Илиас

Ятвард с ненавистью швырял вещи в чемодан, нет — с яростью. Только-только Эвер закончил свои переговоры, только-только они поселились в этом отеле, рассчитывая три дня провести тихо, валяясь на песке, купаясь в море и кувыркаясь в постели, как на тебе! Один звонок от «лорденка», как про себя называл Ятвард наглого даленца, и всё — нужно собираться в Нуву. Эверу уже и не в радость море, дорогой отель, утехи на широкой кровати, зато известие о том, что драгоценный Аристин поступил в какой-то там университет — слаще меда! Поступил и поступил, да и хрен бы с ним, пусть живет и радуется, была надежда, что даленская пиявка отвалится, но нет. Вот же дрянь! Даже тут нагадил! Все ему: контракт с Гари, университет — и за что? Что в этом школьнике такого, что Эрлинг дергается как ужаленный? Еще Эвер приволок какой-то ящик с дерьмом, закрытый на кодовый замок и никаким образом даже не обмолвился о том, что там, якобы ценные документы для бизнеса. Как же! В лучшем случае оружие, да и зачем хранить это в номере? Ятвард один раз уронил на драгоценный ящик мокрое полотенце — Эвер орал так, что обои дрожали. — Ну, поступил он и поступил, — до смерти не хотелось уезжать с побережья в раскаленную солнцем Нуву, — успеешь ты его поздравить. Эви, ну разве это повод? — Ну, тебе-то, откуда знать, повод это или нет? — вернул Эвер. — Ты школу-то хоть закончил? — Закончил, — огрызнулся Ятвард, — даже колледж, и ничего на хрен не пригодилось. — И то верно, зачем блядям знания? Считать научился и ладно. Поехали, машина ждет. Конечно, Аристин поступил. В этом даже не стоило сомневаться. Весь год грыз свои учебники, с упорством, достойным восхищения. Упрямился, собирался только на бесплатное обучение. Эверу ничего не стоило оплатить все шесть лет университета или сунуть приемной комиссии куш, но не рискнул — искренняя обида в карих очах остановила от такого. Ари позвонил сразу после того, как объявили результаты, но не поделился радостью, а словно отчитался о проделанной работе. И никакой психотерапевт не помог — избавили от неуверенности и нервозности, но не от скрытности и недоверия. Его мальчик никого не пускает в свое сердце. Но теперь у Эвера есть ключик, драгоценный ящик с радостью для Аристина. Идиот Ятви едва не повредил бесценный груз, кинув влажную тряпку. Содержимое ящика стоило не мало, очень не мало и еще больше труда было затрачено, чтобы разыскать его. Подставные фирмы, бесконечные торги и, наконец, вожделенное сокровище почти у законного владельца. Его Аристину не нужны ни тряпки, ни наркота, а вот это, действительно, достойный подарок. Цветы — как обещание, снова белые, только на этот раз хризантемы. Будущий хирург — не терапевт, не эндокринолог, интересно, почему? Сначала заехать в офис, чертова покупка завода требовала оформления бесчисленных бумаг, мало того, что весь персонал вышел на работу в выходные, так еще у Эвера рука устала от бесконечных подписей. Финансовые документы для банка, копии договоров, прорва работы, нет времени заехать домой, поэтому — сначала хризантемы. Букет едва помещался в руках, но на этот раз не пришлось гадать от кого цветы. Анника и Марта сунули носы в роскошный букет, делая вид, что интересует только аромат, Аннику — может быть, а вот Марта выудила карточку. — Отдай! — всполошился Аристин, но сестра уже развернула белый треугольник бумаги. — «Это пока обещание. Жди», — прочитала Марта, пряча карточку за спиной, — Ого! А чего ждать? Я догадываюсь! — Отдай! — и букет положить неловко и карточку вернуть надо. — Половину цветов нам с Анни, тогда карточку верну. Ой, тайна, можно подумать! — дразнилась сестра. Букет пришлось разделить на две половины. Одну он решил оставить себе, в своей комнате, вторую девчонкам, потому что девчонки, что с них взять. Действительно, уже не тайна. Очевидно, что он был слеп весь год, не замечая ничего, кроме учебы. И теперь гадай, чего обещает Эвер? Торжественный ужин в воскресенье вечером, за столом все, кто должен — Эвер, Аристин, Эрна и Марта с Анникой, как будто настоящий семейный ужин и меж этими людьми нет деловых и покровительственных отношений. Эрна улыбается так, словно дети ее собственные, словно Аристин сын, который оправдал все надежды семьи. Девочкам сок, остальным — шампанское. Аристин пил его впервые, до этого не приходилось ни разу. Надо же, почти девятнадцать лет, а многое, что привычно большинству, для него в новинку. Смотрел на играющее в бокале вино, смущался. Снова, как шестнадцатилетие, праздник для него. Запоздалый — он уже должен быть на втором курсе. И ни мама, ни папа так никогда и не порадуются за него. Начал Эвер: — Я хочу поднять бокал за мужчину, который рожден и воспитан как мужчина, который выдержал очень многое, который сделал то, к чему стремился, сам, своим упорством. И пожелать, Аристин, чтобы твои трудности закончились, потому что началась новая — твоя дорога, и пусть она будет хорошей. Сладкое вино было приятным и удивительно легко пилось, да еще Эвер добавил сахара. — Благодарю вас, — в легком поклоне опустил голову Аристин, — но без вас я бы ничего не смог, только вы знаете, где я мог бы быть сейчас. Намек — прямее некуда. Эвер действительно спас ему жизнь, ему и его семье и даже больше, отвел беду и закрыл от нее. Потом пришлось рассказывать снова об экзаменах, Эрлинг хотел знать все в подробностях, поэтому пришлось даже вспоминать структуру тестов. Только про сочинение Аристин ограничился общими словами. — В любом случае, врач в доме — всегда благо, — подвела итог Эрна. Аристин хотел поднять бокал за Эвера, но подумал, благодарить человека, когда пьешь его вино и сидишь за столом в его доме хорошо, но не имеет никакого веса, но все-таки решился так, без бокала. — Я должен поблагодарить вас, Эвер, в первую очередь. Я обязан вам жизнью и благополучием своей семьи, которой вы предоставили свой дом. Я не знаю, чем и как я смогу выплатить свой долг, но сделаю все для этого. Горькая благодарность, потому что я не хочу числить за тобой долга, Аристин. Не хочу. А ты считаешь себя обязанным, ставишь границу. Но отказаться от твоих слов — еще хуже. Ужин, наконец, закончился, потому что не терпелось обоим — Аристин предчувствовал, а Эвер ждал. — Ари, у меня есть к тебе серьезный разговор, в моем кабинете. Пройдем? Домашний кабинет Эвера — дорогая деревянная мебель, дипломы разных финансовых организаций, бизнес-подарки, и все, что положено серьезному деловому человеку для создания впечатления солидности, а посреди комнаты, на белом ковре — странный ящик, так не соответствующий интерьеру. — Еще шампанского? Тебе понравилось? — спросил Эвер. — Что стоишь, садись. — Нет, спасибо, — отказался от вина Аристин, — мне достаточно, я не привык. — И не надо. Помнишь, я обещал тебе кое-что? — улыбнулся Эвер. — Да, конечно, — кивнул Аристин, — разве я мог забыть? Но, признаться, я заинтригован, даже не могу себе представить. — Не поверю, что у тебя скудная фантазия, Ари! «Такие холодные мальчики только видимость, маска. Снять бы ее с тебя, Ари…» — Вот, — Эвер набрал код на ящике, распахнул, — смотри. Это они? Я нашел их для тебя. Сколько их должно быть? Книги. Аристин не удержался, почти рухнул на колени возле ящика, вынул одну. Кожаный переплет, тяжесть, знакомая ладоням с детства. Родовая книга, даже не раскрывая, мог сказать — пятая, в которой говорится о деяниях Агнора, Тиана, Хорста, Мадины (да-да, именно в этой книге речь о женщине Илиас, спасшей королеву) и еще шести предков Аристина. Все Илиас, истории их жизней. Должно быть девять книг с историями рода, и четыре со сказками и легендами. Он вынимал каждую, гладил переплет. Ни одну не раскрыл — пока не мог, это слишком интимно. Где-то в девятой должен лежать листок с портретом мамы и папы, и вклеена фотография маленького Ари — их страницы только-только начаты. Так вот как выглядит его мальчик без маски и тогда, когда не нужно бороться и защищать? Удивительно нежное, по-настоящему юное лицо, чуть влажные карие глаза и едва-едва разомкнутые губы. Кудри рассыпаны по плечам, черным штрихом по белой рубашке, а руки гладят книги так нежно, как никогда не гладили человека. Тринадцать. Все тут, на последней, со сказками, не законченной, надорван переплет, испачкан красным маркером, словно кровью. Его книги, возвращенная честь, подаренная надежда. — Я уже говорил, — Аристин так и остался стоять на коленях, — я не знаю, чем вернуть то добро, что вы мне сделали. Я не могу только брать, не отдавая. Это гнетет меня. Скажите мне, что я могу для вас сделать. Эти книги — я даже не могу подобрать слов, что они для меня значат… Еще наверно минута и он разревется. — Аристин, — Эверу нравилось произносить это имя, но сейчас оно звучало по-особенному — «надежный» на далене, — мы опять вернулись к тому, с чего начали. Ты так и не веришь, что мне нравится это делать хотя бы для себя? — Верю. Иначе вы бы не делали. Но вы дарите мне цветы, — невпопад сказал Аристин, отчаянно краснея. — Я эгоист, я ничего не могу брать не отдавая взамен. Я чувствую себя беспомощным. — Ну и что ты можешь сделать, Ари? — опасный вопрос, очень опасный вопрос. Прижал к себе книгу, крепко, словно хочет спрятать ее в груди, у самого сердца. — Я не знаю… — закрыл глаза. Действительно, не знает. Пусть остановится, пусть заберет свои книги и идет к себе, пока ничего не случилось, пока не поздно. — А что вы бы хотели? А вот теперь поздно. Он сам перешел черту. Сам. Никто за язык не тянул. — Поцелуй, Ари. Один поцелуй. Распахнул глаза. Изумлен, но был готов, может даже и к большему. Нет, мальчик, пока лишь только поцелуй. Видно, как ему страшно. — От меня? — переспросил. — А тут есть еще кто-то? С зеркалом я не привык целоваться. Ну, так как, Ари? По мне — достаточно для твоей благодарности. — Почему? — Что «почему»? Поцелуй? Кивок. — Потому что ты красивый и тебя хочется поцеловать. Вот и все. Но если ты, конечно, не хочешь… — Пожалуйста… — совсем тихо. Почему такое ощущение, что он совращает ребенка? Но остановиться — невозможно. Мальчик совсем рядом, белая рубашка чуть расстегнута, но этого уже достаточно. Дотронуться до волос. Мягкие, густые кудри, в них путаются пальцы. А губы нежные, чуть влажные, но неподатливые. Эвер очнулся, подался назад, обрывая прикосновение. Аристин замер — глаза зажмурены, а губы — сомкнуты, как створки ворот средневековой крепости и так же неприступны. Книгу не выпустил из рук, даже пальцы побелели от напряжения. — Ари. Иди к себе. Хорошо? В спальне темно, но ему не нужно света, без этого тошно так, что не вздохнуть. Аристин так и пролежал всю ночь, не раздеваясь, не снимая покрывала, лицом в подушки. Добыча, попавшая в ловушку, искусно расставленную, и загнавшая себя туда сама. Нужно же было быть таким слепоглухим идиотом! Сколько раз убеждал себя, что Эвер и без него найдет с кем провести ночь. Почему ему не сказали сразу, честно: «Я хочу тебя и готов за это содержать», не отказа же боялись. Аристин согласился бы, поняв это только сейчас, в этот тоскливый вечер, ему просто некуда деваться. Вместо панели — один владелец. Глупо винить одного Эвера, когда ты сам дурак. Может и Эвер не сказал потому, что думал, что Аристин мальчик взрослый и сам бы мог догадаться. Не догадался. Такой легкий поцелуй, Аристин даже Юльву, наверное, целовал крепче, но словно печать на нем поставили. Подчиненные рассыпались по офису, как мыши от разъяренного кота и попрятались за своими столами, от страха убрав даже кружки с недопитым чаем. «Шеф не в духе», — шелестело по всем кабинетам. Бездельники херовы, поувольнять бы половину. Сегодня почему-то особенно заметно из директорского кресла всех, кто не работает, всех, кто хреново пишет отчеты и делает неверную аналитику, а кто откровенно пытается обмануть, подсовывая отчёты с растущими графиками, тогда как показатели откровенно падают. Ничего, на улице толпа безработных — потеснятся. Ничего не умеют, даже чай заварить не в состоянии. — Сама пей эту мочу, — Эвер отставил чашку, даже не глядя на секретаря, — а мне сделай крепкий! Он не видел, как секретарь понимающе улыбнулась. Конечно, крепкий, какой же еще, от привычек шеф так и не избавился. Недоволен даже сам собой. Ведет себя как истеричная баба. Надо же было так сглупить вечером, придурок старый! Он не хочет тебя и не захочет. У этого мальчика одна главная программа в голове — «Вассал-государь», которая заложена в гены сотни лет назад и работает до сих пор. Понадеялся на то, что мальчик сам дойдет умом до этого? Может и дошел, только не сказал об этом. Аристин — каменная стена, которую разобрать нужно, разобрать голыми руками и не иначе, расчищая по камню, чтобы найти потайную дверцу. Можно было самому подумать раньше — мальчишка почти год живет у тебя и ни одного контакта с девицами или парнями. Вероятнее, конечно, девицы. Нет, несмотря на деньги, внешность, ничего себе не позволил, только учеба. Восемнадцать лет, гормоны и все такое… Нет. Ни водитель, ни сисадмины ничего не докладывали о бабах. Онанизмом что ли занимается? Если для него это не грех, с такого станется… Здоровый молодой парень. — Какие письма? Ты охренел, родной? — только самоубийца мог сунуться в кабинет с просьбой подписать платежное поручение. — Откуда у тебя это число? Он стоит в три раза дешевле. Быстро сюда прайс и начальника департамента! Теперь Ари все знает. Знает, чем надо платить. Только так не нужно. Хочется, чтобы сам, не думая о сестрах и себе, по желанию, без выражения на лице исполнения долга перед государем. Лишь бы глупостей не наделал — не забрал бы сестер и не ушел бы в никуда, в буквальном смысле в никуда — даленская разведка над ним, как коршун, кружит. Нежный, пугливый, если вспомнить, сколько вынес этот мальчик, то удивительно. И не уверен, ни в чем не уверен. Эвер, конечно, получил заключение психолога о проведенной терапии, но теперь это казалось недостаточным. Слишком закрытая шкатулка, никого к себе не подпускает, ломать замки Эвер не собирался, слишком драгоценен этот мальчик. Дело теперь гиблое совсем — один запах волос, один вкус губ, как кровь для хищника только раздразнили. Самому бы раздеть, уложить на постель, чтобы это прекрасное тело даленского принца принадлежало только ему, чтобы красавец Аристин был доволен и улыбался. Ари… — У нас кто-то сдох? — Аристин лишь накрыл голову подушкой, Марта как всегда, забывает о том, что нужно стучать, когда входишь в чужую комнату. — Чего ты разлегся? Обед скоро! — Отвали, а? — Аристину не хотелось никакого обеда. Вот так бы лежать и лежать в темноте, не думая ни о чем. И еще бы хорошо в собственном доме, а не того человека, которому ты вчера отказал. За ночь так ничего и не придумалось. Ему некуда деваться, если не прогонят, конечно. Если прогонят, «дерьмошпионам», как прозвал Аристин новую даленскую разведку, сильно повезет — проще будет удавиться сразу. И Эверу на глаза показаться совестно, ох как совестно. Сам себе не скажет, понравилось ему или нет, не он целовал — его. — Что случилось, Ари? — Марта посерьезнела. — Ну что ты такой замученный? Эвер чего сказал? — Все в порядке, Марта. Дай поспать! Я прошу! — Как хочешь, — развела руками сестра, понимая, что сейчас с Аристином говорить бесполезно. Если на него нашло… — А мы с Мирсаной в торговый центр собрались, Дэн нас отвезет, я то серебристое платье хочу, помнишь, я показывала на сайте? Эрна с нами. — Делай что хочешь. Только это не наши деньги, давай аккуратнее. — Ой, Эверу жалко что ли? Или, он тебе сказал за это, да? Ари?! — Нет, — когда же она уйдет? — Эвер тут вообще не причем. Уйди, а? Прошу. — Хорошо, уже ушла. Куда бы ему деться? Где его оставят в покое? — Не выходил? Ты смотрела, что с ним?! — Эвер отчитывал Эрну, уже поздно вечером, вытащив администратора из ее кабинета. — Что ты бормочешь, а если опять что-то? — Аристин, к тебе можно? Аристин встрепенулся. Нехорошо валяться, когда к тебе пришел хозяин дома, уселся, подобрав ноги. — Добрый вечер. — Я хочу извиниться, Аристин. Я не хотел пугать тебя, — сесть было некуда, и Эвер присел на край кровати. Свет включать не стал, так обоим будет проще. — Вам не за что извиняться. Это я не сдержал своего слова, — хорошо, что темно — так говорить легче, намного легче. Страх и смущение Аристина Эвер чувствовал, словно зверь трепет пойманной жертвы. Сейчас бы успокоить, просто успокоить, но снова скрывать от него все? — Нам следовало поговорить об этом раньше. — Я пытался, но вы меня успокаивали и говорили, что я не так понял! Позавчера я тоже не так понял? Я запутался, господин Эрлинг! Я не знаю, что мне делать! — У тебя должно быть написано в планинге, что делать. Учиться, Аристин, этого никто не отменял — через месяц университет. Ты все понимал правильно, Ари, это я старый дурак. Я был слегка нечестен, по отношению к тебе. — Я бы все равно согласился, вы знаете, — да он и сам это знает, что уж там. Согласился бы, как миленький, а там бы привык. — Вот об этом я и хотел поговорить. Именно об этом и о том, что нам надо разграничить. Ты путаешь несколько разные понятия. Буду надеяться, что это по неопытности. — Я просто хотел бы знать, что происходит, — очень тихо сказал Аристин. — Что за намеки? — Ты имеешь на это право. Пора заканчивать эти обходные танцы вокруг да около. Ты мне очень нравишься, Аристин. Очень. Но я отдаю себе отчет, что я старше тебя почти в два раза и ты зависим от меня. Я даже могу рассказать тебе все твои сомнения: что тебе некуда деться и что предложи я тебе напрямую все, ты бы покорно согласился и терпел, и что у тебя на руках двое детей и у тебя нет возможности лишить их благополучия. Один бы ты ушел, но… Так? Так. Но, я не хочу и не буду тебя принуждать к чему-либо, Аристин. Я просто хочу, что бы ты знал, что я хочу за тобой ухаживать и иметь возможность получить твое внимание. И чтобы ты четко отделял учебу и жизнь от этого и перестал считать деньги, которые не заработал. У меня их достаточно, чтобы содержать приют, поэтому расходы по этой карте ничего не значат вообще. Ты хорош и как специалист, и сам по себе. У тебя хорошее воспитание, светлый ум, и еще куча достоинств. И все это пока ничье. — Вы понимаете, что у меня почти нет возможности отказать вам. Он не понимает. Он действительно ничего совсем не понимает, снова и снова возвращаясь к одной и той же теме. Можно было бы взять мальчишку за шкирку, встряхнуть хорошенько и вложить в глупую башку то, что отказ не влечет за собой репрессий, и никто его на улицу не выставит, но у Аристина шкурка слишком нежная, слишком драгоценная. — А у меня никакого желания не будет знать, что ты меня только терпишь — насильно мил не будешь, ты знаешь о таком, Ари? — Нет, не знаю, — насупился все-таки, — я вообще ничего не знаю. Об этом. — Совсем? — опешил Эвер. Парню почти девятнадцать. Даленцы взрослые в шестнадцать, они могут уже все, кроме покупки алкоголя. — Совсем. Дома я только-только начал встречаться с девушкой… Поцелуи и все, — приходилось напрягать слух, чтобы услышать Аристина, — а потом мне было не до этого. — А твоя девушка? — невольно заинтересовался Эвер коротким рассказом. Вот мальчик приоткрыл еще одну тайну. — Юльву убили, вместе с родителями в их доме. Ее отец был адвокатом, защищал таких, как ТЕ, а им все равно было. Мы ровесники. Ты влип Эвер. Очень крепко влип. Если бы иметь немного благоразумия, то лучше отступиться сейчас, пока не поздно, пока не сбил с пути Аристина и не сбился сам. Разум подсказывал — оставь все, как есть, не трогай, но сердце говорило о другом. Вот он, Аристин, рядом, силуэт по тьме. Можно и оставить его там, в этой уютной спальне, в этом полумраке, а можно вывести на свет, показать, что мир разбился не весь и что кроме осколков Далена, так глубоко поранивших, есть еще то, что не надо склеивать и собирать по частям, еще более огромный и надежный мир. — Прости, я не хотел напоминать тебе. — Я уже привык. Их не вернуть. Что вы хотите от меня? Отплакал, но не забыл и вряд ли когда-то забудет. Вопрос мог бы прозвучать по-хамски, но Эвер услышал его верно. «Зачем вам я?» — Все. Ни больше и не меньше. Я хочу, чтобы ты жил рядом со мной, как минимум, а по возможности и желанию — даже и теснее. Но, я приму твой отказ, если ты не захочешь ничего, но попробовать, настаиваю. У нас должны быть равные условия, пока выигрываешь именно ты. — Почему я? — встрепенулся Аристин. Эвер совсем его запутал, а сам он, как назло, после полусна, почти ничего не соображал. — Дай руку. Аристин зачарованно протянул ладонь, тыльной стороной вверх, словно показывал свою безоружность. Если не заберет и не отдернет, то все получится, так загадал Эвер. Погладил тонкие длинные пальцы, чуть сжал, не отпуская. Не выдернул, пока. — Потому что ты, именно ты, Аристин. Твои достоинства я уже называл. Мне иногда страшно думать, что было бы, если бы я тогда не поехал через парк. — И часто вы ездите через него? — Эвер бы мог поклясться, что Аристин чуть-чуть улыбается. — Редко. У меня нет привычки, подбирать людей на улицах, но тебя невозможно было не заметить. — И вы тогда уже все решили? Да? — а теперь он грустный. Думает, что его обманули. — Почти. Я даже сейчас решаю, но я не готов уступить твоему страху и неопытности, Аристин. Если бы тебе было хотя бы двадцать пять и какой-то опыт, но… — Это так плохо? — чуть с вызовом. — Для тебя — да. Даже в том парке это могло закончиться плохо. Сам подумай, Аристин. — Но мне девятнадцать и я неопытен. И что из этого? — заводится, выходит из апатии. — Из этого выходит то, что я не смогу тебя обмануть или заставить. — А других, получается, можете? — Других могу. Если ты идеализируешь меня, Аристин, то зря. Но тебя я, действительно, не могу принудить. Ты мне очень нужен, мальчик мой. Руку так и не отнял, но пальцы чуть подрагивают. — У вас уже есть любовник, я читал в газете. — Там про Ятварда писали или еще про кого-то? Не помнишь? Это разные вещи, Ари. Ты и Ятвард. Он не стоит даже твоего ноготка. — У вас их так много? — недоверчив, и правильно делает. — Достаточно для сплетен. Правая рука, словно в плену. Эрлинг поглаживает его пальцы, но руку убрать Аристин не решился. Эвер говорит ему невозможные вещи. Но почему-то словно груз с плеч сняли, теперь хотя бы все ясно — пока не выставят из дома, пока не тронут. — Но ты, вне сплетен и вне обсуждений, Аристин. — Я уже в них попал. Но я помню, это было надо, — согласился юноша. — Совершенно верно. Но я буду беречь тебя от них. Ты будешь жить, учиться, воспитывать сестер. Я буду немного воспитывать тебя и ухаживать за тобой и только потом, когда ты будешь готов — ты решишь, чего ты хочешь. Но у тебя будут основания для решения в обе стороны. Хорошо? А что он скажет? Что не согласен уже сейчас? Эвер прав — он не может ничего решить, потому что не знает, что лучше. Не из чего выбирать пока… — Хорошо, — тихим шелестом согласие. Знать бы еще, на что соглашаешься. — Договорились, — Эвер уже не спрашивая, обнял Аристина за плечи, уткнулся лицом в мягкие волосы, снова вдохнул этот чудесный теплый запах, от которого хочется жить. Не вырывается, замер, как пойманная птица. — Хватит сидеть в темноте, пойдем, хоть чаю выпьем. Эвер закрыл страницу в браузере, улыбнулся. Отлично, подарок для Аристина, да еще и с такими весомыми доводами как польза для здоровья. Вовремя на глаза попалась новость. Это он выберет сам, без администраторов, менеджеров и секретарей. Второе, что уже просил сам Аристин, когда его отчаялись выспрашивать, мальчик закажет сам, Эвер оплатит. В этом он уж точно ни черта не понимал. Мальчик напрочь отказался от всех предложенных ему вариантов праздника, настаивая на том, что ему ничего не нужно и особого повода он не видит. Подумаешь, девятнадцать лет бывает раз в жизни, действительно — ерунда. Глупый юнец. Но раз настаивает, то лучше согласиться. Не хочет — не надо, значит будут цветы, пирог от Эрны и сестер, если его это радует, то пожалуйста. Подарок — попросил сканер, новейший прибор для сканирования страниц в книгах, якобы в учебе пригодится. Эвер не стал спорить, хотя такое просили у него впервые и даже догадался, зачем это на самом деле Аристину. Ятварду нравились машины, круизы на море, драгоценности, но точно не сканеры. Может посмешить людей — подарить ему ноутбук? К Ятварду он почти не ездил. Хватало забот на работе, да и появился стимул ездить домой, к Аристину. Теперь они ужинали вместе. Легкие разговоры, что бы немного «разморозить» Аристина. — Тебя можно спросить? — Да, конечно, — удивился Аристин. Зачем спрашивать разрешение, тем более Эверу? — Ты часто говоришь про отца, но мало про мать. У вас воспитывает детей отец? — Нет, оба, когда дети маленькие. Но есть линия «сын-отец», а есть «дети-мать», — вот что интересует Эвера. Неужто он и вправду так часто говорит про семью? — Нет, конечно, Аннику и Марту отец тоже воспитывал, но со мной он проводил больше всего времени, я иногда даже спал в его кабинете, когда он работал. Мне очень нравилось. Мама говорила, что если не могла меня уложить спать, мелкого, то несла ему — засыпал на раз. Девочек воспитывает мать, потому что они женщины, а отец их защищает и обеспечивает и меня он учил этому. В Далене мальчики ближе к отцам, чем к матерям, хотя это тоже не точно. Если честно, — Аристин задумался. Такие нежные, семейные воспоминания, — то, допустим, если у меня случилась проблема, я иду к отцу, а если хочу, чтобы меня погладили по голове и расчесали, то к маме, а девочки — наоборот. И если мы шкодничали, то мама могла сделать замечание и мне и девочкам, а отец делал только мне. — Интересная система… — задумался Эвер. Так вот значит, как воспитывают даленцев. Аристин полностью создание своего отца, и в прямом и в переносном смысле. — Была еще давняя традиция, — продолжал рассказ Аристин, — что между старшим и младшим братом не менее четырнадцати лет разницы. Для того, чтобы, если мать останется вдовой, то старший мог воспитать младшего так, как воспитывали его самого. У нас даже школы некоторые до сих пор раздельные. Но я учился в общей — мама была против раздельной. Дед потом и решил, что я именно там понабрался идей пойти в медицину. — Он был против? Сильно? — когда-то Ари упоминал об этом, но отказываться от рассказа о его прошлом? Ни за что! — Сначала сильно, да. Почти год не могли говорить об этом. Дед очень хотел, чтобы я стал безопасником. Он говорил, что у меня хорошие аналитические способности. Эвер мысленно отметил это. Да, в способностях Аристина сомневаться не приходится, и такая рекомендация дорого стоит. — А потом они договорились, отец долго разговаривал с дедом. Я понимаю деда, он боялся за меня и хотел как лучше. В военную академию учиться пошли бы мои кузены, так и так, но будущий глава рода — я. Он не хотел конфликтов в будущем. У нас никогда не было врачей или там библиотекарей, только воины, а тут я, со своими желаниями. Это могло бы расколоть род и мне все время приходилось бы бороться за влияние. А после того, как он согласился с отцом — мне нужно было не опозориться при поступлении. Вот если бы я не поступил, это был бы полный провал. — А ты мог не поступить? Внук главы Министерства Безопасности страны? — засомневался Эрлинг. В любом университете рады деньгам, если у бывшего школьника нет другой поддержки. Аристина вообще в аудитории должны были бы на руках внести. — Запросто. У нас это не как в Нуве, было, — поправился Аристин, — даже платного отделения не было. Все на общих основаниях, и если бы я провалился, то газеты, не съели, но покусали бы нас здорово. И после этого у меня не было бы шансов поступить в военное заведение. — И что бы ты стал делать? — спросил Эвер. Сурово у них там, в Далене, очень сурово. Клубок обычаев и традиций и общественной морали. Зато еще чуть-чуть стало понятнее, как быть с Аристином. — Не знаю. Мне страшно думать об этом. Но я бы сделал все, чтобы не провалиться, потому что мама и папа верили в меня и на семейном совете отстояли. — Они верили в тебя не зря. У тебя замечательные родители. Снова тяжелый вздох…