Диктатор

На часах было около четверти одиннадцатого, когда я начал немного волноваться. Насколько я знал, рабочий день Хью заканчивался около восьми, плюс-минус час в зависимости от количества запланированной работы. Надо сказать, к этому времени Хью заимел замечательную привычку уведомлять меня о своём местоположении к концу рабочего дня. Это пока не входило в разряд ритуалов, каковыми отягощаются отношения многих пар в процессе сближения. В нашем случае это воспринималось как некоторая случайность. Так складывались обстоятельства. Он звонил мне, чтобы предупредить, что скоро будет, чтобы я успел собраться перед каким-нибудь очередным выходом в свет – будь то просто ужин или посещение очередного мероприятия. Но пару раз уже в процессе телефонного разговора он сам внезапно понимал, что позвонил без особой причины, хотя мы, в общем-то, никуда и не собирались. Это не могло меня не радовать. И, в свете таких радужных обстоятельств, его внезапная задержка вызывала у меня вполне оправданное волнение. С самого первого дня его появления в моей жизни, я прилагал значительные усилия для того, чтобы не сравнивать его ни с кем из моих бывших. Я очень не хотел видеть в происходящем любые аналогии с прошлым и усердно убеждал себя в его исключительности. Даже если всё в один прекрасный момент пойдёт наперекосяк, даже если я получу по заслугам за свою слепую наивность – это будет иначе, не так, как всё, что было в прошлом. Но когда я оказался на кухне тет-а-тет с настенными часами, явно чересчур спешащими отсчитывать минуты одиннадцатого часа, я мельком всё-таки подумал – а что всё же будет, если всё закончится, как это уже бывало, быстро и без слов? Он слишком быстро поселился у меня, он всегда спешит не хуже, чем кухонные часы. Разве что-то мешает ему направиться дальше, оставив меня в своём прошлом? Приехать, снова собрать свои вещи, уехать. Оставить мой дом в лени и беспомощности, поблагодарить за хорошую компанию, и исчезнуть. Ведь может так случиться, что найдётся кто-то другой, кто-то новый, интереснее, выгоднее, лучше укладывающийся в его модель поведения. Кто-нибудь более изысканный и утончённый, умеющий подчиняться куда более умело, нежели я. Впрочем, отчаявшегося любовника, погрязшего в печальных думах о безысходности бытия, я из себя строить не собирался – объективных причин к этому было маловато, поэтому пару раз я позвонил ему, но он не взял трубку. Сообщений оставлять я не стал. Может быть, он просто всё ещё занят. Я погасил свет в кухне, чтобы не видеть часов, но не пошёл наверх, застряв у кухонного окна, из которого просматривался верхний двор. Темнота за окном сгущалась быстрее, чем следовало – спасибо зажигающимся фонарям. Изредка мимо окна, выходящего на нашу тихую улочку, проезжали автомобили. Я вслушивался в звук каждого из них, но все они промелькивали сквозь листву кустов и деревьев и пропадали из виду за зелёной изгородью соседского сада. В какой-то момент мне это надоело, и я вышел из дома. На улице было ветрено и тепло – великолепное сочетание. Теплый, но свежий ветер, шумящий в листьях деревьев, желтоватый свет фонарей и почти чёрное небо над головой. Конечно же, никаких звёзд, но и без звёзд на небе ночь обещала быть прекрасной. Наверняка, приди Хью домой вовремя, я бы ничего этого не заметил… Я поторчал немного у забора, поздоровался с соседом, проходящим мимо с собакой на поводке, послушал шум ещё одного автомобиля, пронёсшегося мимо меня и скрывшегося в конце улицы, и вернулся в дом. На кухонном столе вибрировал мой мобильный, медленно сползая с края. Подхватив его, едва не упавший на пол, я взглянул на светящийся экран. Наконец-то, - подумал я с облегчением. Наконец-то это был он. - Да? - ответил я. - Мэсс, дома? – услышал я негромкий вопрос от Хью. - Да, - улыбаясь во все зубы, я кивнул. - Можешь… Выйди, пожалуйста, встреть меня. - Хорошо. - Я уже почти подъехал. - Выхожу, - сообщил я. - М… да, давай, - и он повесил трубку. Рано. Рано списывать меня со счетов. Я всё ещё в игре, - подумал я, усмехнувшись про себя. Я вышел на крыльцо, и увидел, как возле моего дома останавливается такси. Почему такси? Он выпил, отпустил шофёра, свою машину оставил где-нибудь на стоянке? Спускаясь, я медленно пошёл по дорожке, ведущей к ограде. Дверца автомобиля с щелчком приоткрылась. - Мэсс, - услышал я голос Хью, и он выглянул, жестом подзывая меня ближе. Это вызвало у меня недоумение, но я без колебаний подошёл и открыл дверцу шире, видя, что Хью и сам пытается это сделать. Его странная улыбка заставила меня насторожиться, и в этот момент он принялся вытягивать что-то громоздкое из салона. - Возьми, - велел он. И я ухватил то, что он вытащил, уткнув в асфальт, опознавая в предмете не что иное, как обыкновенный (хоть и совершенно необыкновенный в сочетании с Хью) костыль. Мне захотелось взорваться хохотом, вопрошая, какого дьявола происходит, и вместе с тем – ужаснуться на всю улицу, закидывая его вопросами о том, не случилось ли чего-нибудь категорически страшного, но я приказал себе заткнуться и помалкивать до тех пор, пока папочка сам не поднимет эту тему, если сочтёт нужным. Я помог ему вылезти из машины, отдал нехитрое приспособление в его руки, точнее, руку, и, не рискуя предлагать ещё какую-то помощь, просто тихонько пошёл рядом с ним по направлению к дому. О господи, - бормотало истеричное сознание, - Его нога в гипсе, его рука обмотана бинтами и край его лба рассечён. Как он? Откуда он? Почему не позвонил? - Представляешь, - начал он, как будто потешаясь над своей неудачей, - Угораздило, - он кивком указал на собственную ногу. - А что случилось? – тоном бестелесного призрака спросил я, боясь вдаваться в расспросы, которые могли быть ему неприятны. - Да… Ничего особенного, - сказал он, явно приуменьшая масштабы случившегося. Я открыл перед ним дверцу ограждения, и он вошёл во двор, ковыляя по плиткам дорожки, ведущей к дому. - Машину жалко, - выдал он. Чёрт бы с ней, с машиной, - вертелось у меня на языке, - Гори она синем пламенем твоя машина. Кому бы нужна была чёртова машина, если бы с тобой что-нибудь случилось. Я невольно вздохнул, думая о том, как сильно хотел бы я обнять его, высказав ему всё, что о нём думаю: как много он для меня значит, как я волновался и как счастлив, что он вернулся домой, но я боялся испортить его и без того не слишком весёлое настроение, и поэтому продолжал держать рот на замке. Но он услышал мой вздох, и сказал то, чего я никак не ожидал от него услышать: - Я, наверное, поживу какое-то время в гостинице. Я поднялся на крыльцо первым, открывая перед ним дверь. - Входи, пожалуйста, - сказал я, пытаясь интонацией продемонстрировать ему, что думать о гостинице, когда у него есть дом, как минимум нелепо. Хью, глянув на меня и уступая моей просьбе, с трудом, но самостоятельно поднявшись, вошёл в прихожую. Когда он вошёл, я предпринял попытку снять с него пальто. - Я сам, - принялся протестовать он. - Папочка, - одёрнул я его. Он унялся и позволил снять с себя верхнюю одежду и даже расшнуровать и снять ботинок. Меня несколько озаботила судьба второго его ботинка, но я предпочёл мысленно махнуть на него рукой, точно так же, как сделал это в ситуации с его видимо основательно помятым авто. Главное, он добрался до дома живым, а ботинки – дело наживное. Оставив ботинок и пальто в моих чутких руках, Хью вооружился костылём, прошёл в гостиную, и, не говоря ни слова, принялся карабкаться по лестнице на второй этаж. - Ужинать будешь? – крикнул я ему вдогонку, делая отчаянную попытку разрядить обстановку. - Нет, - отозвался он, - Спасибо, нет. И ускрёбся наверх, к себе. Послышался звук захлопнувшейся двери на втором этаже, и я кивнул на это, подводя итог, что он теперь, слава богу, дома. *** Я ужинал один. Еда казалась безвкусной, но организм упорно требовал вознаграждения за истрепанные нервы. Поэтому я молча жевал фасоль с курицей, не переставая думать о своей нелёгкой «крошкиной» доле. И что он за человек такой? – подумалось мне, - Неужели решил, что из-за его несчастной хромой ноги моё отношение к нему может измениться? Можно придумать новую игру, в которую всё это без труда впишется. Без ущерба для его желания повелевать и править. Или я чего-то не знаю? Есть что-то ещё, что усложняет ситуацию? Что бы там ни было, нет ничего более абсурдного, чем намерение уехать только лишь из-за неспособности носиться бегом по дому. Возможно, ему неприятно чувствовать себя беспомощным. Это понятно. Но с этим можно справиться. Игнорировать это, в конце концов, сделать неудачу своим преимуществом. Ужесточить диктаторский режим или сделать вид, что ничего не произошло. Пойти к нему? Но он может сказать что-то вроде «да, да, малыш» и отправить спать, и придётся уйти. Обоим будет только хуже. Но, если я так и не сумею поговорить с ним, вполне вероятно, что утром я найду его комнату пустой, и вечером, даже хромоногий, он уже не вернётся. Ну вот за что он со мной так? Разве трудно было хоть немного объяснить, что случилось? Поговорить со мной. Ведь болтает же он с другими, почему нельзя и со мной? Или это теперь мой крест – слушать односложные ответы, раз я его любовник? Пожалуй... Так оно и есть. Со мной он может себе это позволить. Значит ли это, что он дорожит моим мнением? Что ему не безразлично, что я могу подумать. Похоже, что это две стороны одной медали. Если я хочу быть с ним рядом, то обязан не только наслаждаться его правлением, но и терпеть издержки его диктатуры. В самом начале, издали он казался мне привлекательным, но странным. При близком контакте он совершенно опьянил меня своей жёсткой чувственностью, но, чем откровеннее становилась его страсть, тем более суровой оплаты он требовал за свою откровенность. Я всё ещё пребывал в размышлениях, гоняя фасоль по тарелке, когда у нашего дома тормознул незнакомый мне автомобиль. Водитель не глушил мотор. Мне хватило нескольких мгновений, чтобы сообразить, в чём дело. Я бросил свой неоконченный ужин и помчался по лестнице на второй этаж. Влетев в свою комнату, я, не ведая, что творю, выхватил ключ из ящика стола, после чего так же быстро и, не спрашивая разрешения, ввалился в комнату Хью. Как я и предполагал, он уже был одет и собран, и, опираясь коленом здоровой ноги на кровать, застёгивал сумку. Пользуясь тем преимуществом, что он находится ко мне спиной, я тихо закрыл дверь изнутри на ключ, и так же спокойно и тихо, приглаживая растрепавшуюся от бега чёлку, прошёл к тёмно-вишнёвому креслу, стоящему у окна – оно было единственным ярким пятном в его светло-серо-кофейной комнате. И я сел, приобретая настороженный вид, не упуская случая взглянуть за полоски жалюзи на остановившийся под окнами автомобиль. Хью заметил меня, посмотрел в мой угол, но пока ничего не понял. Видимо, решил, что я пришёл, чтобы помочь или попрощаться. Может быть, я был не прав, может быть, он собирался не в гостиницу, а спешил к новому любовнику, наплевав на свои травмы, и тогда мои действия оказались бы неловкими, и последствия их чрезвычайно мучительными. Тогда бы я, без сомнений, открыл бы дверь обратно, со вздохом выпуская своего охотничьего сокола на поиски жертвы, но он должен был сам сказать мне об этом. О том, что у него другой парень, что я ему не нужен, и поэтому он уходит. До тех пор, пока он продолжит намекать, что он мне, видите ли, в тягость, он из моего дома не выйдет. Не будь я Мэсс Миккельсен сорока восьми лет от роду. Тем временем, Хью закинул сумку на плечо и, не чувствуя подвоха, подошёл к двери. Когда та не поддалась его усилиям, он бессмысленно подёргал за ручку, опёрся на неё и выдохнул. - Мэсс, - произнёс он низким тоном, и обернулся. Я демонстративно продолжал смотреть в окно, не обращая на его реплику никакого внимания. - Мэсс! – чуть повышая голос, повторил он, отклоняясь от двери. Я не изменил позы, только прикрыл глаза от его громкого возгласа. Тогда он развернулся и, опираясь на свою подпорку, пошёл в сторону кресла. Очевидно, ходьба давалась ему с большим трудом, но я решил, что ему полезно немного похромать – может быть, это заставит кровь разогреться и прилить к мозгу. Он подошёл и протянул раскрытую ладонь. - Мэсс, дай ключ, - сказал он, подгоняя меня в действиях,- Мэсс! - Нет, - ответил я. - Отдай, - снова попросил он, тряхнув ладонью. - Нет! – настойчиво повторил я, наконец, поворачиваясь к нему. - Чёрт возьми, отдай мне грёбаный ключ! – наклоняясь и пытаясь найти его самостоятельно, нервно выпалил он. Я вырвал руку из его хватки, он попытался её перехватить. - Нет! – придавая жестам ещё больше уверенности, заявил я, поднимаясь из кресла. - Перестань! Отдай его! – гаркнул он, начиная злиться. Несмотря на многочисленные ранения, Хью был близок к тому, чтобы отнять у меня вещь силой, и я, не сумев придумать ничего более умного, резко вышвырнул злополучный ключ в форточку. Мы оба уставились в окно: я – в шоке от собственной выходки, он – в нестерпимом сожалении об упущенном моменте. Звякнув по металлической крыше, ключ скатился к водосточной трубе, замирая на краю жёлоба. Всё ещё пребывая в шоке, я зашевелился первым. Я бесшумно отодвинулся и плавно уселся в кресло, подтягивая на сиденье ноги и стараясь не создавать никаких колебаний в пространстве. Хью же продолжал глядеть в окно на край крыши. Он взялся за ремень своей сумки, с силой сжал пальцы, и вновь расслабил их. Стащив сумку с плеча, он перехватил её за ручку, и вдруг, резко вдохнув, с чувством безграничной досады шваркнул ею об пол рядом с собой, вкладывая в это всё своё скопившееся негодование. Я слышал, как часто бьётся моё сердце, и тщетно пытался успокоиться, но мне никак это не удавалось. Что я сделал? Как я додумался до этого? Мы повздорили, едва не подрались, я запер его дверь, да ещё и ключ выбросил. А внизу его ждёт машина, и его вещи уже собраны. Он уже должен ехать по направлению к своей дурацкой гостинице, а он здесь, со мной. И теперь никак не может выйти. Как, впрочем, и я. Я уже мысленно представил, как он, не теряя времени, рванёт меня с кресла за шиворот, ударит по лицу и отшвырнёт в ковролин – глотать кровь из разбитого носа, поэтому я сидел тихо, смирно, как изваяние страха и печали. Но он не стал меня трогать. Он сделал пару шагов назад, и сел на кровать за спиной. Взяв в руки пепельницу, он поставил её на покрывало, и, достав сигареты, закурил. Я боязливо поглядывал на него из угла и, в полной мере ощущая себя проштрафившимся перед папкой малышом, прятал пока ещё целый нос в колени. - Мэсс, так нельзя, - укоряющим тоном начал он свою проповедь, и я понемногу стал успокаиваться. Он выдохнул струйку дыма. - Чёрт подери, - буркнул он, - Я не для этого тебя предупреждал, что уеду. Я всё уладил… Я хотел пожить две недели в гостинице, пока не срастётся нога, чтобы не мозолить глаза своим ужасным видом. Чтобы не мешать. От меня такого никакого толку. Я молчал с понурым видом. - Мэсси… - покачал он головой, морща лоб и затягиваясь. Чему не мешать? – думал я, - Что за чудовищные предположения? Я же стараюсь делать всё, чтобы он чувствовал себя непререкаемым авторитетом. И после этого я не могу удостоиться чести видеть небольшое проявление его слабости? Я должен начать сомневаться? Я не начну сомневаться. Он должен уважать себя, он заслуживает уважения. Он не должен чувствовать себя униженным только от того, что на самом деле нуждается в помощи, и кто-то вроде меня может её оказать. Да пусть наймёт сиделку, в конце концов, если ему так проще. Я не перестану смотреть на него восторженными глазами от того, что он пока чего-то не может. Дело в сексе? Он боится, что ему придётся мне отказывать, и я сочту это… Господи боже, он бы знал, сколько раз я мог бы отказать ему! Какой убогой стала бы наша сексуальная жизнь, если б мы занимались сексом только тогда, когда у меня встаёт. Разве от одного этого можно получать удовольствие? Наши отношения и без того сверх меры насыщены эротизмом, и переживать о трёх минутах проникающего секса, которого мы ненадолго будем лишены, неимоверно глупо. Что заставляет его так сильно хотеть уехать? Почему не сказать мне, в чём дело, не объяснить, я же способен понять, я не подумаю ничего плохого. Я очень волнуюсь, и оставлять меня одного дома, в неведении – это слишком жестоко. Что там он думает – неизвестно, но я-то его люблю. Он не может мне помешать. Он уйдёт, если у него не останется ко мне никаких чувств, если ему будет плевать. Или он останется. - Не бросай меня, - пробормотал я, чувствуя себя неимоверно жалким. Он затушил сигарету и выпрямился, смотря на меня. - Что? – переспросил он. - Не бросай меня одного. - Мэсси, - протянул он, не веря своим ушам, - Почему я должен тебя брос… Мэсс! Иди-ка сюда, - он похлопал по кровати рядом с собой. Я, пряча лицо, быстро передислоцировался на указанное им место. Он развернул меня к себе, убирая мои руки, и приподнял моё лицо. Заметив, что мои ресницы смочены слезами, готовыми вот-вот пролиться, он, изумляясь, широко распахнул свои прекрасные глаза. - Мэсси, глупый… Ты чего, в самом деле? – усмехнулся он, проводя по моей скуле пальцами. Я обхватил рукой его ладонь, прижимаясь к ней губами. - Я ведь сказал – только пока не поправлюсь, - добавил он, расчувствовавшись от моих телячьих нежностей, - Что ты там себе напридумывал, малыш? - Ничего не придумывал, - подал голос я. - Так а что тогда?.. - Задержался, на звонок не ответил, - залепетал я, твёрдо вознамерившись сказать ему обо всём, - Вернулся в бинтах, ничего не объяснил, едешь куда-то... Про машину что-то брякнул, а я догадывайся, в чём дело. Я же понятия не имею, что произошло. - Я ведь сказал – ничего страшного… - Ничего страшного!? – уже, в самом деле, чуть не плача простонал я. - Тш-тш-тш, - зашикал он, чтобы я не орал. - Просто так ноги не ломаются, - заявил я, - Что с рукой? - Мышцу потянул, - проговорил он,- Рука быстро восстановится. Ничего смертельного, всё в порядке, Мэсси. - Если всё в порядке, то какого дьявола собрался в гостиницу?! - Спокойно, спокойно, малыш, – принимая меня в свои объятья, произнёс он, - Уже никуда не собрался. Всё, успокойся… - Ничего не сказал, - как впавший в печаль алкоголик, скулил я, - Ушёл. Голодный… Ехать куда-то, ночью, один… - Тш-тш-тш… - усмехался он, - Я сглупил... Малыш, пожалуйста… - Две недели. Две недели без папочки? Он немного отстранился, вытирая края моих скул. - Прости меня, малыш, - шепнул он, соизволив извиниться, - Я сам не понял, чего наговорил. Не то подумал. Теперь вижу, как это выглядело со стороны. Прости. И он снова меня обнял. Не мог он не обнять собственного расстроенного до слёз ребёнка, а я этим нагло пользовался. У него зазвонил мобильный и я слегка вздрогнул. Он вынул телефон из кармана, посмотрел на него и, царапнув ногтем заднюю панель, разобрал, вынимая батарею и откидывая разрозненные части на кровать рядом. Ну вот. Это уже совсем другое дело. После такого мне полагался поцелуй. Я прижался губами к его щеке. Он, также решив, что мне полагается поцелуй, потянулся ко мне, подставляя губы, и поцеловал. Всё было бы совсем идиллистично, если бы в этот момент у меня потоком не хлынули сопли от пролитых только что слёз. - Ой-ой-ой, - пробормотал он, потешаясь надо мной, отлипнувшим от него и затыкающим нос пальцами, - Подай мне мою сумку… Я, всё ещё закрывая рукой нос, ухватил его сумку за ремень и подтащил её к кровати, водружая на неё между нами. Хью расстегнул замок и стал копаться в своих вещах. Достав упаковку бумажных носовых платков, вытащил парочку и, сдвинув сумку за спину, пересел ко мне поближе. Я хотел взять у него эту бумажку, но он ухватил меня за нос сквозь платок, слегка приобнимая травмированной рукой, и сам вытер мои нечаянные носовые потёки. - Ну-ка, - велел он. Мне ничего не оставалось, кроме как высморкаться и позволить ему насухо вытереть свой достопочтимый шнобель. В последний раз, честно говоря, что-то подобное делала мне мама, и было это в настолько нежном возрасте, что я помнил это очень смутно. И вот теперь он. Деловито обтёр, скомкал бумажки и, прицелившись, метко запустил ими в мусорную корзину у столика. И вернул своё внимание мне. - Так, - глядя на меня, произнёс он, перестраиваясь на серьёзный лад, - Как будем открывать дверь теперь? Есть идеи? Я оглянулся, ничего не придумал и снова уставился на него. И вдруг мне в голову пришло элементарное решение. - Есть, - сказал я, - Я спущусь по крыше до водостока и возьму ключ. - А ты сумеешь? – недоверчиво спросил он. - Раньше я это делал, - успокоил я его. - Точно? – подозрительно переспросил он. - Раза четыре точно, - заверил я. Я действительно забирался на крышу своей веранды несколько раз, правда делал я это при помощи лестницы и на саму крышу не вылезал, но это были детали, которые ему было знать необязательно. - Ладно, малыш, - позволил он, - Только очень осторожно. Пообещав быть предельно осторожным, я вылез из окна его спальни. Крыша была сухой, но немного скользкой в силу своей металлической природы. Я старался не вставать во весь рост, и стал спускаться к водостоку. Хью, сидя на подоконнике, внимательно следил за моими передвижениями. Я спустился к самому краю крыши, опустился на бедро и потянулся за ключом. - Вниз не смотри, - предостерёг Хью из окна. Я кивнул, дотягиваясь до ключа. Смотреть вниз я не собирался. Ухватив, наконец, ключ, я сделал движение, чтобы приподняться и тут понял, что бедро соскальзывает по металлическому подобию черепицы, я испуганно замер, но это скольжение не остановило. - Блять, - тихо выдал я, пытаясь удержаться руками. - Мэсс, - обеспокоенно позвал Хью, чуя, что дело пахнет керосином. Я сделал отчаянную попытку подняться выше, но крыша была другого мнения, так что я, ощущая нарастающий ужас и нежелание никуда падать, лихо соскользнул с её края, цепляясь за водосток руками, повис на нём на секунду и, оборвав его к чертям, рухнул во двор. - Мэсс! – разразился истошным воплем Хью, - Мэсс, ты жив?! - Да… - сдавленно прохрипел я снизу, сжимая в руке ключ от комнаты. - Я тебе не верю! - Сейчас… - прокряхтел я, еле как умудряясь выползти из зарослей цветущих кустов. - Мэсс?.. – позвал Хью снова, но ответом ему была тишина, поскольку я уже заполз обратно в дом. Спустя пару минут, я втолкнул ключ в замочную скважину, поворачивая его и открывая, наконец, дверь, за которой томился мой папочка. Тот, услышав скрежетание ключа, пронёсся по всей комнате, расталкивая стулья и другие предметы костылём. Когда дверь открылась, его взгляду предстал я – бледный, как смерть и весь в листьях и ветках. - Я… - сдавленно буркнул я, и Хью молча кивнул, не смея меня перебить, - …кажется, руку сломал. - Скорую вызвал? – спросил он, соображая куда быстрее меня. - Нет, - мотнул я головой, поддерживая предположительно сломанную руку, и чуть не рухнул на пол от внезапного головокружения. - Сядь,- приказал Хью, и я, сумев только переступить порог комнаты, опустился прямо на пол, рядом со стеной, опёрся на неё затылком и закрыл глаза. Хью вызвал мне скорую помощь, те приехали, осмотрели меня и забрали с собой. В травмпункте мне сделали рентген, и стало ясно, что это действительно перелом. Кость моего предплечья любезно укутали в свежий гипс, после чего я, накинув поверх рубашку и куртку, вызвал такси, чтобы ехать домой. Явился я ближе к двум ночи, уже не такой бледный, но с загипсованной рукой на перевязи из бинта. Я открыл дверь своими ключами, несмотря на то, что на кухне горел свет. Я вошёл, снял куртку и повесил её на вешалку. В этот момент Хью, естественно дожидавшийся моего возвращения после всего произошедшего, вошёл в прихожую. Я стоял напротив него с «костяной» рукой. Он, опираясь на костыль, с «костяной» ногой. Он засмеялся первым, я, осознавая весь идиотизм ситуации, тоже начал смеяться. Мы проржали минут пятнадцать, хватаясь за стены и стирая выступающие слёзы, не в состоянии сказать друг другу ни слова, а после не сговариваясь отправились в кухню выпить чаю. Я принёс на стол чашки и налил чай, потому что ему было трудно ходить, он сделал мне бутерброд, потому что я не мог нарезать хлеб одной рукой. И я впервые подумал, что, мы, пожалуй, созданы друг для друга.