Танец драконов

Они проспорили много часов. С тех самых пор, как «Возвращение на родину» снялся с якоря и отчалил, оставив осиротевшую пристань Редклифа далеко позади, с тех пор, как Трей отдал приказы команде и его верный помощник встал на страже у дверей капитанской каюты, с тех пор, как взгляды Эмили и Трея, вставших по разные стороны стола, пересеклись, тишина между ними не воцарялась дольше, чем на одну минуту, пока оба они переводили дыхание. — Мы должны что-то сделать! — настаивала она в четвёртый, пятый, двадцатый раз, расхаживая по каюте. — Что, например? — Отравить, отрубить голову, сбросить за борт… что-нибудь! — Только не на моём корабле, пожалуйста, — морщился Трей. После этого они с Эмили ненадолго замолкали, останавливались, набирались сил и снова возобновляли давно ставший безнадёжным разговор. И так по кругу, по кругу, по кругу. — Но ты же веришь мне? — взгляд, который она бросала на друга в перерывах между поисками подходящей смерти для своего врага, обжигал надеждой. — Если кто и может отличить Тейрина от обычного Серого Стража, то это ты, Эми, — вздыхал Терон. — Ты служила трём поколениям этой семьи, была самым доверенным их лицом. Да. Была. Горечь смешала воспоминания, как ветер — ворох осенних листьев. Гордость от первой похвалы, полученной от Спасителя; рука принца, ложащаяся на её плечо, треплющая его, подбадривающая; смех ребёнка, когда она настигает его и щекочет живот. А потом темнота, страх, одиночество, распахнутая настежь дверь, в которую заливает дождь, застывшая в проёме фигура в капюшоне и оперения стрел, торчащие из тела матери. Неверие, гнев, всепоглощающая ненависть там, где когда-то было восхищение, просьба об услуге и пробоина в корабле, уносящем на морское дно десятки жизней. Ожидание. Напряжение. Сомнения, которые приходится отметать. «Ничего уже не изменить». Вести с другого берега, которые приносят покой. Эхо голосов, выкрикивающих «Как вы могли?» наконец смолкает, уступая безразличию и чувству удовлетворения. «Я отомстила. Я иду дальше». — Угроза слишком велика, нельзя оставлять его в живых, — снова принималась убеждать то ли Терона, то ли саму себя Эмили. — Мальчика ты пощадила, — осторожно замечал друг. — Мальчик не был Серым Стражем. Мальчик не был врагом, чьё происхождение можно превратить в оружие, обращённое против Аноры и нашего отца. Обхватив руками шею, она сорвала верёвку с амулетом и бросила его на стол. — Мне надо подышать… Трей остановил её, удержав за локоть. — Пообещай, что не сделаешь глупостей, — его голос охрип не меньше, чем её. — Если кто-то из Стражей погибнет, путь назад для нас будет закрыт. Не говоря уже о том, что нам придётся убить остальных членов отряда. Эмили подняла на друга мрачный, затуманенный гневом взгляд, стряхнула его руку и, ничего не говоря, вышла из каюты. Палуба встретила её холодным солёным бризом, ударившим в лицо и пробравшим до костей. Темнеющее, но по-прежнему безоблачное небо прыгало над головой, из-за чего качка ощущалась сильнее. Пошатываясь, она двинулась к правому борту, на ходу заворачиваясь в плащ. Мысли путались, но свежий воздух понемногу прочищал голову. Прислонившись к борту и прикрыв глаза, чтобы не так тошнило, Эмили взялась наводить в них порядок. Итак, Алистер бастард. Что это значит для отца, для неё, для Ферелдена? Она сказала, что его происхождение можно превратить в оружие, и это правда. Анора была неплохой правительницей в мирное время, но теперь её отца обвиняют в измене, а слухи о её бесплодии не прибавляют ей популярности. К тому же, время сейчас неспокойное: порождения тьмы продвигаются всё дальше, истребляя людей и оскверняя землю, — и лорды и леди Ферелдена могут возжелать на троне не молодую королеву, а воина, способного справиться с этой угрозой. Разумеется, есть ещё Брандон. Отец будет гневаться и скрипеть зубами, проклиная любвеобильного зятя, но, при отсутствии других вариантов, смирится. Бран ещё мал и слаб, но зато не связан никакими клятвами. Алистер же Серый Страж, а у этого ордена плохая репутация в Ферелдене. Эмили мысленно застонала и запустила пальцы в волосы. Сложно. Если эти двое столкнутся при нынешних обстоятельствах, силы могут оказаться равны, и тогда не видать Ферелдену единства перед лицом опасности. Нет, баланс сил нужно изменить. Но как? «Ясно как. Нужно избавиться от Алистера. Вот только… не обвинят ли тогда отца в гибели обоих сыновей Мэрика?» Она зажмурилась. Надо понять, кто в курсе его происхождения, прежде чем предпринимать что-либо. Алистер точно в курсе, она видела это в его глазах. Плохо, да, но не критично: его слово значит мало. Эрл Эамон? Определённо. Потому он и взял никому не нужную сироту на воспитание. Теган тоже наверняка знает, братьев Герринов всегда связывали дружественные и доверительные взаимоотношения. А вот леди Изольда, похоже, даже не догадывается, какого благородного воспитанника упустила: слишком отчуждённо и подчёркнуто вежливо она с ним держалась. Алистер был ей неприятен, и Эмили догадывалась, почему. До неё доходили… кое-какие слухи — ещё в начале её карьеры. Эамон занимал высокое положение при дворе и был известен не только как влиятельный лорд или дядя короля, но и как человек высоких моральных принципов. Такие люди всегда вызывают зависть в тех, кто данными качествами не обладает, и, конечно же, его решение приютить мальчика таинственного происхождения не осталось без внимания, послужив поводом для сплетен разной степени правдоподобности. Сам эрл объясняться не спешил, и его молчание каждый расценил по-своему. Кто-то решил, что раз эрла эти слухи не волнуют, то и говорить тут не о чем. Другие посчитали, что такой человек, как Эамон, не потерпел бы клеветы и, не будь истина для него позором, давно назвал бы родителей мальчика. Эмили эта версия казалась более убедительной. До этого дня. И пусть правда оказалась неприятной и раскрылась так поздно, она радовалась, что эрлессу она вовсе обошла стороной. Последнее, что им с отцом нужно, — чтобы её орлесианские родственники узнали об Алистере и начали собственную Игру. Она снова задумалась, перебирая имена. Страж-Командор? Нет, вряд ли. Знай она о происхождении Алистера, обращалась бы с ним с большим почтением. Владычица Церкви? Сложно сказать. Нужно больше информации и побыстрее. Анора? Эмили фыркнула: тогда бы Алистер уже был мёртв. Отец?.. Пальцы хрустнули, когда она сжала их слишком сильно. Отец. Он был ближе всех к Мэрику — его лучший друг, соратник и советник. Его поверенный. Король отдал бастарда не ему, а Эамону, но мог ли он утаить от него сам факт рождения мальчика? Эмили сомневалась. Сколько она знала Тейринов, столько дивилась их неспособности сохранить секрет. Любую тайну, сколько важной бы она ни была, она без труда читала на их смущённых бесхитростных лицах. Что уж говорить о таком проницательном человеке, как Логэйн? Он бы Мэрика сразу раскусил. «Но если он знал, то почему не сказал мне? Неужели он перестал мне доверять?.. И не потому ли, — она затаила дыхание, — не потому ли, что Алистер бастард, он не позволил мне самой разобраться со Стражами?» Она покачала головой. Ерунда какая-то! Причём здесь его происхождение? Отца такие вещи не тревожат. Будь он хоть немного сентиментальным, не оставил бы Кайлана под Остагаром, а его он знал с рождения — не то что Алистера. Нет. Что-то она упускает. Что-то важное. Но как ей узнать, что именно? Если отец так долго хранил секрет своего друга, то и причины, по которым он это сделал, будет оберегать не менее тщательно. И если он не станет делиться ими добровольно, то сможет ли она разгадать их самостоятельно? Это Логэйн научил её всем её уловкам, и он поймёт, если Эмили попробует использовать их против него. Стукнув от досады кулаком, она открыла глаза. Голова раскалывалась. Эмили ещё не успела восстановить силы, когда отец заставил её взойти на корабль, а после битвы за Редклиф, где к её старым ранам добавились новые ушибы, порезы и ссадины, проспала не больше четырёх часов. Теперь тело, которым она и окружающие так долго пренебрегали, стало подводить её. Она попробовала переключить внимание на другие вещи, чтобы расслабиться. Перед затуманенным проблемами взором постепенно проступал морской быт. Звуки, которые Эмили с самого своего выхода на палубу умудрялась не замечать — те самые звуки, которые казались неотделимыми от жизни на корабле, теперь ворвались в её мир и вытеснили оттуда всё остальное. Скрип мачт, крик птиц, хлопанье парусов, надувающихся и опадающих по желанию ветра. Волны плещутся, разбиваясь о борт, разбегаются в стороны, разрезаемые корпусом корабля, возвращаются. Топот босых ног матросов, гул натягиваемых снастей, приглушённый голос старпома, отдающего приказания. Рулевой поворачивает штурвал, обходя скалы, наблюдатель в «вороньем гнезде», перекрикивая ветер, задаёт ему направление. Эмили понемногу обмякла, убаюканная колыбельной, которую пело судно Каленхадскому озеру. Полуприкрыв веки, взглянула на волны, борясь с тошнотой и головокружением. Среди выступившей пены она вдруг разглядела лицо. Строгое, вытянутое, мертвенно бледное. Длинные седые волосы и борода извивались, движимые течением — слишком лёгкие по сравнению с весом тела. Она огляделась. Никто ничего не заметил. Распахнув глаза, Эмили, незаметно для себя, перегнулась через борт, вглядываясь в озёрную глубь. Медовые пряди свесились, заслоняя обзор. Лицо под водой приблизилось. У её поверхности показалась мужская рука. Тускло блеснули в пробивавшихся через толщу лучах солнца золотые наручи и нагрудник. Эмили нагнулась ниже. Пальцы руки разжались, прорываясь наружу. Течение наконец отнесло пряди волос от лица, и она увидела бледные глаза. Рука рванулась вверх, пальцы скрючились, собираясь схватить её. Вскрикнув, она отшатнулась, и другие руки ухватили её за плечи и несильно сжали. — Как ты напряжена, carina. Эмили обернулась, с трудом остановила испуганный взгляд на антиванце. Тот, склонив голову набок, спустил руки одним оглаживающим движением с плеч на локти и также сжал их. После холодного сурового пейзажа медовые глаза его показались островком теплоты и спокойствия. — Мне есть чего бояться, — отвечала она неохотно и снова бросила взгляд на озеро. Лицо, чем бы оно ни было, — видением, воспоминанием или обманом зрения — исчезло, оставив одни лишь гребешки на поверхности волн. — Вот как? — она почувствовала его прерывистое дыхание у себя на виске и поняла, что Ворон смеётся. — Так значит, эти вскрики предназначены мне? Ах, Зевран! А ведь раньше одних объятий было недостаточно. Похоже, я набираюсь мастерства… Эмили взглянула на него с подозрением. Теперь, когда испуг прошёл, она наконец поняла, что не почувствовала его приближения. Пальцы рванулись к шее и, не нащупав там амулета, обхватили горло. Вспомнив, что оставила камень в каюте, Эмили выпрямилась и отстранилась. — Ты теперь со Стражами. А я им не нравлюсь. Теплота исчезла из его глаз. Ворон отвернулся, прислонился к борту, встав сбоку от неё. Посерьёзнел. — Я поклялся Серому Стражу в верности. — Точно, — она ядовито усмехнулась, скрещивая руки на груди. — А я и забыла о главном правиле Антиванских Воронов. «Никогда не нарушай клятв». Араннай вскинул голову и посмотрел на неё в упор. — Может, я не хочу быть Антиванским Вороном? — возразил он. Огромный шарф на его шее, который она уже видела прежде, был завязан иначе. Красивее. Изящнее. Легче. Похоже, Зевран привыкал к нему. — Может, я хочу быть Зевраном — свободным мужчиной, который держит слово? «Если хочешь держать слово, то почему бы не начать с того, которое дал Хоу и моему отцу? — подумала она со злостью, но вслух ничего не сказала. — Ты мог бы убить Стражей — ещё там, у тракта, и тогда мы оба были бы уже свободны». Эмили вдруг стало невыносимо грустно. Как это неуместно. И как не вовремя! Ну почему всё случается так?.. — Мы те, кто мы есть, — в последний раз попыталась она. — Убийцы. Воры. Клятвопреступники. В глазах Зеврана мелькнул интерес. — И кто же тогда ты? — он подвинулся ближе, окончательно повернувшись к ней. — В таверне ты представилась вольной наёмницей. Теперь оказывается, что ты служишь короне, — смуглые пальцы проворно скользнули ей под плащ. Отодвинув ткань в сторону, обхватили эмблему Первого Гонца и огладили коронованных мабари на её груди. — Должно быть, непросто совмещать два дела? Она ждала этого вопроса с тех самых пор, как ощутила его присутствие в редклифской церкви, а потому не удивилась. Она уже примерно представляла, как себя вести и какую ложь скармливать. — Времена нынче трудные, — Эмили пожала плечами. — Девушке приходится подрабатывать. — Сомневаюсь, — взгляд Ворона стал почти хищным, пристальным. Кем бы он ни был сейчас, инстинкты и навыки наёмного убийцы остались при нём. — Я видел тебя в бою, в Редклифе. Твоё оружие и приёмы. Любопытные у тебя навыки для гонца, даже для королевского. Она переменила позу, чтобы скрыть напряжение, и зевнула. — Дороги небезопасны, а наша ноша слишком важна, чтобы отдавать её разбойникам. — Ты держишься, как убийца, — настаивал Зевран. Не похоже было, что её слова хоть сколько-нибудь убедили его. — Двигаешься, как убийца. Может, и думаешь, как убийца? — он подцепил пальцами её подбородок и повернул к себе. — Зачем тейрн прислал тебя сюда? Редклифу нужна была помощь и корабли, и твой чудной дружок-капитан привёл и то, и другое. Ни в каком другом послании банн не нуждался. Так в чём твоя задача? Шпионить? Убрать кого-нибудь? Может, у тебя с собой ещё одна порция яда? Перехватив его запястье, Эмили убрала его руку от своего лица. — Слишком много усилий, — бесстрастно отвечала она. — Все, кто там был, и так погибли бы. — Значит, шпионаж, — решил Зевран. — Или вербовка. Ещё какая-нибудь Игра. Неважно. В Антиве любой, кто хочет выжить при дворе, сотрудничает с ячейкой Воронов. Мы проворачиваем все те тёмные дела, которые прокладывают другим дорогу к власти. В Орлее такой работой занимаются барды. А какое слово есть в Ферелдене для таких, как ты?  — Орлесианская шлюха. Ведь ферелденцы не марают руки в Игре, ты не знал? Уголки его губ дрогнули, но он сдержался. — Ты работаешь на Логэйна, — заявил Ворон после недолгой паузы. — Ты — его королевский убийца. Стоя спиной к борту, Эмили оперлась на него локтями и откинула голову назад, подставляя волосы ветру. Пока всё шло неплохо. Заяви Зевран нечто подобное сразу, она могла бы не сдержаться и выдать себя. Сейчас — она полностью себя контролировала. — Что, даже не будешь отрицать? — Ворон, казалось, огорчился. — А зачем? Это именно то, что должен подумать всякий, кто станет под меня копать. — Двойное дно? — он нахмурился. — Тройное. Они недолго помолчали. — Хочешь сказать, ты не работаешь на Логэйна? — Почему же? — Эмили искренне повеселилась, глядя на его озабоченное лицо. — Официально — работаю. Я же королевский гонец. — А не официально? Вздохнув, она тоже повернулась к нему всем корпусом. Ветер бросил пряди её волос Ворону в лицо, и Эмили поспешила убрать их под воротник. — Подумай сам, — протянула она, борясь с копной длинных рыжих локонов. — Если я работаю на Логэйна, почему не сказала тебе там, в «Трёх соснах»? Почему позволила тебе сдаться и отослать меня? Почему тейрн вообще стал нанимать Ворона, если у него есть я? Из трюма вылез матрос с ведром и шваброй в руках и остановился недалеко от них. Опустив ведро, он опрокинул его на палубу и принялся шваброй растирать растекающуюся лужу воды. Схватив Ворона за рукав, Эмили затащила его на узкую лестницу, ведущую на полубак, чтобы не замочить обувь, и прислонилась к перилам. Небо на западе покраснело. В свете умирающего солнца весь мир, казалось, выглядел немного лучше. — Может быть, — промолвил наконец Зевран, не сводивший всё это время с неё внимательного взгляда. — А может быть, и нет. В любом случае, подозреваю, что ты не скажешь мне имя своего настоящего нанимателя. Она повела плечом, не собираясь отрицать. — Но почему ты не хотела, чтобы мы плыли к магам? Если мальчик умрёт, в чём здесь выгода? — Никакой выгоды. Это личное, — она предпочла бы на этом и закончить, но Зеврана такой ответ не удовлетворил. Эмили вздохнула. — Хороший правитель ставит интересы подданных превыше собственных. Сколько таких детей, мальчиков и девочек с магией в крови, рождалось в Редклифе? Разве леди Изольду волновала судьба хоть одного из них? Нет. Она годами позволяла храмовникам уводить их в Башню, но, когда это коснулось её собственного чада, решила, что на неё общие правила не распространяются. Она поставила мир и безопасность своих земель под угрозу, и каждая смерть, случившаяся в результате ночных нападений, лежит на её совести! Она говорила слишком громко, утратила контроль над голосом, и драивший палубу эльф вскинул голову, заинтересованный. Зевран, однако, продолжал молчать, глядя ей в глаза. — В былое время её поступок расценили бы как преступление против своего народа, — переведя дыхание, уже тише заговорила Эмили, — и казнили бы. А что делаем мы? Потакаем ей. Повторяем её ошибки. Потому что высокие господа и благородные Серые Стражи пожалели бедную мать. А как же матери тех мужчин и женщин, которые погибли, обороняя Редклиф от мертвецов, присланных Коннором? Они заслужили защиту и правосудие, но мы бросили их вместе с одержимым! И знаешь, ради чего? — она оттолкнулась от перил и подошла к Ворону так близко, что их лбы почти соприкоснулись. — Чтобы руки Солоны Амелл остались чистыми. Он подождал, пока она успокоится, и даже убрал выбившуюся прядь волос обратно за ухо. Потом заговорил, и его голос звучал хрипло. — Ты не обижайся, sole. Но для того, кто служит аристократам, у тебя очень неудобные убеждения. Это её отрезвило. Эмили снова отстранилась. — Я служу не им, — заявила она. — А Ферелдену, — и двинулась прочь. Она всё же намочила сапоги, пока пересекала палубу, и матрос с большим неудовольствием взглянул на те следы, которые она оставила, но попасть обратно в каюту казалось сейчас важнее. Трей сидел на полу у кровати и листал какую-то книгу. На Эмили он едва взглянул, видимо, слишком поглощённый чтением. Подхватив со стола и надев обратно амулет, она опустилась рядом с ним. — Ну что, обошлось без убийств? — спросил он, аккуратно переворачивая страницу. Его голос казался скучающим, но она знала, что он переживает. — На сегодня — да. Он кивнул, а Эмили застонала. — У меня в руках информация, за которую любой благородный отвалил бы кучу золота… А я не знаю, что с ней делать! — Иногда правда — это тупой нож, Эми, — донёсся до неё невозмутимый голос друга. Неужто только она не может быть спокойной? — Он лежит у тебя в ножнах, но воспользоваться ты им не можешь. Ни для боя, ни для готовки он не годится, а тебя раздражает. Его всё равно что и нет. Блеска много, а толку никакого. — Нож можно заточить, — буркнула она недовольно. Терон наконец отложил книгу и посмотрел на неё. Серьёзный, спокойный и смирившийся, он немного пугал её той решимостью, которая горела в тёмных глазах. — Так заточи его, — предложил он. — И поострее. Потому что если ты задумала играть в эту игру… тебе придётся бить насмерть.