Ты - всего лишь сбой в программе

День второй

      Мы засыпаем потухший костер песком, и Элисон натягивает уже высохшую одежду. Так же тепло, как и вчера днем, однако ветра совсем нет. Ночью было намного холоднее. Я стряхиваю с себя налипший песок, провожу рукой по волосам и с удивлением замечаю, что во рту что-то скрипит, когда я сжимаю зубы. Черт, еще и так.       Когда Элисон заканчивает со сборами, я подхожу так близко, насколько могу, и целую ее. Она не сразу понимает, что что-то не так.       Отплевываясь, девушка едва слышно выругалась, но выглядело это так, будто она ругала саму себя.       — Ну и как тебе на вкус песок, душенька? — смеялся я, пока она не успела как-нибудь мне отомстить.       Но сколько бы я не ждал, она просто посмеялась в ответ, но ничего не сделала. Прелесть, а не девушка.       Я ожидаю, что мы пойдем обратно к ручью или оврагу, либо останемся здесь. Однако мы снова идем в непонятном мне направлении, причем с той же скоростью, что и вчера. Я быстро запыхался, но пытался не подавать виду, будто устал.       — Куда на этот раз? — спросил я, словно это могло что-то изменить. Проще, наверное, оставаться в неведении. Мы все равно не свернем с маршрута. Когда Элисон не отвечает, я пытаюсь снова: — Ты давно уже продумала, куда мы пойдем, да?       Она лишь сильнее сжимает мою руку. Это все, что она может мне сказать.       В этот раз пунктом назначения оказывается поле. Огромное, бесконечное поле, покрытое ковром полевых цветов всех оттенков и красок. Не маленький пятачок земли, окруженный деревьями, а в самом деле поле. Я снова снял ботинки. Трава приятно щекотала ступни, совсем немного укалывала их, почти не ощутимо. Небо не было фиолетовым, бордовым или другого непонятного оттенка, какого в природе не существует вовсе: оно было голубым, покрытым узорчатыми белыми облаками, будто нависающими надо мной.       Это было слишком реалистично и напоминало качественную компьютерную игру со мной в главной роли.       Я следил за облаками около минуты, стоя на месте, и отметил, что они неподвижны. Стоял долго, задрав голову, пока Элисон, пританцовывая, собирала цветы, оставив сумку и ботинки там, где травы оказалось меньше всего и вещи невозможно было упустить из виду.       Время больше не имело значения.       Снова.       Я двинулся с места, поставил свои ботинки рядом с ботинками Элисон и медленно побрел в ее сторону. Ей было все равно на меня, она собирала небольшой букет и о чем-то размышляла, придумывая на ходу какой-то странный танец, состоящий из непонятных мне телодвижений. Я сел на землю, приминая за собой траву, и вокруг меня образовалась округлая стена из высокой остроконечной травы и ромашек.       Элисон улыбалась. Она знала, что я наблюдаю за ней. Ей достаточно было всего лишь знать.       Когда она заканчивает, я вижу, что она идет ко мне. Садится рядом, обрушив одну часть стены вокруг меня и увеличив мой маленький притон до двух человек. С полминуты Элисон выбирала из своего букета какой-то цветок, а затем заправила мне за ухо. Это была ромашка.       — Вам очень идет, мисс Эйтсвин, — напущенным серьезным тоном сказала она, чуть-чуть щуря глаза, будто от солнца (хотя было от чего щуриться).       Я закатил глаза и лег на спину, следя за неподвижными облаками. Элисон вплетала цветы в свои волосы и молчала.       — Ты когда-нибудь влюблялась? — зачем-то спросил я, хотя знал ответ. Закинув руки за голову, я вздохнул.       Судя по резкому выдоху, я понял, что она волнуется больше, чем я думал.       — Тебе честно? — я кивнул. — Нет, — а потом с какой-то толикой надежды, будто бы она действительно верила, что я мог ответить по-другому, спросила: — А ты?       Стоило ли говорить правду? Я взглянул на нее. Нет, она правда надеялась, что я скажу, будто не влюблялся.       Только вот...       Только вот я любил гораздо больше, чем она думает.       Как же мне хочется увидеть улыбку на ее лице. И только поэтому выдаю:       — Нет. Совсем нет.       И она верит.       А потом все снова замирает: Элисон больше не дышит, трава подо мной не шуршит и не колеблется. И только облака, которые секунду назад были совершенно неподвижны, тронулись с места.       Быстрее и быстрее.       Пока перед глазами не остается лишь одно белое полотно. Поначалу оно — надо мной.       А затем оно обволакивает меня.       Чистый воздух внезапно сменяется пылью и запахом герани. Хочется вдохнуть полной грудью, но я лишь могу открыть глаза и не двигаться.       Первое, что я вижу — насмерть перепуганный Роберт Сэйтросс, запутавшийся в шнурах.       — О боже, — едва слышно шепчет он, заметив, что я пристально смотрю на него. Замечаю, что он весь вспотел от волнения.       Чувствую, что могу слегка приподнять голову. Смотрю наверх. Прошло еще четыре часа. За окном темно.       Черт, всего четыре часа. А такое чувство, будто я еще полжизни прожил.       Чуть-чуть приоткрываю губы и пытаюсь что-то сказать, но срывается только странный хрип, похожий на рычание.       — Вык... лю... чи, — смог прохрипеть я. Каждая часть слова давалась с невообразимым трудом, я ронял на пол слоги, но собрать их заново не получалось.       — Он выключен, друг, — перепуганный Роберт все никак не мог выбраться из проводов, да и особо не пытался, но я видел, как что-то животное и пугающее плескалось в его глазах. Голос звучал словно издалека и настолько напуганно, что, будь я в состоянии, я бы вздрогнул. — Я ставил на Паузу. Я выключил компьютер. Я не...       Следующее ощущение было не похоже ни на одно другое, что я ощущал за последние пару часов: будто меня погружают в воду, а затем я выныриваю, но воздуха все равно не хватает и что-то идет не так. Тело берет озноб, и я падаю со стула.       Однако почему-то лететь до пола оказалось дальше, чем я думал. Дыхание перехватывает.       А потом я слышу протяжное "нет", которое становится все тише.       Странно, что стул оказался таким высоким.       Когда облака снова перестают двигаться, а Элисон начинает дышать, я попытался сесть. Однако грудную клетку будто проткнули чем-то острым, я вскрикнул и повалился обратно на землю, часто дыша и утирая тыльной стороной руки пот с лица.       Боже мой.       Я перевернулся на живот и уткнулся носом в землю, пытаясь отдышаться.       — Все в порядке? Что случилось?       В этот раз все произошло наоборот. Она будто ничего и не заметила.       — Ничего, просто что-то голова закружилась... — сморозил я и все же сел. Получилось. Только дышать все еще было трудно, легкие будто уменьшились раза в три. Или воздух стал до невозможности тяжелым.       — Что-то...       — Все нормально.       Сказал, будто отрезал. Так не хочется, чтобы она волновалась. Совсем. Нащупываю в переднем кармане джинсов камень, который Элисон дала мне вчера, и невольно содрогаюсь. Чтобы она не волновалась? Серьезно?       Она закончила вплетать в волосы цветы и легла рядом со мной. Я вернулся в прежнее положение, перевернувшись на спину, и где-то слева от себя обнаружил белый клевер.       Элисон напевала что-то достаточно громко, я ел цветы клевера, как идиотская корова, и был доволен. Все было хорошо. Однако мысль, что Роберт Сэйтросс действительно пытался вызволить меня из компьютерного плена, не давала мне покоя. Если не он и не Джейс, тогда кто же ставил на мне эксперименты, если верить словам Элисон? Она говорила об этом так уверенно, словно не было никаких сомнений. Еще немного, и я сам в это поверю.       Что-то действительно мешало мне дышать. Я закашлялся, прикрывая рот рукой. Ну не мог же я простудиться, в самом деле.       Элисон молчала. Да и о чем нам было говорить? О том, что я должен убить ее?       Неужели нет других способов?       Я могу убить самого себя, чем не вариант.       В тот же момент заиграло самолюбие: сильное, навязчивое, оно твердило мне, что я не должен. Мало похоже на инстинкт самосохранения, поэтому это было именно самолюбие. Когда внезапный порыв исчез, мне стало до ужаса стыдно. Настолько, что покраснели щеки.       Я взглянул на Элисон, но она уже уснула, будто бы мало спала за сегодняшнюю ночь. Я хочу ее разбудить, но не решаюсь. Только беру ее ладонь в свою и подношу к лицу. Почему-то она пахнет крыжовником. Черт, именно крыжовником.       Почему?       Я легонько целую спящую в лоб, но даже от этого она открывает глаза.       — Ненавижу, когда меня будят.       А затем я подумал, откуда она может это ненавидеть. Но ничего не сказал.       Мы смотрели друг другу в глаза, она изредка сонно зевала, поднося ладони к лицу. Я бы сказал, что это была потрясающая погода и потрясающий момент, но сейчас для меня любая погода покажется невероятной. Интересно, будут ли сегодня звезды?       Если я спрошу, она не ответит, потому что я все должен увидеть сам.       По моей руке ползла божья коровка. Я показал ее Элисон, но та лишь улыбнулась. Я хотел, чтобы она поднесла ладонь к ней и забрала ее.       Но она ничего из этого не сделала. Просто лежала и улыбалась.       Когда мы сели, божья коровка уже была бережно опущена на землю, а маленький сухопутный порт (так я все же назвал вмятину посреди поля, потому что притон совершенно не подходил) шириной в два человека выглядел отчетливей.       Неподвижные облака на небе отчего-то понемногу рассеивались, ближе к вечеру ни останется ни одного (конечно же, это были только предположения). Подул легкий ветерок, поле затрепетало, зашумела трава.       Я еще не чувствовал себя более свободным.       — Семь дней, говоришь? — спросил я и снова начал кашлять, потому что что-то мешало не только дышать, но и говорить.       Меня не покидала мысль, что скоро все это кончится. Я просто не мог от нее отделаться.       Но теперь уже я не знал: счастлив вернуться домой или же наоборот.       — Семь, — Элисон переплетает свои пальцы с моими, но избегает моего взгляда. Я замечаю, что она сильно смутилась. — Я буду по тебе очень скучать.       — Можно ли скучать, когда тебя больше нет?       — Можно.       Я что-нибудь придумаю, подумал я. Я не должен оставлять все на самотек.       Я придумаю. Я обязательно придумаю.       Когда я хочу спросить что-то еще и уже набираю в легкие воздуха, в груди заклокотало. Я закашлялся. Еще и еще, пока не стало легче.       А легче не стало.       Когда я отнимаю руку от лица, на ней — алые следы крови, совсем немного, но... черт.       Элисон смотрит, как я почти кричу от ужаса.       — Я ожидала, — спокойно сказала она, отрывая еще один клочок от своих брюк и стирая кровь с моей ладони. — Дней-то, может, и семь, но чем ближе, тем хуже.       Спасибо, язвительно подумал я, подняв глаза наверх и смотря на небо, к вечеру приобретающее оттенки фиолетового.