Пепел

      Неровные каменные стены смахивали на огромный кратер вулкана, хоть и лавы поблизости не наблюдалось. Рассматривать на досуге узоры этих щелистых скал нравилось Полумне. Также, ей казалось занятным наблюдать за тем, как медленно капает вода с потолка. Ударяясь, на секунду отскакивая от пыльного пола, капля в мгновение становилась грязной, а после приземлялась в лужицу таких же, как она капелек, и растекалась темным пятном. Луна знала, что в давно прошедшие времена, маглы пытали людей чем-то подобным. Провинившемуся человеку фиксировали голову, выбривали макушку, а после, раз за разом, маленькие капли ударяли человека по затылку. От повторяющегося вновь и вновь действия он сходил с ума. В темнице Полумны, напротив, это оказалось единственной забавой. Вода испарялась и вновь накрапывала, не давая луже уменьшиться.       Одиночество не пугало. Напротив, обнаруживало новые стороны мира, кой еще недавно казался переполненным муравейником, а теперь обличил свои белые пятна.       - Тебе не холодно? - спросила Луна вслух у самой себя. Ее голос раздался глухим эхо, давно не слышащего человеческого голоса места.       Сиреневый комбинезон, и до того поношенный и потрепанный, теперь оказался в совсем плачевном состоянии. Плечи согревали только пушистые волосы. Походящие на серебряные нити, они смирно распадались по рукам, образовывая теплые рукава.       Полумну сильно тянуло в сон. То ли от постоянной темноты, то ли от голода, то ли там, наверху, уже зашло солнце. А может быть от всего сразу.       Лавгуд прислонилась головой к одной из стенок кратера и неторопливо затянула одну из тех песен, что знают только она и отец.       - Чумазый котел клокотал у реки, Живность и люди, опасность, беги! Сном в этом веке, чудо зовут, Твой лес, колдунья, здесь не найдут…       Серые, почти прозрачные радужки глаз спрятались под пеленой бледных век, и вместе с ними словно заснуло все это место. Вода стучала тише, а камни, периодически отлетающие от скал, как птенцы от большой птицы-мамы, на время остановили свои падения.       Не до покоя было лишь надземной части замка. Но их проблемы не доносились до маленькой пещеры, в заточении которой прибывала Луна.       - Кого ты хотел провести, сопливый паршивец?       Крики Лестрейндж били по стенам, ставя под вопрос прочность гранита.       - Я н-н-не... - теряясь в панике, слова так и не высвобождались из его рта.       - Да ты знаешь, что будет с тобой, если Он узнает! Что будет со всеми нами, сопляк?       Ответчик молчал. Его пепельно-белые волосы ниспали на лицо, прикрыв при этом добрую его половину. Сейчас это было на руку Малфою. Мало кто из ныне живущих мог выдержать прямой взгляд Беллатрисы.       - Драко! - мерзкие полутона ее голоса, в который раз за сегодня выплевывали его имя.       Она подошла к сидящему на прикаминном диване юноше, и, оскалив зубы в ненормальной улыбке, вдруг перешла на шепот:       - Твое счастье, что это я нашла тебя. Наше общее счастье. Если Темный Лорд узнал бы, то и тебя, и твоих родителей, и меня, - она ткнула палочкой в его горло, - ждало бы что-то похуже смерти.       Он поднял голову, открыв скрытые до настоящего момента глаза. В них крупным шрифтом читался страх, а между строк презрение и... мольба? Эту женщину умолять было пустой тратой времени, поэтому рефлекторные попытки и не развивались.       - Люциус узнает об этом, - процедила бестия, хватая длинными пальцами запястье племянника, - а пока тебе стоит поразмыслить, что бывает с предателями.       Драко впервые в жизни не хотел посвящать во что-то отца. Он явно не будет горд им, узнай Малфой-старший о том, что сын чуть не переметнулся на сторону Дамболдора. Хоть директор школы и был давно мертв, называть ту сторону баррикады владениями Поттера не поворачивался язык. Мысль о том, чтобы быть заодно с этим очкастым, была слишком мерзка подсознанию слизеринца.       Хватка Лестрейндж усугубилась, и ее костистая рука потянула его тело вслед за собой, оставляя на коже глубокие царапины от длинных, несколько гнилых ногтей. Но состояние Малфоя было настолько странным сейчас, что боли он не чувствовал. Ему был отвратителен он сам, и эти глухие черные стены, и помешанная тетушка, которой, похоже, в Азкабане было самое и место. Она губила последние капли его самолюбия, как тряпичную куклу, таща за собой куда-то вниз.       - Считай, что я пожалела тебя, - прохрипела Беллатриса, открывая большую железную дверь, покрытую вековой ржавчиной и грязью, - твоя палочка пока побудет у меня.       Она с пренебрежением швырнула юношу внутрь, чуть не отхватив кусок кожи рядом с плечом. Хлопок двери, скрежет засова. Боль прожгла все его тело. Тишина. Запах промозглости и коррозии, давно забытые нотки земли и грязи. Драко рухнул на землю, больше не в силах держать груз, лежащий на плечах, груз души, которая давно походила на решето. В каком-то неведомом тумане он полз до стены, стирая колени на брючинах, кои и так уже были нещадно запачканы здешней пылью. Ему вдруг захотелось окунуться целиком в холодную воду, или хотя бы ощутить ее прохладу на ладонях. Но источников влаги здесь не отмечалось, и он лишь горько вздохнул, чтобы не закатить истерику на глазах у этого треклятого и жалкого местечка.       Шум потревожил Полумну, но сквозь сон девушка не сразу разобрала, что движение это происходит в реальности. Иногда Луна представлялась себе как последний человек на Земле. А теперь ее темница больше не одиночная? Невероятно.       - Кто здесь? - ее высокий голос отдался глухим эхо.       Драко лежал, привалившись спиной к стене в двадцати футах от нее.       - Замечательно, - без эмоций сказал он, и в темноте его глаза были похожи на блестящие булавочные головки, - просто феерически. В итоге я в обществе тех, кого изловила моя любимейшая семейка.       Полумна все еще слышала голос слабости в своем теле, но хоть какое-то оживление в ее беспеременном бытие никак не могло остаться без внимания.       - Ты Драко Малфой? - со своей фирменной, почти утвердительной интонацией произнесла Полумна. Так же, как всегда в ее повествованиях слышался вопрос, из-за чего редкий собеседник мог понять, спрашивает она или сомневается.       - Если ты мое наказание, то легче сдохнуть.       Малфой-младший отвернулся головой к двери и тихо предавал проклятию все, что его раздражало на этот момент. А нервировало его все, начиная с него самого.       Полумна позволяла себе большую роскошь - не обращать внимания на мнение окружающих, "выключаться", когда очередная заблудшая душа приступит к своим однотипным оскорблениям. Ее тревожило сейчас совсем другое. То, от чего самый спокойный во всем Хогвартсе человек начал видеть кошмары.       Если думать о чем-то так долго, хранить в душе, оно лишает покоя. Когда Пожиратели Смерти схватили Полумну, отец просто сошел с ума. Люди, которые раньше так про него думали, просто не видели его в тот момент. Теперь, в темнице, Луна постоянно размышляла о том, как там без нее отец. И без пристрастия говоря, ей было не легче. Когда от былого счастья и благополучия не осталось даже пепла, ты или отдаешься медленной гибели, или ... миришься с этим. Ожидая новую светлую полосу.       Или просто поешь песни, хотя бы для того, чтобы отвлечь мозгошмыгов, которые настырно приносят тебе дурных мыслей. Откуда брались эти мотивы в ее голове, недопонимала даже сама Полумна. "Мозгошмыги балуются" - пожимала она плечами в ответ самой себе. - Отец мой, вернусь я в родные края, Где ясным ярилом светятся поля, Волшебную клятву даю напоследок - Я не подведу тебя, мой сизый предок… - Заткнись, придурошная, - крикнул Малфой незнакомой соседке.       Хотя голос был знаком его подсознанию, но в том состоянии, в каком он находился сейчас, сообразить хоть что-то, казалось невероятным. "Да и черт с ним. Нет ни малейшей разницы, с кем меня поселили. Хоть с макакой, один черт". Поэтому он просто добавил сокамерницу в список ненависти, а заодно и ее дурацкий мотив, навевающий мысли об отце.       В воздухе висела тишина, которая устраивала, кажется, всех. Разговоры с самим собой были для обоих привычным делом.