Любовь и дальние страны

Дейенерис сидела рядом с сыном, пока он обедал. Из блюда с тушеным мясом Дункан сначала вылавливал самые вкусные кусочки, а потом уже принимался за остальное. До овощей дело могло не дойти и вовсе. Самой Дени есть совсем не хотелось, и она только отломила половину персика. Липкий сок потек по пальцам, расточая приторный аромат. Дени вдруг почувствовала усталость. Да, у нее теперь было все, чего она хотела когда-то: трон ее предков и даже больше — новые земли в Эссосе; у нее был умный сын, который за исключением цвета волос, обещал стать со временем очень похожим на принца Рейгара, как его описывали знавшие. У нее был муж, который уважал ее, и не претендовал на сердце… Разве не этого она всегда хотела? Быть свободной, самой сильной, самой… А, может быть, ей всегда хотелось всего лишь, чтобы ее любили. Многие и единственные, слабые и сильные, те, кому требуется защита и способные защищать. Дени поцеловала сына и ушла к себе. В ее спальне, несмотря на теплый ветер, проникавший в комнату через большие раскрытые окна, было прохладно. Служанка помогла Дени переодеться в домашнее платье и принесла вина и фруктов. Дени села на кровать и расстелила карту, которую ей оставил лорд Сиворт. Новые земли — это хорошо. Но и в покорном Эссосе оставалось немало нерешенных проблем. Наместники, проводившие ее волю, требовали для себя немыслимых благ, и норовили добрать недостающее самовольными поборами и мздой, покрывая тайных работорговцев. Поставить всюду верных людей, сделать верными тех, кто прежде был неверным… Когда Дейнерис вспоминала, скольких трудов и жертв ей стоила эта борьба, ей становилось нехорошо. А началось все в Пентосе, на ее свадьбе с Дрого. Дени без труда нашла на карте коричневую точку, обозначавшую город. Она вспомнила брата и кхала Дрого. Один продал ее, а другой взял без ее желания. Но она любила обоих. Потом был костер и драконы, сосавшие ее грудь. И Красная пустыня с Кровавой звездой в небе. И Джорах… Они плохо расстались в Миерине. Этот город тоже был отчетливо обозначен на карте. Дени не любила вспоминать его красные стены и пирамиды. Она не любила оглядываться назад. Дени вздохнула, свернула карту и устроилась на кровати между мягких подушек. Может быть, дневной сон ее сморит, и ей приснится море и ветер, и палуба корабля, а не бойцовые ямы Миерина. Дени прикрыла глаза, но тут служанка завозилась в нише у двери. — Что там такое? — Дени приподняла голову. Сола, ее толстая служанка с большими ловкими руками, бухнулась на колени. — Простите, ваше величество, что потревожили вас. Дени досадливо махнула рукой: — Я не спала. Что случилось? — Да Лира, дочка моей сестры, пришла проситься в служанки хоть куда, хоть на кухню, а смотритель ей отказал. Она ко мне зашла поплакаться, да вот, потревожили вас. Простите, ради Владыки Света. — Встань, и прекрати причитать. — Дейенерис встала с кровати и заглянула в темноту коридора. — Лира? Иди-ка сюда. Послышался глубокий вздох, и девушка вышла на свет. — Вот это да! Как же она может быть дочкой твоей сестры? Девушка лет восемнадцати встала рядом с коленопреклоненной Солой потупив голову, но сама падать на колени не стала. — Простите ваше величество, — сказала она с едва заметным акцентом. Скорее всего девушка была уроженкой Летних островов, потому что кожа ее была цвета кофейных зерен. Однако сильно вьющиеся волосы были собраны так, как носили незамужние девушки в Королевской Гавани, и платье на ней было тоже вестеросское: закрытое, скромное и довольно поношенное. — Ох, ваше величество, — ответила Сола, — она доченька моей сестры по вере. Вместе мы молимся пресветлому Рглору и совершаем воссожжения. У нас женская община, мужчин мы не принимаем и считаем друг друга сестрами. Дени покачала головой. Сола была уроженкой Речных земель — дородная, сильная, белокожая и с волосами цвета сухой травы. Она прислуживала еще королеве Серсее и даже ей, говорят, умела угодить. Дейенерис тоже была довольна. — Я и не подозревала, что ты такая набожная, Сола, — сказала она. Потом еще раз посмотрела на темнокожую девушку. — Тебя наверное зовут совсем не Лирой на самом деле? Девушка подняла глаза и Дени удивилась тому, какие они глубокие и красивые. И они напомнили о ее маленькой служанке Миссандее, которая отдала жизнь за свою госпожу, но не предала ее. — Нет, ваше величество. Моя мать была с Летних островов, а меня родила уже здесь, в Королевской гавани и звала меня Лирой с рождения. — Хорошо. Теперь скажи мне, какого места ты ищешь и что умеешь делать. — Все умею, ваше величество. Умею стирать, шить, штопать, умею гладить высохшее на камнях и деревянными брусками, умею прибираться и… Я готова на любую работу, чтобы прокормить мою деточку! — в голосе девушки зазвенело отчаяние. — У тебя есть ребенок? А отца ты, конечно, не знаешь? Девушка кивнула. — А почему, раз ты такая умелая, тебя не взял на работу господин смотритель? Лира переглянулась с Солой так, что Дейенерис поняла, что дело не тут не простое. — Ну? Говори мне правду, ложь всегда всплывает. Девушка прикусила губу, словно и в самом деле собиралась солгать, но потом вздохнув, ответила тихо: — Я работала в веселом доме, госпожа. Прижила там дитя, Рглору одному известно, от которого отца. Но я люблю мою девочку! — Тут Лира подняла голову и посмотрела королеве прямо в глаза. — И не позволю называть ее дочерью шлюхи. Дейенерис не удивилась. Таких историй — тысячи только в Королевской Гавани. Обычная женская доля: сначала тебя используют, как вещь, а потом винят за грехи. И ее, Королеву Драконов, бывало, называли шлюхой. К примеру тогда, когда она любила славного тирошийского капитана Даарио Нахариса. Пусть и он сам своим бахвальством и несдержанностью, отчасти поспособствовал таким слухам, но Дени все равно при воспоминании о его синих волосах и золоченых усах невольно улыбнулась. — Я возьму тебя до дня святого Урии в помощь Соле с половинной платой. Посмотрим чего ты стоишь. Тут уж и смуглянка упала на колени и принялась наперебой со своей «теткой» благодарить ее, норовя поцеловать подол платья. Когда они успокоились и ушли, Дени наконец вытянулась на кровати. Но теперь и сон уже отлетел от нее, и вспоминать прошлое стало тошно. Она поднялась и приказала принести ей жемчужно-серое шерстяное платье для прогулок. — Прикажи оседлать мне лошадь и позови сира Гарольда Дейна, — сказала она, когда сияющая Сола зашнуровала на ней корсет и расправила складки на юбке. Сола убежала, а Дени подозвала к себе Лиру. — Ты умеешь делать прически? На секунду та испуганно вытаращила глаза: — Не королевские, ваше величество. — Ничего. Просто расчеши мне волосы и сколи пряди сзади заколкой с аметистом. На шею надену вот этот серебряный медальон с таким же камнем. Его мой муж-император подарил мне на рождение нашего сына. Лира кивнула и довольно ловко принялась расчесывать серебристые волосы Дейенерис. Я все еще красива, — думала Дени глядя на свое отражение в зеркале. — Я все еще достойна восхищения не только как разрушительница оков, но и как… женщина. Рыцари и придворные могут лгать, чтобы извлечь выгоду из ее благосклонности, но зеркало не солжет. И кое-кто еще — Дени вспомнила слова Джораха о портрете, и их разговор потом… — В каком доме ты работала? — спросила она Лиру, чтобы отвлечь себя от этих мыслей. — На Шелковой улице. До войны им заправляла моя тетка… Кровная тетка. — Лира замялась, осторожно водя щеткой по волосам Дени. — Она не хотела брать меня к себе. Это на Летних островах ремесло удовольствий считается даже почетным. Но не тут. Но мой отец, зеленщик, разорился, и нам нечего было есть… Вот тут поднять выше, ваше величество? — спросила она, держа волосы тонкими темными пальцами. — Да, и сплети их покрепче, чтобы не растрепались, когда я поеду верхом. Ты ушла оттуда, когда родила ребенка? — Как затяжелела, ваше величество. Тетка закрыла заведение во время войны и уехала обратно на Летние острова. В том доме теперь гостиница… *** На набережной шумели. Народу набралось столько, что даже вооруженный рыцарь на коне не сразу проберется к цели. Казалось, вся Королевская гавань собралась тут, молодые скромницы и старые шлюхи, нищие оборванцы и сыновья богатых отцов, даже матери семейств стояли, прижимая одного малыша к большой теплой груди, а другого едва удерживая за ворот рубашонки. Так бы и вырвался он, так бы и упал на четвереньки и пробрался между босых и обутых ног к самой кромке воды — там-то уж нашел бы как удержаться, а все бы разглядел в подробностях и новенький корабль, сверкающий черно-коричневыми боками и бронзовыми звездами на бортах. Тело корабля было изогнутым, как лебедь, завлекающий самку поднятыми крыльями и распушенным хвостом. Корма возвышалась над причалом, словно дом. — Ух и потопнет эта махина, — переговаривались в толпе. — Ничего не потопнет. На таких кораблях летние люди плавают, это все знают. Джорах невольно усмехнулся, услышав старую дотракийскую присказку. Они с Тумусом пробирались через толпу на другую сторону площади, к ростовщику, у которого Джорах занял денег на подарок для принца. Чем ближе к кораблю, тем люди стояли плотнее и пройти было труднее. У самой кромки воды был устроен небольшой помост, на котором Джорах и Тумус увидели лорда Сиворта. В красивом черном бархатном дублете с богатой серебряной отделкой и в форменном плаще Королевского флота. Он увидел дозорных и приветственно дотронулся до берета. Они поклонились тоже. Рядом с Сивортом на помосте сидел писец, который записывал кандидатов в матросы на новом корабле. Тумус толкнул локтем в бок щупленького мальчишку в фартуке скорняжного подмастерья, и спросил: — Что, сколько там сулят за плаванье? Мальчишка сначала испуганно присел, но потом, облизав пересохшие от волнения губы, запальчиво сообщил: — Говорят, триста золотых драконов дают сразу тем, кого отберут. И еще доля в прибылях, ежели чего добудут. Да только отбирают больно строго. Спрашивают чего умеешь и где служил, больше бывалых моряков берут. И по крепости здоровья еще тоже смотрят. Мейстер отбирает! Мормонт дернул брата за локоть: — Пойдем-ка, нечего тут глазеть зря, да еще людей отвлекать от дела. Тумус посмотрел на него отчаянным взглядом: — Я это… Ты это… — Что? — Я только посмотрю, правда. Только посмотрю! И корабль-то такой невиданный. Три мачты, парусов одних десяток… Как они на такое народ-то наберут? Любопытно ж… Джорах покачал головой, но ответить не успел — толпа раздалась, их с Тумусом потеснили. „Дорогу королеве!” — услышали они, и через мгновение в образовавшийся проход въехала Дейенерис в сопровождении Гарольда Дейна и тщедушного лорда Рэтфорда. Дейнерис сидела на белой кобыле с бледно-серыми „яблоками” на крупе. Ее платье из серой блестящей шерсти, закрытое и чем-то походившее на мужской костюм, только подчеркивало ее женственность, бледную, тонкую красоту Таргариенов. Волосы были крепко сколоты сзади и развевались серебряным шлейфом. — Как идут дела, капитан Сиворт? — спросила Дейенерис громко, осадив играющую под ней лошадь. — Хорошо, ваше величество. — Сиворт почтительно склонился перед королевой, — Много желающих. Дейенерис удовлетворенно кивнула, развернула лошадь и едва не наехала на застывшего Мормонта. — Сир Джорах? Ты здесь? Джорах тоже поклонился. — Я направлялся по делам на Медную улицу, ваше величество. — Что у тебя там за дела? Срочные? А я собираюсь посмотреть как идут приготовления к турниру, хотя и не особенно разбираюсь в этом. Дени остановила свою лошадку рядом с Мормонтом и тот успокаивающе погладил изящную морду с раздувающимися ноздрями. — Сир Дейн сопровождает меня и, надеюсь, подскажет мне что и как. Дейн на вороном коренастом жеребце тоже остановился рядом и посмотрел на Мормонта, презрительно кривя губы. "Не зря его зовут Темной Звездой, — подумал Джорах. — Как только они додумались сделать такого человека первым рыцарем. Цареубийца и тот был бы надежнее…" — Сир Джорах не меньше моего знает о турнирах, ваше величество. Всем памятна его блестящая победа на турнире в Ланниспорте. — проговорил сир Гарольд, медленно цедя слова. Джорах нахмурился. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас рассказывать Дени о турнире в Ланниспорте. Но Дени напротив выглядела очень воодушевленной этим замечанием. — О, это так интересно. Поедемте с нами, сир Джорах. — К сожалению, я не верхом, ваше величество. Но тут тихий лорд Рэтфорд на каурой смирной лошадке встрял в разговор: — Если вашему величеству будет угодно, я могу одолжить свою лошадь брату Мормонту. Сам я, если позволите, крайне заинтересовался новым кораблем и хотел бы его осмотреть. Он ловко спешился и с мягкой улыбкой подал поводья Джораху. — Выражаю вам благодарность и за ваше великодушие и за интерес к готовящемуся плаванью, лорд Рэтфорд. — сказала королева в то время как Джорах садился на коня. Пока они ехали к полю, на котором готовился турнир, Дейенерис то и дело обращалась к нему, а он отвечал кратко и невпопад. В последний раз, когда они виделись, он не сдержался и едва не поцеловал ее. И теперь не знал, как себя вести и как смотреть королеве в глаза. Тем более, что Дейн не отставал, хотя и держался, как и положено рыцарю Королевской Гвардии, слегка поодаль. На ристалище все было почти готово. Только высокие трибуны, заново выстроенные из крепкого дерева, пока еще не были устланы коврами, и штандарты рыцарей-участников не развевались на ветру. Они спешились, и сир Дейн повел лошадей к коновязи. — Я люблю турниры, сир Джорах, — сказала Дени и пошла к трибуне. — Собираются лучшие рыцари королевства. На турнир в честь рождения принца приезжали даже бойцы из Миерина и Волантиса. И в этот раз будет много разных рыцарей. Вот здесь, — Дени забралась на самый верх и обернулась к Джораху, который оставался внизу, — поставят кресло для меня и императора. — А вот тут, — Дени перебежала чуть вниз к общей скамье, — будешь сидеть ты, сир. Джорах рассмеялся. — Нет, ваше величество. Он подошел к Дени, взял ее за руку и повел вниз. Они прошли мимо трибун к самому краю ристалища. Джорах наклонился и пролез под барьером. Дени осталась стоять напротив него. — Вот тут, среди простонародья, будем стоять мы с братом Тумусом, ваше величество, и смотреть на то, как благородные рыцари сражаются за честь дам. Дени посмотрела на королевскую трибуну. Она была так далеко… — Я прикажу, и вам дадут место на трибуне. — И лишат места кого-то из важных придворных? Ответить Дени не успела, потому что к ним подошел сир Дейн. Он осведомился, довольна ли королева приготовлениями. Она ответила, что весьма довольна. — Дважды победитель турнира называл меня королевой любви и красоты. — сказала Дени и пошла вдоль барьера, проводя по дереву нежными пальцами. — В первый мой год в Вестеросе, еще до замужества. Турнир был маленький, но красивый. И это были вы, сир Дейн. Победа была великолепной, и я была счастлива. Во-второй раз, еще через год. И победителем был сир Гарлан Тиррел. Он отдал мне цветочную корону, взамен получив прощение для всех родственников. Я думала, что на турнире в честь рождения сына заслужу свой третий раз, но победил сир Освальд Карстарк. Он короновал молодую леди Тоннел из Долины и вскоре женился на ней. Сир Гарольд следовал за королевой, а Джорах отстал. Она остановилась и обернулась к нему: — А вы, сир Джорах? Вы бы добыли для меня цветочную корону? Джорах сделал пару шагов и остановился, не зная, что ответить. — Сир Джорах брат Ночного дозора, ваше величество, — сказал за него сир Гарольд. — Кроме того, его. . кхм… я не думаю, что высокие судьи… Джорах почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. — Сир Гарольд хочет сказать, ваше величество, что я не достоин участия в турнире. Что ж, может и так. На моем лице клеймо раба, и доказать, что я свободный человек в четвертом колене, как это полагается, мне будет затруднительно. Дейенерис закусила губу. — Но если вы позволите… Если бы я был не я, а лучший рыцарь в этом королевстве, самый благородный и незапятнанный, я бы почел за честь попросить у вас ленту, чтобы носить ее на турнире и завоевать для вас корону королевы любви и красоты. Он замолчал, чувствуя неловкость. — Сир Гарольд, — сказала Дени тихо, — приведите мою лошадь. Дейн поклонился и, не торопясь, пошел к коновязи. — Помните, сир, — спросила Дени, когда сир Гарольд отошел достаточно далеко, — как вы однажды поклялись говорить мне только правду? — Помню. — Раз так, то скажите мне откровенно, любите ли вы меня теперь, как любили когда-то? Он посмотрел в ее глаза. — Отвечайте, сир Джорах, — приказала Дени тихо, но настойчиво. Это было похоже на прыжок со скалы. В его детские годы, которые он проводил скорее, как сын рыбака, чем как сын лорда, была такая скала. Самая высокая на острове. Её называли скалой отчаяния. Кто-то говорил, что с нее в море бросаются отчаявшиеся жить, но все ребята утверждали, что так поступают только отчаянные смельчаки. Если ты не прыгнул со скалы, разбежавшись, как можно сильнее оттолкнувшись ногами, чтобы упасть в глубокую шипящую воду, а не на острые камни, то никто не признает тебя ни воином, ни лордом. Но прыгать со скалы все равно было страшно. Злой ветер ел глаза и живот подводило, когда ты стоял наверху совсем один. То мгновение, в которое ты делал первый шаг к обрыву, разделяло твою жизнь на до и после, словно нож охотника, снимающий шкуру с волка. И ты не мог точно сказать — отчаянный страх или отчаянная храбрость толкает тебя на прыжок. — Я люблю вас теперь совсем не так, как когда-то, Дейенерис. — ответил он наконец. — Теперь моя любовь стала крепче и горше, как выдержанное вино. Я ошибся, приехав в Королевскую гавань и прошу вас простить меня за это… Он осекся, видя, что сир Дейн подводит Дейенерис ее кобылку. Дени молча отвела от него взгляд, и заговорила только перед тем, как тронуть поводья лошади и уехать. — Знайте, сир Джорах, что если бы вы захотели участвовать в этом турнире, то я с радостью вручила бы вам свою ленту и не сомневалась бы в вашем успехе. Глядя ей вслед, Джорах понял, что упал прямо на острые скалы.