я понял всё, когда ты не перезвонил мне, Дима, — я постарался улыбнуться, но думаю, это выглядело жалко, ведь я всегда был очень скуп на эмоции. — Подожди. – Он приложил свой тонкий палец к моей верхней губе. – Дай мне договорить, пожалуйста. Я должен тебе всё рассказать. Я закрыл глаза, вздохнув, готовясь либо жить дальше, либо умереть прямо сейчас в его ногах. Расценив моё молчание как ответ, он продолжил говорить: — Он помогал мне есть, мыться, и утешал меня после неудавшихся попыток реабилитации. А на твоей страничке появились фотографии с коллегами, а потом с сокурсниками. Ты получил диплом на год раньше, у тебя была престижная работа. Ты жил, словно жизнью моей мечты, в которой, как мне казалось, уже не было места. — Дима… — Нет, ты обещал, что дослушаешь, — твердо произнёс он, а затем продолжил: — А я тем временем лежал в больнице, один и мне казалось, что никто и никогда не поймет, насколько мне больно и тяжело. Причем боль не только физическая, но и душевная. И он был рядом, всегда-всегда: когда меня тошнило от препаратов, когда я падал с турников, когда плакал после каждого нашего разговора в скайпе. Дима замолчал, судорожно вдыхая воздух, словно он был начинён осколками стекла. Мне было невыносимо слушать о том, что он влюбился в кого-то ещё, я хотел было отойти к окну, но Дима внезапно схватил меня за руку. Его взгляд будто молил не оставлять его, и я, в который уже раз, не смог противиться его воле. — Но когда ты перестал отвечать на мои звонки, я понял, насколько я глуп. Ты делал всё то же самое для меня, ты ждал меня больше всех на этом свете. Ты не получал за это зарплату и не ждал никакой отдачи от своей доброты, верности и любви. Я так глупо потерял тебя… — Дима, прекрати себя винить. Меня не было рядом, чтобы поддержать тебя. Не сделал многих вещей, которых стоило, чтобы… — Я опустился перед ним на колени, не в силах смотреть на то, как слёзы катятся по его щекам, как нижняя губа дрожит и как в его взгляде теплится надежда. — Я всё понимаю, иногда любовь уходит. — У меня ничего с ним не было, ничего. Мы даже не поцеловались. Я был такой глупый. Любовь – это ты, Ней. Весь мир – ты. — Дима крепко обнял меня за шею. — Мне было так стыдно! Стыдно перед тобой и весь этот год прошел для меня, как в аду. — Прекрати, Дима, — тихо ответил я, тоже обнимая его. — У меня за всё это время не было ни мысли о том, что ты в чем-то виноват. Я даже был немного рад, что ты кого-то полюбил… сильнее меня. — Ложь, — раскусил меня Дима. Он улыбнулся, ласково погладив меня по волосам. – Я долго не решался идти к тебе… — Но вчера я выкатил его коляску за порог дома и практически поволок его до аэропорта. — В офис вошел Денис, ведя инвалидное кресло впереди. — С силой пришлось его тащить до твоего офиса, но когда мы вышли из лифта, он услышал твой голос и понесся сломя голову. Мой взгляд упал на пустую кресло-каталку. Дима слегка замялся, отстраняясь. – Я не могу долго ходить, моторика всё же нарушена… Чудо, что я дошел, не сломав себе нос о твой безупречный кафель. — Это скорее твоё упрямство, — рассмеялся Денис. Он припарковал кресло рядом с нами, а затем направился к выходу. — Оставляю его тебе, Нейл, вам нужно о многом поговорить, а мне пора на работу. — Но мы в Нью-Йорке?! — воскликнул Дима. — Ты бросишь меня в Штатах одного? — Не одного, — усмехнулся Денис, закрыв за собой дверь. Наступила неловкая тишина. Все чувства внутри меня перемешались, и только что-то не давало мне покоя. Что-то маячило в памяти, как назойливая, но не подходящая ни к одному пазлу мозаика. — Скажи мне правду, Дима, если мне не изменяет память… — твердо потребовал я, сжав его плечи. Он на мгновенье показался мне напуганным и каким-то растерянным, словно очень не хотел, чтобы я что-то узнал. — Разве это была не «она»? Глядя ему в глаза я достал из кармана сотовый телефон и нашел в ней всего один записанный разговор, который так и не смог удалить. Он мне напоминал о том, что нужно перестать думать о Диме, или же о голосе в котором всегда слышится лёгкая смешинка: —Привет, Нейл! Я только-только пришел в себя после операции. — Привет. Как всё прошло? — Нормально. На фоне послышался какой-то шум, а сам голос Димы звучал так, будто он находился в ванной. Но тогда я воспринял это за плохую сотовую связь. — Всё в порядке? — А? Да-да, всё хорошо. Звоню тебе, чтобы сказать… Неудобно получается, ты столько сил и времени потратил на меня. Алло? Ты здесь? — Да, я на линии. — В общем, Нейл, без обид, но я встретил замечательную девушку. Она моя сиделка и безумно миленькая. И я влюбился как мальчишка в эти глаза грозового неба… прямо как у тебя. Наверное, это судьба встретить и влюбиться в человека, похожего на… — Что?.. — И волосы у неё тёмные. Как же она красива и… На этом сообщение с непонятным шумом на фоне и помехами прекращается. Я смотрю в глаза Димы и вижу в них ужас, отчаяние и желание сбежать. Он как-то судорожно натягивает правый рукав чуть ли не до самых пальцев. От меня не ускользнуло это движение, я быстрым, но осторожным движением оголил его правое запястье и увидел широкую и уродливую борозду. Я не мог поверить своим глазам, лишь смотрел на этот неровный шрам, по которому было видно, что рана была очень глубокой. — Чудом не перерезал себе сухожилия, - с нервным смешком сообщил он, пытаясь спрятаться от меня, но я так и не выпустил его руки. — Зачем?.. — Всё запуталось настолько, что голова у меня пошла кругом, а по телу прошелся неприятный холодок. — Та операция прошла неудачно, — тихо заговорил Дима. Я видел, как дрожат его пальцы, как он сжался словно маленький напуганный зверёк. — И тогда узналось, что я никогда не смогу полностью восстановиться. Даже после всего через что нам пришлось пройти, я навсегда буду прикован к инвалидному креслу. И даже если я встану на ноги, каждый шаг будет для меня мучительно трудным. — Это ведь не катастрофа. Только что ты добежал до меня так, словно и не было аварии… — Я узнал о том, что никогда не стану полноценным человеком. Что всегда буду проходить эти адские процедуры в реабилитационном центре ради того, чтобы научиться хотя бы вставать по утрам с постели. И эта коляска, — он с ироничной улыбкой кивнул в сторону, — она моя компаньонка навсегда. — И ты решил, что не хочешь быть мне обузой? — я со злой горечью произнёс свои мысли вслух. — Ты даже не спросил моего мнения? — Я тебя люблю, — прошептал он, глядя своими большими оленьими глазами в мои. — Так люблю, что иногда и самому не верится. Ты лучший из лучших, ты для меня весь мир. — А ты понимаешь, что я всё это чувствую к тебе? Весь мой мир растаял, когда ты решил меня покинуть. — Я приблизился к его лицу, выдыхая в его губы: — и если бы ты умер, я бы последовал за тобой. Наш поцелуй был очень нежным и, в то же время, очень горьким, будто вся боль от разлуки выливалась из нас. И я чувствовал, насколько он любит меня. Всё ещё любит, так же как и я его – трепетно и сильно. Мы отстранились лишь, когда я услышал, как Дима тоненько всхлипнул не в силах сдержать эмоции. Я думал, что ему больно и стал рассматривать его, ощупывая осторожно худые и слабые ноги. Дима же крепко меня обнял и во второй раз в жизни разрыдался на моих глазах, как маленький ребёнок. Он цеплялся за меня и никак не мог перестать всхлипывать, икая и заикаясь говоря: — Как же я рад, что обнимаю тебя. Как я счастлив, что ты любишь меня. От его слов я добро рассмеялся, прижимая к своей груди рыдающего и вечно болтающего без остановки ребёнка. Как же я его люблю…***
Жаркими июльскими днями или холодными январскими ночами. Под яркими лучами или же во тьме кромешной. Даже если будет невыносимо одиноко и больно… На небесах или же в аду я буду искать добрый карий взгляд рядом с собой или же в своей памяти. Иногда мне кажется, что я встретил половинку своей души, одну единственную, что существует во всей Вселенной. И в такие моменты я верю в то, что я самое счастливое существо в мире, потому что он со мной. Потому что мне безумно повезло. В день, когда я открыл дверь и вкатил кресло-каталку с Димой в свой недавно купленный коттедж на окраине Нью-Йорка, я осознал, что теперь чувствую себя полноценным. Мне больше не казалось, что люди чем-то отличаются от меня, что я чужой. Впервые в жизни я почувствовал себя на том месте, где и должен быть. Меня обнял невероятно болтливый, бледный и худощавый парень с огромными карими глазами и красивыми тонкими губами. И, чувствуя его тепло, я впервые в жизни был рад, что родился на этот свет. — Ты моя звезда, — прошептал он мне на ухо. — Самая красивая и мужественная звезда во всей галактике. Я рассмеялся от его слов, чувствуя себя безумно счастливым. Ведь всё было не зря.