Илиас

— Твою же налево, ну ты соображай хоть немного, взрослая же девка! — тетка Викки, ворвавшись в вагончик, выдернула громким голосом Аристина из дремы воспоминаний, за ней спешила совершенно красная Марта и Самир. — Он у тебя помрет, и слова не скажет. «Не жалуется!» И не пожалуется! Так, Сам, живо огонь и воду принеси, что у нас согрелась, а ты, дева, мне тут, помогать. Ну, страдалец, — тетка Викки добралась и до Аристина, — чего молчишь, люди догадываться должны? Чего болит? Все, от тетки Викки не отделаешься, а ведь он мог просто поспать, и все прошло бы, как обычно. Лучше ответить. — Под ребрами тянет и ноги. Не беспокойтесь, я отлежусь. Не первый раз, — вежливость Илиас он никуда не денет. — Последний у тебя скоро будет! — рявкнула тетка. — Ну-ка, ты, Марта, сестренке помоги перебраться куда-нибудь, нам тут место надо. А ты, немочь, раздевайся. Чего заалел? Что я там не видела, за пятьдесят лет-то? А уж у тебя еще и смотреть нечего. Все снимай! — Зачем? — Аристин все еще не понимал, зачем столько шума и возни около него, Марта носится как угорелая, даже Анника какие-то тряпки тащит. Аристин кое-как стащил с себя одежду: джинсы, свитер, белье и носки, постаравшись, чтобы последние были незаметны никому — таким носками лучше не гордиться. — Ложись на живот, — скомандовала тетка, не обращая внимания на сопротивление. Как на живот, на него невозможно лечь, болит все. — На живот, сказано. — Ари! — откуда-то высунулся Самир, да еще и голос такой, словно чудо увидел. — Это и есть, Знак Илиас? Да, тебе и бумаги не нужны, точно уж. А можно, дотронуться? Я одним пальцем! Татуировка. А он уже давно привык к ней, хотя раньше разглядывал перед зеркалом, только-только, когда нанесли, стоял часами. Таинственное «ожерелье» Илиас. В круге прихотливой узорной вязи, где сплетались змеи, знаки, птицы и звери, что шла по груди, плечам и спине Аристина, можно было прочитать о нем все. Все Десять родов, что давали клятву государю Хольгеру около пятисот лет назад, носили знаки, у всех разные, но суть одна — клятва и род написаны на теле каждого мужчины, не забудет никто. Альмар носили на груди сплетенных морских драконов, Бекан — рисовали волков по углам треугольника, Финнгейр так вообще изображали странных пляшущих человечков в масках — и так остальные фамилии, Илиас же носили «ожерелья». Общую канву рисунка и шифров знаков подделать невозможно: мужчины Десяти запоминают их намертво, заучивают так, что выбить невозможно ничем, и никто не оставляет эскизов на бумаге или в памяти машин — только записывают шифр в родовых книгах. Но подделка будет видна сразу, если есть хоть один нечитаемый знак. За то, что самозванец решался сделать татуировки Десяти родов казнили лютой смертью. В «Ожерелье» Аристина, которое ему делал даже не отец, а дед — что было большой честью — лучше, чем в любом документе было написано, кто таков Аристин Илиас, где он родился, в каком году, какой по счету сын в семье, кто были его родители, какой он ветви рода, и его старшинство перед другими, и многое другое, что было важно только для Илиас. На следующий день, после его шестнадцатилетия, он стоял в приемном зале дедовского особняка, перед всеми мужчинами рода: мужьями теток, дядьями, братьями деда и отца, двоюродными братьями, говорил слова клятвы Илиас, и дед назвал его третьим по старшинству в роду. Сначала Ингер Илиас, потом Дитер Илиас, а затем Аристин Илиас. Отныне он должен участвовать во всех советах, общих делах семьи и он больше не ребенок, он взрослый мужчина. Только для своего отца он всегда будет ребенком, любимым сыном. Каким тогда незыблемым казался этот порядок, а потом все рухнуло, разлетелось вдребезги. — Нельзя! — вместо Аристина ответила тетка Викки. — В твои годы девок надо лапать, а не парней. А тут вообще, не пойми чего, кости да кожа. Давай воду сюда. Аристин наблюдал за теткой, за приготовлениями. Чего они делать с ним собрались? Он мылся недавно, и уж тем более не на постели моются. Сушить потом замучаешься, а на улице холодно еще, но тетка Викки скатала странный валик из тряпья, которое взялось неизвестно откуда, намочила его в воде и… — Ай! — шепнул Аристин, а если бы мог, закричал, так было больно. Валиком со всей своей немаленькой силы здоровая тетка Викки возила ему по спине, разминая его словно тесто, щипала кожу и нажимала на позвоночник. — Вот тебе и «ай», говорили же тебе, не ходи — нет, не слушаем людей. Вот и получи, надсаду-то. У нас так это называют. Все, раз под ребрами ноет, и живот тянет — так она самая. Это, шурин мой, кирпич таскал, когда дом строили, так потом воем выл, зато торопился, побыстрее все, да побыстрее. Вот и вышло побыстрее. Все потом пожгли, бандиты поганые. Ну, потерпи, пройдет скоро. А холодный-то ты какой… — тетка Викки говорила и говорила, и боль вправду стала меньше досаждать. — Ну, теперь переворачивайся, еще немного и все. Было странно лежать совсем голым перед чужим, в сущности, ему человеком, да еще и женщиной. И Марта видит и Анника и Самир, ну сестры ладно, за полтора года они друг друга, как только не видели, и по нужде приходилось на глазах друг у дружки ходить, и чего только не было, пока скитались. И все равно, стыдно. — Опять раскраснелся, ну как девка! — рассмеялась тетка Викки. — Ты куренка синего щипаного в маркете в холодильнике видел? Вот точно ты. А думаю, не случись всей этой свистопляски, ты бы копия отец был. Уж на лицо точно — он, в молодости-то. — А вы видели моего отца? — удивился даже сквозь боль Аристин. Откуда? Даленский аристократ и крестьянка из глубинки, как могло?! — Да кто его не видел, про вас же, Десятку, все писали и писали. Светская хроника, ишь: кто на ком женился, куда поехал и кого, кем назначили. А уж Дитера-то как позабыть, ох и мужчина был — красавец, а волосы какие, а уж в мундире, когда фотографию покажут, так хоть на своих-то мужиков не гляди. Да и дед твой тоже статный, родова у вас, видать, такая. У нас Дитера все бабы обсуждали, фотографии смотрели, когда его назначили, на каком приеме был, и даже про свадьбу печатали. Мать у тебя тоже красавицей была. Эх, вона как повернулось, и кто б мне сказал, что их сына тут мять буду. Хотя ты меня, дуру, тоже меньше слушай, лучше б и не было того, ничего б не было — жили себе и жили, не хуже всех. Я тебе одно скажу, я тут гляжу на некоторых, и думаю, — тетка Викки наклонилась, оглянулась, чтобы ни Марты рядом не было, ни Самира, а Аннике все равно, шепнула только Аристину, — отец твой верно свое дело делал, жаль только, что не успел до конца доделать. Хороший человек был, и ты в него, видать. — Ну, давай все сюда, — тетка снова принялась гонять Марту, забрала у нее одеяла, — сейчас я его заверну, как следует, чтобы согрелся, водички чуть дам и пусть спит, а ты бери сестренку, чего там еще надо, обед сготовишь, а мне с тобой потолковать надо. А тут чтобы тихо было, не шастать. Идем, дева, идем. *** — Ты, мне, Марта, скажи, — Викки забрала у девочки банку, достала консервный нож, — что вы без брата делать будете? Вдвоем останетесь, куда пойдете? Марта не понимала, какой странный вопрос — что они будут делать без Ари? А куда денется Ари? Он был всегда, старший брат, сколько она себя помнила, папин любимчик. В детстве он не брал ее в свои игры, потому что она девчонка, ворчал, если ему приходилось с ней возиться, но возился, в школе она гордилась им — старшеклассником — а подружки ей завидовали, потому что высокий красавчик Аристин Илиас ее брат. Еще она подкладывала в карманы его куртки записочки, что просили ее передать старшеклассницы, а Ари их даже и не читал — кроме глупой белобрысой Юльвы его никто не интересовал. А потом он стал главнее папы и мамы, потому что их не стало, но он все равно остался старшим братом, с которым можно спорить и можно ныть. Именно он обозвал тетю Ингрид предательницей, прямо при всех, он выстрелил в того мужчину, он прятал их в заброшенной метеостанции, а когда было страшно — совсем страшно, читал им с Анникой сказки, без книжки, на память. Он зарабатывает деньги и покупает еду и заботится о них. Но Ари иногда такой зануда и тормоз, что просто сил нет. Помоечный глава Илиас, если бы он меньше выпендривался и важничал, то может быть, им тут легче было. — Чего замолкла? Не знаешь, я тебе и так скажу — по миру пойдете, это если свезет, а не свезет, похуже чего случится. Сели мальчишке на шею и едут, ну ладно, калека ваша, что с нее взять, жалко девчонку, ну, а ты-то? Вон уж, вымахала, а брат все ей штаны стирает. Не совестно? — Я не умею, — ляпнула Марта, — я помогаю, неправда и Аристин не разрешает. — Помогает она, видела я, под ногами мешается. И не разрешит — он у вас гордец, поискать еще. Я в твои годы, уже за шестью младшими смотрела и дом вела, пока родители вкалывали. Ты одно запомни — женщина завсегда должна быть опорой, а не жерновом. Он у вас сейчас слег, а завтра что? Работы нет, в порт его не пустят, да еще и год неполный. Хоть костьми ложись. А еще и дома стирай, убирай, присматривай. Сейчас лето будет, а осенью-зимой как? Дело вот какое, девка, можно в школу благотворительную вас с сестрой пристроить, пять дней в неделю сыты будете, учеба опять же, и Аристину вашему полегче, такой камень с шеи. А можно на себя дом взять, пусть он работает, как сможет, а ты обиходом займись, я тебе покажу, что да как, зато с братом будете. Э, ты чего? Тетка Викки отшатнулась, увидев, как побелела Марта, выронив хорошо, что уже пустую банку — не перегнула ли, и что такого сказала? — Я не пойду в школу, — Марта подняла уроненное, а голос плачущий. — Я не пойду, и Анника не пойдет. Не пойдем, без Ари не пойдем. Я лучше все-все делать буду! — А что в школу-то не хочешь? Там работать не заставят, может, и на еде что выгадаешь, глядишь, брату принесешь. Да что ты ревешь-то, вот же… семейка! — Нет, нет, я не хочу в школу, я работать пойду, только с Ари! — Марта не удержала слезы, разревелась как маленькая. Не хочет она ни в какую школу, лучше куда угодно, но все вместе, а вдруг Ари не вернется, потеряется! — Ох, да не плачь ты. Бери вон лучше, крупу засыпай, вода вскипела. А потом мы с тобой белье все соберем, я тебе все покажу, как стирать. Ваш Ари все равно грязь только в воде полощет — не мужское это дело. И, слушай меня, завтра привезут гуманитарку, так что в магазине много не берите, поберегите пока деньги-то. Скажешь брату? — Скажу. Спасибо. Отец разбудил его рано-рано утром, едва только светало, Аристин проснулся сразу, услышав отцовский голос. И не стал спрашивать, почему подъем в такую рань, если отец разбудил, значит надо. — Одевайся попроще, быстрее и поехали, у нас важное дело, сынок, — все, что объяснил ему отец. — В гараж спускайся, я жду. Аристин быстро натянул джинсы, майку и сунул ноги в кеды, на всякий случай прихватил ветровку, по утрам прохладно. Глянул на часы — половина пятого. Ого! Дитер Илиас вел машину сам, не ту парадно-черную, которую сам называл катафалком и ездил на ней на работу, а маленькую серебристую, на которой учился водить Аристин, и часто ездила мама. — Будем нарушать, — улыбнулся ему отец, прибавив скорость — шоссе было пустым, — нам до завтрака обернуться надо и придумать еще, что соврем дома. — Даже так? — изумился Аристин. — А куда мы едем? — Сам увидишь. Тебе понравится, но маме и девочкам лучше не знать. Это наше с тобой дело. Они выехали из города, проехали загородные особняки — своего дома за городом у Илиас еще не было, Дитер только собирался приобрести новый дом, подальше от города. Аристин помнил, что мама очень любила говорить об этом, как рисовала в его школьном альбоме планы комнат, мечтала, как лучше обустроить детские, волновалась о том, что пройдет немного времени, и Аристину нужно будет жениться, а значит, нужно распланировать дом так, чтобы было место и для будущей семьи. Кто же знал, что Аристин будет рад и половинке старого вагона? Аэродром? Отец привез его на военный аэродром, это место Аристин знал, они как-то проезжали мимо и отец рассказал, что тут работает его старинный друг. Что им нужно рано утром на аэродроме? Совсем пустынно. На КПП пропустили машину отца, даже не спросив пропуска, значит, номера машины были известны заранее — это Аристин сообразил сразу. Дитер Илиас поставил машину около низкого штабного здания, поманил сына: — Идем. Долгий коридор, непонятные плакаты на стенах, схемы, Аристин постоянно вертел головой, все было так интересно, сон как рукой сняло. — Проходи, — отец пропустил его вперед, приложив карточку к двери. — Ты точен, как всегда, Дит. Здорово! — отца облапил какой-то здоровяк в камуфляже, показавшийся мальчику огромным, протянул ладонь Аристину, как взрослому. — И тебе здорово, парень, ты у нас и есть Аристин Илиас? — Он и есть — мой наследник, — за него ответил отец. — Здравствуйте, — тихо поздоровался Аристин, чувствуя себя почему-то прогульщиком, попавшимся директору школы, его рука утопла в огромной ладони. — Сразу видно — гражданский, — хмыкнул военный. — Я Матиас. Ну, давайте время не терять, сейчас давление померяем, чтобы уж спокойными быть и все. Аристин не привык расспрашивать и переспрашивать, да и удивлялся про себя, если отец что-то делает, то он всегда знает зачем, и никогда не ошибается, поэтому без слов закатал рукав и подставил руку под прибор. — Ну и прекрасно, — глянул на результат Матиас, — хоть в космос запускай. Все, идем. «Игла» — серебряная стрела, лучший сторожевой самолет в авиасилах Хокдалена. Аристин никогда не видел ее так близко, даже на выставке, где они были всей семьей, он не смог бы подойти ближе. А тут протяни руку, дотронься, и никто ничего не скажет! Эх, жаль друзья не видят! И не похвастаешься, Аристин знал уже, чем можно хвалиться, а о чем лучше помолчать. Матиас порылся в сумке, которую прихватил с собой, сунул в руки Аристину теплую куртку и шлем, только Аристину, отец стоял рядом и улыбался. — Одевай, не бойся, самый мелкий размер, — истолковал по-своему замешательство Аристина Матиас. — Дит, пятнадцати минут, я думаю, хватит, а то он будет, как жена генерала. Отец рассмеялся, понимая, о чем идет речь и о какой жене генерала: — Не будет — он у меня крепкий, хоть и тощий, но время хорошее. Удачи! Ты технику проверил? — Ты меня обидеть сейчас хотел? — возмутился Матиас. — Ради такого случая я вчера всю машину вылизал. Давай, парень, полезай, справа там. Ремень не забудь. Аристин все еще не верил. Он начал догадываться, но поверить не мог. Полет на «Игле»? Он будет летать на «Игле»? Это все для него? — Минутку, — попросил отец Матиаса, — я пару слов шепну Ари. Они чуть отошли, отец взял его за плечи, тихо сказал: — Это вместо мотоцикла, Ари. Я не мог исполнить одно желание, но вспомнил, что у тебя, давно, было другое. Надеюсь, что угадал. Вот сейчас Аристин не мог ответить, слезы застилали глаза. От нежности к отцу и благодарности. — Ну, потом поговорим, тебя ждут. Полет на обычном самолете на юг это совсем не то, Аристин осознал разницу, как только они поднялись над облаками. Матиас проверил на нем ремни, включил связь. «Мы сейчас где-то над Гройей, до границы час. Смотри, видишь вот этот прибор? На нем соотношение дальности и скорости. Сейчас мы по-тихому летим — поэтому и пилот один — так, прогулочка». «Ничего себе, очень быстро! Так здорово! А тут красный огонек!» «Все нормально, нас предупреждают, что низковато. Выше взять?» «Взять!» Аристин бы согласился и на мертвую петлю, но знал, что без подготовки даже курсантов летного училища не пустят, не то, что его. «А отец твой не пошел в пилоты. Вестибюлярка не та! Уже бы блевал дальше, чем видит!» Так вот значит, почему папа не любит летать на самолетах и если есть возможность, предпочитает ехать на поезде или на машине! А Аристина не укачивало никогда, ни в поезде, ни в самолете, ни в машине. Голова кружилась все равно. Аристин сам выбрался из кабины, хотя Матиас подал ему все-таки руку. — Идеальный солдат получится, — вынес он заключение, — ничего не трогает, ничего не спрашивает, слушает внимательно. И чего такое сокровище не в военной академии? — Не хочет. Предлагали не раз, — пожал плечами Дитер Илиас. — Хочет в медицинский, на хирурга. В этом году на курсы, в следующем поступать. — Ого! — удивление Матиаса польстило Аристину. — Это серьезно. Профессия хорошая, но я бы не пошел — это ж резать, кровища, побоялся бы. А ты, Аристин, не боишься? А то я слышал байки, что как студенты на вскрытие попадают, так парочка точно сама как покойники становится, со страху-то. — Неа, — улыбнулся Аристин, его немного пошатывало, но это было мелочью, по сравнению с испытанным, — не боюсь, я уже ходил. Это было правдой, в последнем классе школы, когда все определялись, куда же будут поступать, к ним приходили представители университетов. Хотя, куда могут поступать отпрыски Десяти родов и чиновников? «Десятки» — в военные заведения, в большинстве своем; чиновники — в финансовые или юридические. В медицинский во всем своем классе собирался только Аристин, и ему удалось упросить студентов, присланных в школу, как представителей, чтобы ему устроили экскурсию по университету. Студенты оказались добросовестными, а может просто хотели подшутить над школьником из «Десятки», но Аристин увидел все: лаборатории, учебный морг, библиотеку и остался доволен. Он выбрал правильно. Потом они пили чай, в маленькой комнатке, заваленной камуфляжами и еще каким-то барахлом. Черный чай, с сахаром, и ржаной хлеб, на который щедро мазали яблочное повидло. Было очень вкусно, тем более что дома обычно не подавали повидла, только легкий джем к завтраку, и уж тем более не с ржаным хлебом. — Целеустремленный парень, тем более потеря для армии и вашего, Дит, ведомства. Представляю, как это Ингер пережил. — Не представляешь, — усмехнулся отец. — Орал так, что обои шевелились. Сейчас ничего, ищет, где подстелить, если внучок вдруг не поступит. Поступит, конечно. — Сейчас время другое, а врач он нигде не пропадет, — взрослые вели свой неспешный разговор, а Аристин наслаждался повидлом и хлебом. — За последний год такая задница началась, пашем без продыху. И что обидно: чужие не нападают, так свои хуже врагов! Чего неймется? Вы там расслабились? — У нас расслабишься, как же, — скривился Дитер. — Все пока в штатном режиме. Но мне не нравится все это. Хотя, признаюсь, сейчас меня волнует больше другое, что я жене врать буду. Уну ты знаешь… — Да, если узнает, я тебе не завидую. Я этот полет, как сигнальный проведу, а вот как ты отвертишься, даже не знаю. — За детей мне голову оторвут. Никакие повстанцы не успеют раньше, — серьезно сказал отец, а Аристин не мог представить себе, чтобы отец боялся мамы, они всегда так влюблены друг в друга. Да вообще быть не могло, чтобы отец чего-то боялся. И что за повстанцы? — Ладно, поедем мы. У нас до завтрака полтора часа, может и не заметят, — отец посмотрел на часы. — Ха-ха, муж исчез из супружеской постели, и его не заметят? Ну ладно, Аристин твой, девчонки и все такое. У тебя девушка-то есть? — спросили у него и Аристин покраснел от смущения. — Нету. — Ничего, заведешь еще. Все девки твои будут. — Скромничает, — они дошли до машины, — но предпочитает блондинок. Наследственность, против не попрешь. Ладно, спасибо, должником буду! А по поводу, договорились, значит? — А то, оформишь, да и все. Ну ладно, я хоть наследника твоего увидел, а то все рассказы и фотографии. Надеюсь, свидимся. Счастливо! И тебе счастливо, Аристин! Подумай, насчет летного! — Свидимся! — Поехали, сын. У нас времени мало, — отец нажал на скорость сразу после КПП, — нам на цветочный рынок, срочно. Будем маскироваться. Понравилось? — Это лучше мотоцикла, папа. Гораздо. Спасибо. — Значит, угадал. На второй день болело меньше, и это была уже привычная мышечная боль, как после упражнений, но тетка Викки все равно запретила ему вставать — только лишь по нужде. И Аристин валялся на кровати, которую сам сколотил из найденных ящиков и старых досок, и читал. Замусоленная от долгого таскания и чтения маленькая книжечка с мелким шрифтом, найденная Аристином на свалке, теперь была ему дороже самого роскошного тома классики. В Нуве живут чудаки, в этом он уверился окончательно, когда раскрыл найденную драгоценность — «Курс биологии для поступающих в университет». Книжечка легко помещалась в карман джинсов и куртки, видимо, придуманная как шпаргалка для нерадивых абитуриентов и Аристин всегда имел ее при себе, чтобы читать, если позволяли обстоятельства. Вот бы еще кто такую же книжку по химии выбросил, он был бы премного благодарен! И сейчас он лежал, читая вслух Аннике, словно сказку: «Аминокислотная последовательность и структура определяют свойства белка, а свойства определяют функцию. Существуют белки не растворимые в воде, а есть белки свободно растворимые в воде. Есть белки растворимые только в слабых растворах щелочи или 60-80% спирте. Отличаются и белки по молекулярному весу, а отсюда по размерам полипептидной цепи. Молекула белка под воздействие определенных факторов способна разрываться или раскручиваться. Это явление носит название денатурации. Процесс денатурации обратим, т. е. белок способен менять свои свойства». Хороший день сегодня, а о завтрашнем пока думать не хочется. С утра тетка Викки утащила Марту за гуманитарной помощью, прихватив и Аннику, и теперь у них есть три банки тушенки, пачка влажных салфеток, сухое молоко и два пакета пшена. Значит и заработанные в «порту» деньги можно пока приберечь и заодно рассчитаться не только за полицию, но и за жилье. — Ари, давай молочную сварим? Молока много, а тушенку отложим? — и Марта стала проявлять небывалое хозяйственное рвение, что приятно изумляло Аристина и заставляло его одновременно стыдиться — она ребенок, она должна учиться, а не варить кашу и не стирать вещи, купленные в секонд-хэнде или найденные в той же гуманитарной помощи. — Давай, — согласился брат. — Хочешь про белки послушать? — Провались они! — а это уже точно, теткино выражение. Дома у них так никогда не говорили. — И чего ты это зубришь? Мы вчера с Риканой старые журналы нашли, так она, даже не все буквы знает! Представляешь? — Представляю, — не удивился Аристин, — я, например, и не знал, что в Хокдалене столько неграмотных. — Ну, теперь знаешь? Лучше стало? — сестра все равно сумела его поддеть, как всегда. — Сильва про тебя опять спрашивала, что на улицу не выходишь. — И что? — разговоры про эту Сильву стали его уже раздражать, он даже не помнил, кто эта девушка. — Сказала, что заболел. Что еще? Сколько крупы класть, не помнишь? — Марта умудрялась как-то болтать и делать одновременно. — Пожиже лучше, будет суп. И не соли много! — Аристин все равно руководил готовкой с кровати. — Самир сказал, что завтра стол будем сколачивать общий, чтобы на лето, и печь переложим. Из глины собрать попробуем. Я в одном фильме дома видел, только там для кузнечного литья. А потом нужно будет снова искать работу, и скитаться по городу. Может ему повезет?