Любовь и дальние страны

Перед турниром Королевская Гавань наполнилась народом, как Мандер водами от талых снегов, так что едва не выплескивалось через край. На турнирном поле разбили свои палатки не только приехавшие для участия в поединках рыцари и знатные зрители, но и торговцы со всего света, предлагавшие лучшие товары, артисты, циркачи и музыканты, веселые женщины разного сорта и заимодавцы, чтобы тут же пополнять пустеющие кошельки знатной публики. Накануне герольды объезжали город и выкрикивали имена знатных и прославленных рыцарей, заявивших о своем участии в турнире, а трактирщики и менялы принимали ставки. Джорах жалел, что не уехал из Королевской Гавани до турнира, жалел о том, что сказал Дейенерис на ристалище, жалел, что вообще приехал сюда. Он успокаивал себя тем, что сразу после награждения победителя, они соберут свой обоз и покинут столицу. Возможно, я никогда больше не увижу её, — думал Джорах с горечью. Хотя Дейенерис много раз собиралась посетить Север и Стену, как древние короли, за прошедшие годы подходящего времени у нее так и не нашлось. В Королевской Гавани у него оставалось еще одно нерешенное дело. С ним он пришел к Бурому Бену. Правда, без особенной надежды на успех. — Больше мне не у кого просить, — сказал он, видя сомнение в глаза старого капитана Золотых Плащей. Тот улыбнулся, отчего вокруг его глаз собрались глубокие лучистые морщины. — Королева тебе не отказала бы… Джорах поморщился. Пламм, конечно, был прав. Но просить у Дейенерис денег, чтобы вернуть долг ростовщику за подарок для ее сына было слишком унизительно даже для него. — Не буду у нее просить. — Джорах нахмурился. — Скажи прямо, дашь мне денег или нет. — Сумма не маленькая… — Отвечай! — Ты просишь или хочешь меня ограбить? — Пламм воздел руки к небесам, демонстрируя возмущение. Понятно, что для пользы дела Джораху стоило бы быть повежливее. Пламм на этот раз пригласил его в свои жилые покои. Роскошь здесь не бросалась в глаза, но Джорах видел, что и гобелены на стенах лучшей работы и мирийские покрывала на мебели, и пиво, которое они пили, было отменное. Почти наверняка Пламм без труда может одолжить ему нужную сумму. Если захочет. — Прошу, — сказал Джорах угрюмо. — Это долг, который мне надо вернуть до отъезда. Я не могу взять из денег Дозора. Потом перешлю тебе с верным человеком, но ростовщик ждать не станет, долг только вырастет и… Пламм недоверчиво покачал головой, поцокал языком и подлил пива себе в кружку. Джорах решил, что нужно дать ему время подумать. Они выпили молча, а потом Пламм сказал: — Ты знаешь про турнир? — Да. Мы останемся до него, а потом уедем. Не очень хорошее решение — тащиться с обозом по запруженным дорогам, но такова была воля королевы. — А ты ей нравишься! — Пламм вдруг озорно подмигнул. — Эти шутки перестали быть смешными еще на той стороне Узкого моря, Бен. — Да я и не шучу. Но послушай-ка: на турнире будут делать ставки. Выйди бойцом, я сделаю ставку, а прибыль поделим пополам. Как раз расплатишься с долгом. — Ты продолжаешь смеяться надо мной? Мне почти пятьдесят и я не дрался на турнирах больше десяти лет. Да и тогда… — Ты был неплохим бойцом. — Пустой разговор, — Джорах поставил стакан на стол и поднялся, но уйти не успел — Пламм удержал его за локоть. — Ладно, стой. Я знаю, что ты не в лучшей форме, и тебе не победить. Но сколько-то ты продержишься. Достаточно для того, чтобы тебя восприняли всерьез. И тогда я поставлю против тебя. Ты проиграешь. Деньги пополам. Джорах вдруг вспомнил, как Дейенерис совсем недавно сказала, что если бы он участвовал в турнире… Он не мог, просто не мог согласиться на предложенный Пламмом обман. *** Едва утренние, румяные и робкие, словно девственная невеста, лучи солнца коснулись башен Красного Замка, на ристалище начала стекаться знатная публика. Счастливцы из числа приближенных к королевскому двору, занимали места на устланных коврами скамьях трибун под матерчатым плотным навесом. Оруженосцы рыцарей, заявивших о своем участии в турнире, сбились с ног, облачая своих господ в начищенные латы. Счастливцем считался тот, кого посылали с выражением почтительности или восхищения к какой-нибудь знатной даме. — Сир Уоллес, — говорил тринадцатилетний светловолосый и зеленоглазый мальчик, одетый в бархатный дублет и такие же бриджи, — выражает вам, леди Роланна, свое нижайшее почтение и уверяет вас в своей глубокой преданности. И просит у вас ленту, чтобы сражаться за ваш благосклонный взгляд. Мальчик склонялся почтительно, но леди Роланна, румяная и кудрявая молодая красавица, видела в его глазах озорные искры. Она довольно улыбалась и думала, что будь сир Уоллес не огромным увальнем, получившим рыцарское звание только за существенный вклад в казну, а таким же золотоволосым и прекрасным, как его оруженосец, она оторвала бы ленту от своего платья без малейшего колебания. — Сожалею, — отвечала леди Роланна. — Но я обещала мой знак отличия сиру Дикону Тарли. Юный оруженосец вздыхал и выражал глубокую печаль, хотя вовсе не выглядел огорченным. Его толстый господин послал его к прекрасной Роланне без особой надежды. Теперь он привяжет на плечо ленту кривобокой леди Марей Краккехол, а после турнира, даже если его выбьют из седла в первой же схватке, сделает предложение и получит согласие. Солнце уже взошло порядком, когда императорский кортеж приблизился к ристалищу и герольды затрубили в рога. Джорах надевал доспехи, игнорируя суетящегося вокруг Тумуса. Всю свою жизнь я обходился без оруженосца, — думал он, глядя на взлохмаченные рыжие волосы и лихорадочно блестящие глаза брата Ночного дозора. — И вот на старости лет угораздило… На самом деле угораздило его задолго до этого турнира. И совсем не в обретении неумелого помощника. Дело было в том, что он почти не помнил рыцарей, с которыми когда-то сражался на турнирах. И, уж конечно, не мог упомнить всех воинов, с которыми вступал в единоборство в многочисленных сражениях и стычках. Но он очень хорошо помнил дотракийцев, от которых с мечом в руках защищал Дейенерис после смерти кхала. Именно про Крото он сказал ей позже «Я убивал ради вас», потому что это не так уж легко — вонзить меч в живот человека, с которым ехал рядом по степи долгие месяцы. Потом Джорах убивал ради Дейенерис еще и еще, но ни разу не сражался для нее на потешном турнире затупленным оружием. Ради нее… Джорах отогнал эту мысль подальше. Он вообще-то участвует в этой глупости ради денег Бурого Бена. Они договорились, что когда Бен, который будет сидеть в самом низу большой трибуны, примется неистово чесать свой крупный нос, это будет означать, что ставки распределились как надо и следующему сопернику Джорах должен будет проиграть. Это всего лишь представление, что-то вроде потешного поединка на собаке и свинье, — невесело думал он. И все-таки воспоминания о прошлом, глаза Тумуса, горящие неподдельным восторгом, а так же то, что Дейенерис будет сидеть на трибуне, все это вместе заставляло его сердце биться чаще. Вопреки опасениям, его имя в лист участников занесли без колебаний, хотя сир Гарольд Дейн, как рыцарь-распорядитель турнира, посмотрел на него недобрым взглядом. Когда герольды затрубили в рога, возвещая прибытие императора и императрицы, Тумус подал ему шлем и грустно сказал, глядя на простой узкий щит безо всякого рисунка, который доставили от Бурого Бена: — Жаль, что времени совсем не осталось. Вот бы вчера, так можно было бы снести мастеру намалевать на нем медведя. — Нет уж, — возразил Джорах, — хорошо, что на нем нет родового знака. Пойдем, поможешь мне сесть в седло. Распорядитель сейчас будет выкликать записавшихся рыцарей, и надо будет выехать на поле, когда настанет мой черед. *** Восходя по крутым ступеням на самый верх трибуны, Дейенерис оглядывалась вокруг, благосклонно кивала придворным и чувствовала, как сердце наполняется восторгом от предвкушения праздника. Проведя детство в изгнании, юность в кровавых битвах, полных горя, она так и не привыкла к такому. К яркому голубому небу над тысячью разноцветных штандартов, к ограждениям, оплетенным шелковыми лентами всех цветов радуги и цветочными гирляндами. К восторженной толпе зрителей, взгляды которых сейчас были устремлены на нее. Она села в предназначенное для нее кресло и еще раз оглядела ристалище, шатры и трибуны радостным взором. — Уф, день только начался, а уже жарко, — проворчал Тирион в соседнем кресле. — Подайте мятной воды и фруктов, — приказала Дени. Хотя сама она ничуть не устала, Тирион поднимался по ступеньками трибуны не без труда, и потому настроение у него испортилось. — Воду? Ну уж нет. Мне — борского золотого со льдом. — День еще только начался, — мягко возразила ему Дейенерис, — я собираюсь делать ставки против вас, дорогой супруг, так что советую вам сохранить ясную голову. Тирион кривовато улыбнулся, но все-таки остановил слугу, уже собиравшегося налить ему вина в бокал. — Пусть будет мятная вода. Подчиняюсь воле моей супруги-королевы. — Вот и хорошо, — согласилась Дени. — Борским золотым отметите победу вашей ставки. — Я собираюсь поставить на сира Дикона Тарли, а вы? — Вообще-то я тоже собиралась ставить на него, — Дени тихо рассмеялась, прикрыв рот рукой. Но уступлю вам сегодня. Слишком хороший день, чтобы ссориться. — Все хорошие дни прямо таки созданы для ссор, поверьте мне! — воскликнул Тирион и отсалютовал ей бокалом с водой. Сир Гарольд Дейн с герольдами, державшими королевские штандарты с львом и драконом, выехали в центр поля. Зазвучали барабаны, затрубили рога, призывая публику к вниманию. Сир Гарольд объявил о порядке турнира, напомнил рыцарям об их клятвах и во имя Пресветлого Рглора и Семерых, попросил Императрицу Вестероса и Земель за Узким Морем, прекраснейшую из дам, объявить о начале турнира. Дейенерис поднялась со своего места, опять чувствуя на себе взгляды тысяч глаз, вытащила приготовленный заранее белоснежный платок и взмахнула им, открывая турнир. Поле задрожало от рукоплесканий и восторженных криков. Дени опустилась на свое место. Может быть, высокое чистое небо, яркое от прозрачного солнечного света, было причиной ее счастья. А может быть, всеобщий восторг захватил ее настолько, что она почувствовала слезы, набегавшие на глаза. Сир Гарольд начал зачитывать имена рыцарей, заявивших о своем участии, и те, под громкие или не слишком, крики толпы, выезжали на ристалище и кланялись Императору и Императрице. Сир Дикон Тарли был явно в фаворе у публики. Ставки на его победу делались самые крупные. Его броня была скромной на вид, но ни для кого не было секретом, как он искусен в бою. Несмотря на молодость, он был суров, словно копия своего отца Рендилла. То, что на его шлеме развевалась алая лента, подаренная ему прекрасной Роланной Хайтауэр, только добавляло его облику суровой красоты. Следом за ним на поле выехал еще молодой и очень красивый племянник Императора, сир Мартин Ланнистер, недавно торжественно посвященный в рыцари в Септе Бейлора и уже успевший покорить сердца доброй половины прекрасных дев Красной Гавани. Его лицо, доспехи и плащ сияли золотом. После того, как он представился королеве и публике, он спешился и легко взбежал по трибуне на самый верх. Дени подумала, что он хочет попросить ее ленту и почувствовала, как екнуло ее сердце, когда, поклонившись ей, рыцарь обратился с этой просьбой к принцессе Арианне Мартелл. — Идиот, — пробурчал себе под нос Тирион, наблюдая, как Арианна, тряхнув тяжелыми кудрями, подает юному рыцарю ленту, цвета вечерней зари. — Вы ревнуете? — тихо спросила его Дени. — Вовсе нет, моя дорогая, — ответил тот, — мальчик слишком юн и глуп для Арианны. Просто её лента очень уж вульгарно смотрится на его золоте. На его месте я бы попросил ленту у вас. Дени досадливо закусила губу. Тирион был прав, её темно-сливовое платье было украшено лентами цвета лаванды. Несколько на разрезных рукавах специально были едва прихвачены нитями, чтобы легко было оторвать и подарить рыцарю. Молодые девушки из семей не слишком знатных так и делали — сами дарили ленты, и некоторые рыцари уже щеголяли целыми разноцветными пучками на своих шлемах. Королеве же такое поведение не пристало… — Сир Джорах Мормонт, — выкрикнули на поле. — Ого! — воскликнул Тирион. — Экий подснежник! — Почему «подснежник»? — спросила Дени. Мормонт выехал на поле в черных стальных доспехах без знаков и не слишком изящно поклонился ей и Тириону. — Да потому что только весна и могла заставить старого медведя снова плясать на этой ярмарке. Дени решила ничего не отвечать. Вместо этого, она кивнула Мормонту и даже, как бы невзначай, потянулась рукой к ленте на своем левом рукаве. Но он, кажется, ничего не заметил, и просто уехал с поля. — Будете ставить на него? — спросил Тирион. — Я бы не советовал. Он, конечно, когда-то был весьма свиреп… — Оставьте, — сказала Дени слишком резко. Может быть, он и стар для турниров, — думала она, — но и я сижу тут с целехонькими рукавами. Быть может, я тоже уже стара для турниров… и для любви… Объявили первую схватку. Поле перед трибунами было разделено тремя барьерами, так что одновременно могло происходить сразу три боя. Сир Дафин Венс из Антранты вызвал сира Тарли, сир Робин Ригер высокого и худого, как корабельное весло, сира Брендана Толхарта, а сир Джон Фоссовей ткнул своим копьем в яркий щит лорда Термона Гаргаллена. Дейенерис поставила десять драконов на Тарли, хотя сир Дафин был выше и массивнее. Но он слишком быстро пустил своего коня, его копье дрогнуло, а копье Тарли — нет. И тяжелый рыцарь в стальных изукрашенных эмалью доспехах вылетел из седла, словно поддетая ножом устрица из своей раковины. Азарт захватил Дени. К ней снова вернулось утреннее воодушевление. Она делала ставки, хлопала в ладоши победителям, смеялась грубоватым шуткам Тириона. Во время перерыва, она приказала подать вина и выпила полчарки сладкого дорнийского. Принцесса Арианна указала ей на рыцарей, готовящихся к новой схватке. Среди них был молодой Ланнистер, в своих золотых доспехах. Он не взял других лент, кроме ленты дорнийской принцессы, и когда она послала ему воздушный поцелуй, залился краской по самые корни волос. — Вы разобьете мальчику сердце, — сказала ей Дейенерис. — Возможно, — рассмеялась Арианна, — он молод и рана быстро затянется. — А может быть, он будет любить вас всю жизнь… — Вы верите в такую любовь? Про которую поют в песнях? Дейенерис не ответила. Вместо этого она снова посмотрела на краснеющего юного Ланнистера и других рыцарей, выезжающих к барьерам. Мормонт тоже был там. Дени отхлебнула еще вина и поднялась со своего места. Что ж, она обещала ему ленту, значит отдаст ее. Она быстро спустилась по лестнице, на ходу кивая кланяющимся придворным. Внизу ее окружила радостная толпа купеческих дочек, девиц из домов попроще, которые размахивали лентами и громко выкрикивали имена полюбившихся бойцов. Перед ней расступались, и она беспрепятственно подошла к рыцарям. Королеву радостно приветствовали, а сир Эндрю Дальт с лимонами на щите даже осмелился попросить ее ленту в дополнение к уже имевшимся у него трем другим. Дени отнеслась к его просьбе благосклонно и оторвала одну ленту с левого рукава. Она не могла видеть, но надеялась, что Джорах наблюдает за этим и поймет, что и ему не стоит робеть. Наконец она подошла к нему. Он поспешно снял с головы круглый шлем, который уже надел для боя. — Вы все-таки решили принять участие в турнире, сир Джорах? Я верю, что вас ждет успех. — Благодарю вас, ваше величество, — сказал он. Он выглядит подавленно, — подумала Дени. Разве с таким настроением выезжают на ристалище? И он так и не попросил у нее ленту. Она сама оторвала ее, без его просьбы. — Спуститесь с коня, сир Джорах, — приказала она ему. — Раз уж я обещала вам ленту, то хочу сама повязать ее вам на руку. Он повиновался. — Я не смел напомнить… — сказал он тихо, бледный как полотно, глядя как она оборачивает его плечо лавандовым шелком. — Сразитесь храбро за мою честь, — ответила она ему в тон, и подняла взгляд на его лицо. И что-то в его взгляде, чего она никогда не замечала раньше, смутило ее.