Сила любви

В палатке было холодно, страшно и хотелось есть, но это было, пожалуй, самое безопасное для них место. Небольшая ванная, кухня и маленькая комната - все удобства, на которые они могли рассчитывать. Но никто не жаловался. Гермиона в который раз пыталась приготовить что-то съедобное из растущих трав и ягод. А Рон, наблюдая за ее попытками, морщил нос и думал, что сегодняшний ужин обещает быть ещё хуже предыдущего. - Что? - заметив его взгляд, устало спросила Гермиона. - Ничего…- пролепетал Рон. Он совсем не хотел обижать девушку, но сдержать свои негодования уже не мог. - Слушай, как мы будем это есть? - через некоторое время все же спросил он. - Я не знаю, Рон. - Гермиона отвернулась, закрыв лицо руками. Она, несомненно, понимала, что так нельзя. Надо что-то делать, или они просто умрут от голода. Надо действовать. Но и Гарри, сидящего сейчас с крестражем на шее возле палатки, бросить никак нельзя. Гермиона гнала эти мысли, но они все чаще сами приходили в голову. Безысходность и отчаяние витали в воздухе и были почти осязаемы. - Герм, мы что-нибудь обязательно придумаем. - проговорил Рон почти шепотом. Сам он не верил в эти слова, но он должен успокоить Гермиону. Парень уже пожалел, что вообще начал этот бессмысленный разговор. Сделал ей больнее. Теперь все надо исправить. Но Рон просто не мог сдвинуться с места и подойти к ней, как будто все мышцы отказались работать, или кто-то ненароком попал в него сильным заклятием оцепенения. Рон понимал, что все их надежды - ложь. Всё-ложь. Был всего лишь один шанс на миллион, что они, трое семнадцатилетних подростков, победят самого опасного волшебника магического мира. Дамблдор оставил их почти ни с чем, возлагая слишком большие надежды на любовь. Рон любил Гермиону, только даже сейчас ничего не мог поделать. Он просто стоял, глядя на её вечно непослушные волосы, когда-то золотисто - шоколадного цвета. Сейчас они потеряли свой блеск и выглядели мертвыми. Да что говорить, если и сам Рон совсем не узнавал себя в зеркале, стоящем в их маленькой ванной. Ярко - рыжие волосы превратились в грязно-медные, а конопушки стали почти незаметными. Они будто таяли, умирая изнутри. - Рон… Рон, я давно хотела тебе сказать… - Гермиона сама подошла к нему. Парень не двинулся с места, но все же поднял взгляд на нее. С первого курса она почти не изменилась, но вот его чувства стали совсем другими. Они укреплялись, росли вместе с ним, и сейчас лишь они были для Рона той самой соломинкой, которая не давала упасть в море отчаяния и страха, охвативших его цепкими ледяными лапками. Сейчас для него не существовало ничего, кроме Гермионы и его чувств к ней. Она, глядя ему в глаза, четко произнесла: - Рональд Уизли, я люблю тебя. А Рон просто обнял её, крепко прижимая к себе, ничего не говоря. Гермиона без слов поймет его. Парень гладил её спутанные волосы, ему казалось, что от его прикосновений они снова начинают блестеть. Рон тогда думал, что они, во что бы то ни стало, выстоят. Ему-то точно есть за что бороться. И черт с ними с этими крестражами, Волан-де-Мортом, смертью и со скудным ужином из червивых поганок. Ради нее он и не такое выдержит. *** На следующее утро Рон в зеркале увидел свои огненно-рыжие волосы и тысячу ярких конопушек, рассыпанных по лицу. Он снова жил. Дамблдор-то не ошибся.