Дом у Синего озера.

- Ты ведешь его на утёс? - усевшаяся напротив меня Ева сияла. - Т-а-а-к, - отложив ручку, я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. - И сколько же кругов по поселку успела сделать эта новость, прежде чем вернулась ко мне? - Каких еще кругов, Том? - возмутилась сестрица. - Мне утром Билл сказал. - О! Так у тебя информация от первоисточника. Поздравляю! В моём ехидстве не было ни капли злобы, лишь желание отвадить эту рыжую мордашку совать свой нос в чужие, хоть и касающиеся ближайших родственников, дела. - И... Ты рассказал ему о «Хижине», - пропустив мимо ушей мои колкости, продолжила она. - Прости, что отнимаю твой хлеб. Сощурив свои хитрющие глаза, Ева приложила палец к углу лежащего на столе бумажного листа и повозила его по столу. По сосредоточенному выражению её лица было понятно, что в кудрявой голове зреет очередная, с высокой степенью вероятности, взбалмошная мысль. - Это твой шанс, Томас! - не заставил себя долго ждать мой домашний генератор идей. - Какой такой шанс, Ева? - чеканил я, наклонившись в ее сторону. - Заполучить этого красавчика! Простонав в голос, я уронил себя обратно и, закрыв ладонями лицо, молил Небеса ниспослать мне сил. В моих женщинах меня выводило из себя только одно, общее на двоих качество – яростное желание устроить мою личную жизнь. По их обоюдному мнению, переросшая в ранг патологии, моя свобода надлежала скорейшей ликвидации и явно не давала им спокойно спать по ночам. - Ева, иди к чёрту. А еще лучше, займись делом, - устало пробормотал я, не желая покидать своего убежища. - Ты полнейший кретин, если всё ещё сохнешь по своему Йену! - рявкнула она и с грохотом поднялась со стула. - Кстати, Билл считает тебя очень милым! С шумом выпустив воздух из легких, я вернулся к лежащему передо мной бланку и, не сумев сдержать своего раздражения, скомкал его в кулак. Мне были искренне непонятны эти замашки заправских свах, пытающихся, во что бы то ни стало, отыскать мне пассию. То Марта со своими, на распев тянущимися разговорами о молодом докторе, приехавшем к нам по какому-то злополучному обмену аж из Финляндии. Теперь вот Ева, как клещ вцепившаяся в явно ничего не подозревающего Билла! Последний, безусловно показался мне интересной и приятной в общении личностью, но это совершенно не означало, что между нами обязано было что-то зародиться. Я также не отрицал его исключительной, граничащей с аномальностью, физиологической красоты, на которую и купился в первую же секунду. И мне безумно импонировало его восхищение нашей дырой, в которой он замечал лишь прекрасное естество, совершенно оставив без внимания вполне заметные, на мой взгляд, неудобства. Будь то, морем расплывающиеся после дождя и имеющиеся в приличном количестве неасфальтированные дороги, или не везде работающая мобильная связь. Не говоря уже об отсутствии больших, сражающих своим разнообразием магазинов и прочих, позволяющих существенно облегчить быт и досуг, заведений. Больших эмоций, чем уже к нему испытываемых, я себе позволить не мог. Меня совершенно не тяготило моё одиночество, которым я пусть и не наслаждался, но и бросаться с моста мне нужды не было. Нагрянувший же в нашу тишь из крупного мегаполиса, этот парень был обычным приезжим, жаждущим уединения в силу специфики своего, нерядового призвания. Смотря на свои, вылетевшие в трубу получасовые старания, я вроде и не кипел от злости, но желание надавать вредной кузине затрещин никуда не девалось. Дабы избежать дальнейших с ней столкновений и не сдавать выставленной в свою защиту обороны, я решил обнаглеть и свалить с места службы всего за час до закрытия. Попрощавшись с закончившей работу на кухне Мартой, я бросил сухое: «Пока» в сторону стойки и направился к двери. - Пока, - фыркнула в ответ сестра и скривилась в недовольной гримасе. Незаметно для нее ухмыльнувшись, я вышел на улицу и воззрился на преобразившиеся за какие-то час-полтора небеса. Словно сговорившиеся с Евой, они хмурились и нависали надо мной тяжелым серо-лиловым пологом. Но, если о первой я совершенно не переживал, зная, что будучи очень отходчивой, она уже завтра будет мне во всю улыбаться и забудет о сегодняшнем резком разговоре. То, вот последние меня настораживали, угрожая окончательно рассвирепеть и сорвать намеченную на завтра прогулку. Сам я тоже не мог долго обижаться и уже жалел о сгоряча отпущенной в адрес сестры грубости. Не сказав ничего обидного, она, тем не менее, задела во мне именно те струны, которые я очень долго и старательно глушил. Благополучно оставшись наедине с самим собой, я бесцельно бродил по окрестностям, совершив приличный крюк по дороге домой. Мне хотелось измотать себя физически, лишив прокрадывающееся в голову самокопание шансов для атаки. Коротая кажущийся бесконечным вечер у телевизора, я то и дело ловил себя на мысли, что в какой-то момент перестаю понимать происходящее на экране. Я брал в руки пульт, переключал канал и с удвоенным энтузиазмом погружался в транслируемое, но история повторялась. Вырубив не приносящий никакого удовольствия ящик, я отправился спать, рассудив, что как следует выспаться – это беспроигрышный во всех случаях вариант. Проворочавшись под одеялом около сорока минут, я сел на постели и был готов от досады драть на себе волосы. Отчаявшись теперь уснуть как обычно, я прошлепал на кухню, вспомнив применяемый к нам с Евой в детстве рецепт. Налив в стакан молоко и поставив его в микроволновку, я смотрел в окно и пытался хоть что-то рассмотреть на абсолютно почерневшем небе. Подогретое молоко с размешанной в нем ложкой меда, отправилось со мной в кровать и являло собой чуть ли не последнюю надежду на скорейшее отбывание ко сну. Старательно пытаясь себя отвлечь и хоть как-то перенастроить, я боролся с мыслями, вертевшимися вокруг одного и того же. Того, кого так некстати мне припомнила сегодня Ева. С Йеном меня познакомил его младший брат, с которым я учился на одном университетском потоке. Веселый и общительный, он был завсегдатаем студенческих вечеринок, где мы иногда и пересекались. Мы тусовались в разных компаниях и я знал о нём лишь то, что он старше меня на два года и увлекается мотоспортом. Если меня спрашивали, кто тот парень, с которым я только что поздоровался, я отвечал односложно: «Йен». Позже, примелькавшись друг другу и заведя общих знакомых, мы перекидывались парой, как правило приветственных фраз и расходились каждый в свою сторону. То же самое, я думаю, произошло бы и на вечеринке в честь встречи Нового Года, окажись в компании чуточку больше приятелей Йена. Как-то так вышло, что большинство из них или разъехались по домам, или пришли парами, создав некий междусобойчик внутри, казалось бы, сплоченного общим весельем коллектива. Я тоже пришел один и покачиваясь в такт гремящей музыке, кочевал от стола с напитками и закусками к креслу или дивану. Последний нас и объединил. Принятый алкоголь раскрепощал и только способствовал легко завязавшемуся, непринужденному диалогу. Тем была найдена масса и мы увлеченно беседовали, склоняясь навстречу друг другу и пытаясь перекричать гудящую вокруг нас толпу. Обсуждали мотоциклы и гонки, над чем-то смеялись, не забывая при этом наполнять свои бокалы и выпивать под кем-то громко произносимые тосты. Мы упустили тот момент, когда все куда-то вдруг подевались. Я помню, что кто-то нас звал то ли на площадь, то ли просто на улицу, смотреть фейерверки и мы даже собирались их впоследствии нагнать. Народ схлынул, а мы, по какой-то, мне до сих пор неведомой причине, остались на своем диванчике. Закончивший проигрываться в музыкальном центре диск, оглушил нас тишиной, за несколько часов ставшей уже чужеродной. Я хотел было подняться, чтобы это исправить и вернуть нашим разговорам ставший привычным фон, но Йен меня остановил. Улегшаяся на мое колено, его рука не спешила ретироваться и не исчезла даже тогда, когда я оставил свой меломанский порыв. Не ожидав такого развития событий, я повернулся к парню, безмолвно метнув в его сторону удивление и, заставший меня врасплох, вопрос. Он смотрел пристально, мечась взглядом по моему, явно ошалелому лицу и почему-то улыбался. В момент этого откровения, меня не захлестнуло приступом ярости или чем-то, что было с ним сродным. Я попросту одурел и никак не мог свести воедино кощунственно растерзанные в ошметки мысли. Так и не найдя в моих глазах конкретно заплутавшего в сознании протеста, Йен подался вперед и припал к моим губам. Не имеющего за двадцатилетними плечами изобилующего разнообразием опыта, меня пригвоздило и обожгло пониманием того, что так горячо и откровенно меня еще не целовали. Миновав оторопь и парализовавшее конечности замешательство, опрокинутый на льнувшее ко мне тело, я уже сам через минуту вжимал парня в мягкую обивку. Целовались долго, успев протрезветь и осмыслить происходящее, потому как, я полностью себя контролировал, отвечая: «Да», на его хриплое - «Пошли?». После проведенной вместе бессонной ночи, мы еще три дня не разлучались. Только перебрались к нему, потому что родители Йена проводили отпуск в Швейцарских Альпах, а зависающий у друзей брат своим обществом нам не докучал. Мы постоянно что-то ели, лёжа прямо в кровати, смотрели телевизор, целовались и слетев с катушек, переходили к большему. Мне тогда казалось, что напившись на вечеринке, я провалился в альтернативную реальность и попросту не мог теперь из неё выбраться. Но, эти ощущения были сиюминутными и относились, скорее к резко взявшим свой старт событиям, нежели к эмоциям, которые я испытывал. А они были. Будоражащие разум, переворачивающие всё внутри и пьянящие, хотя никто из нас алкоголя больше не пил. Я не знал и не догадывался о принадлежности Йена к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Лишь после всего случившегося, вдруг вспомнил, что никогда не видел рядом с очень привлекательным синеглазым брюнетом девушек. Нет, физически они конечно были, но существовали рядом с ним не в том плане, в каком предполагались. По самостоятельно установившемуся между нами умолчанию, мы теперь были вместе. С ним было очень легко и, до возросшего в ранг комфортности чувства, понятно. Мне не приходилось выворачиваться перед ним наизнанку, чтобы показать степень своей в нём заинтересованности и всякий раз доказывать, что он не зря со мной связался. Видимо, это была именно та гармония, которая нас обоих устраивала. В большей своей степени, это были скорее дружеские отношения, начавшиеся с секса, который теперь просто имел место быть. Последний, к слову сказать, породил во мне нечто такое, что ставило его планку выше того же действа, но с противоположным моему полом. Я не знаю, было ли это комплексом, или чем-то еще, но мне отчего-то казалось, что девушки в постели демонстрируют куда большее удовольствие, чем испытывают на самом деле. Пару раз было такое, что я ловил себя на мысли о некоторой театральности с их стороны и, возможно, желании произвести некое впечатление. Бурные же финалы Йена было невозможно спутать с чем-то иным и падая рядом с ним в полнейшем изнеможении, я всякий раз собой гордился. Он был рядом, когда жизни вздумалось испытывать меня на прочность и я один за одним потерял самых близких мне людей. Это был удар такой силы, что я попросту растерялся... Не знал, что мне делать, за что хвататься и до последнего не мог осознать реальности происходящего. Такой пустоты, как в те дни, внутри меня ещё не было. Выпотрошенный эмоционально, я бродил серой тенью, а Йен ступал следом и держал, когда хотелось упасть. Перевернувшая всё с ног на голову, новая действительность не ослабляла своей хватки и я понимал, как много мне всего нужно будет решить. Я учился на третьем курсе Штутгартского университета и одновременно с этим, позарез теперь был нужен за сотни километров. Там, где остались точно также осиротевшие Марта и Ева, где были «Два барсука», которыми нужно было как-то управлять, не имея при этом должного опыта. Я мотался туда и обратно, теряясь в числах и днях недели и норовил раздвоиться, загнанный жалкой попыткой всё и везде успеть. Завалив подряд три экзаменационных проверки, я вдруг понял, что уже давно определился. Просто, двигался всё это время по привычке, потому что так было правильно и, наверное, нужно. Вот только кому? Это даже не было для меня выбором, о котором можно было в последствии пожалеть. Это было само собой разумеющейся данностью и тем самым, единственно важным, о чём болело моё сердце. Сообщая Йену о том, что возвращаюсь домой, я нисколько не кривил душой, заявив о своих чувствах и попросив его ехать вместе со мной. Он долго тогда молчал и неподвижно сидел, впившись пальцами в волосы, а потом заистерил. Он говорил об ошибке, которую я на эмоциях совершаю и как мне будет потом сложно восстановить упущенное. Говорил о том, что я для него очень важен... И о том, что не может вот также всё бросить и рвануть в маячившую бесперспективностью глушь. Мы расставались в охватившей нас суете и раздираемые полнейшей неопределенностью. Йен на полном серьезе убеждал меня в том, что это не конец и я смогу всё уладить с рестораном и вернуться. Во мне же плескалась очевидность обратного и, выпавшая едким осадком, обида. Я не смел его осуждать и полностью принимал его право на произведенный не в мою пользу выбор. Ему, как и мне, действительно было что терять. Одна половина меня была абсолютно трезва и явственно всё понимала, в то время, как другая, корчилась в муках и выла от боли. Я никогда и ни к кому не испытывал ничего подобного, а сейчас эта связь рвалась, рискуя не выдержать обрушившегося на неё испытания. Расстоянием, временем и тем направлением, которое каждый из нас для себя выбрал. Какое-то время мы созванивались, договаривались о встречах, которые потом переносились или откладывались, в угоду неудачно сложившимся обстоятельствам. Я совру, если скажу, что я их не ждал, запросто сумев воспитать в себе холодность и безразличие. Проглоченный неведомой мне ранее тоской, я не просто жил, я первое время существовал, подпитываемый лишь этим ожиданием. Ждал, но так и не дождался. Говорят, что время лечит, но почему-то не упоминают о том, что как бы оно не перелопатило в тебе пережитое, а рубцы всё равно остаются. Ева была не права, когда обвинила меня сегодня во все ещё испытываемом к нему чувстве. Оно угасло, подобно лишенному кислорода огню, тем не менее оставив после себя довольно заметный ожог. Заиметь же новый, совсем не горелось. Отставив на тумбу опустевший стакан, я зарылся под одеяло, не теряя надежды теперь уже точно заснуть. Пробравшееся внутрь и окутавшее снаружи, тепло утихомиривало ставший сумбурным поток моих мыслей и влекло туда, куда я так старательно стремился. Звук разбивающихся о стекло капель, на мгновение вырвал меня из забытья и заставил подумать о том, что с обитателем «Хижины» я завтра, похоже, не увижусь.