(another Academy story)

Конец года в этом году выдался на редкость холодный. Выпал первый снег; вопреки предположениям, он не растаял, а лежал рыхлыми белыми островками на промерзшей земле. Солнце крайне редко выглядывало из-за тяжелых свинцовых туч, опавшие листья бурым ковром устлали территорию Академии, студенты поголовно предавались унынию, писали грустные хокку и готовились к грядущим экзаменам. По вечерам они собирались у кого-нибудь в комнате и устраивали шумные посиделки: девушки - с чаем и сладостями, парни - с чем покрепче. На одну из таких вечеринок и направлялся сейчас Кёраку Шунсуй. Не дойдя до общежития десяток метров, он остановился и вдохнул полной грудью морозный колючий воздух. Давно стемнело. Вокруг не было ни души, стояла какая-то неправдоподобная, звенящая тишина, лишь ветер метался среди голых веток деревьев, зловеще чернеющих на фоне блекло-серого неба, затянутого снеговыми тучами. Душу Шунсуя приятно грела мысль о бутылочке-другой превосходного саке в радушной компании. Резкий всплеск чужой реяцу заставил Кёраку напрячься; он машинально потянулся за мечом и тут же нахмурился - катана осталась в его комнате. Юноша быстро огляделся. По-прежнему никого. Реяцу, странно знакомая, полыхнула вновь – дико, отчаянно, безнадежно. За долю секунды Кёраку принял решение и рванул в противоположную от общежития сторону. Преодолеть расстояние удалось в несколько шагов недавно освоенного шунпо. Кёраку остановился на утоптанной площадке перед додзё. Непохоже было, что кто-то выбрал столь поздний час для дополнительных тренировок; он буквально кожей чувствовал чужой страх, холодный, липкий, и понимал, что не ошибся - именно здесь, за этими стенами происходит что-то нехорошее. За считанные мгновения он оказался у додзё и резким движением распахнул двери. Просторный зал был тускло освещен несколькими масляными светильниками. В дальнем углу кто-то копошился, по стенам метались гротескные тени. Шунсуй пригляделся. Трое крепких парней склонились над кем-то, лежавшим навзничь на полу. Двое держали его за руки, третий, судя по всему главарь, возился меж его раздвинутых ног, сосредоточенно пыхтя. Человек, распростертый на татами, не подавал признаков жизни; совершенно очевидно было, что происходит все против его воли. В глаза Кёраку вдруг бросились синие хакама жертвы, и он ужаснулся собственной догадке. "Черт, да они же парня собрались... Трое на одного!" - Отойдите от него, подонки! - крикнул он и тут же бросился вперед, по пути хватая боккен со стойки. - Это кто тут расчирикался? - Главарь нехотя поднял голову, и Шунсуй узнал его. Шимизуки Ясуджиро, отпетый хулиган, один из последних учеников по успеваемости, принятый в Академию по протекции своего именитого папаши. Очевидно, члены семьи Шимизуки устали терпеть его выходки и отправили сюда в надежде, что строгая дисциплина и едва ли не по минутам расписанный режим дня помогут приструнить распоясавшегося юнца. - А, это ты, Кёраку-кун, - продолжал Ясуджиро. - Присоединиться не хочешь? Смотри, какую добычу мы сегодня поймали! Бледный он, правда, какой-то, но красивый, как девка. При этих словах парни, державшие жертву, дружно загоготали. - Я сказал, отойдите от него! - Игнорируя слова Шимизуки, Кёраку в прыжке оттолкнул его от лежавшего на полу юноши, огрел боккеном второго бугая. Третий бросился на него, но получил сокрушительный удар по уху, лишивший его сознания. Взревев, Шимизуки кинулся на Кёраку, но деревянный клинок впечатался в его живот плашмя, и он вновь рухнул на пол, скрипя зубами от боли и изрыгая проклятия. Едва Шунсуй успел отдышаться, как его слуха достиг приглушенный кашель. Он обернулся на звук и обомлел. Эти серебристо-белые волосы могли принадлежать только одному человеку в Академии. - Джууширо, - выдохнул он. - Шимизуки, да я ж тебя, сука, убью сейчас! - Давай, попробуй, - осклабился тот, пытаясь встать. - Что это ты так взъелся - твоя куколка, что ль? Скрежетнув зубами, разъяренный Шунсуй без особых церемоний ткнул его боккеном в нос, и здоровяк взвыл, прижимая руки к залитому кровью лицу. Кёраку отшвырнул боккен и зло сплюнул в сторону поверженного противника. - Завтра же обо всем узнает Ямамото, клянусь. С-скотина. Он подхватил ошарашенно взиравшего на происходящее Джууширо на руки и направился к выходу. *** - Может, отпустишь уже, что ты меня, как девчонку, тащишь? - услышал Кёраку тихий голос друга, когда они были уже довольно далеко от додзё. - Я сам могу идти. Шунсуй крепче прижал свою ношу к груди: - Нет уж. - Кёраку!.. - Ну ладно, ладно, - добродушно проворчал тот, осторожно ставя Укитаке на ноги. Юноша потерял равновесие и покачнулся, но Кёраку вовремя придержал его за локоть. - Они... ничего с тобой не сделали? - спросил он, осматривая Укитаке с головы до ног. Тот покачал головой. - Нет, если ты о... - Слава ками, - облегченно выдохнул Кёраку. - Я так... Я испугался за тебя. Он все еще не мог поверить в случившееся. Дружелюбный, приветливый, жизнерадостный Джууширо, у которого в Академии и врагов-то не было, подвергся нападению каких-то ублюдков. Кёраку ни разу не видел друга в таком состоянии, как сейчас - растерянный, испуганный, взъерошенный Укитаке походил на щенка, дрожащего от холода под проливным дождем. Кёраку протянул руку и осторожно коснулся синяка, наливающегося на скуле юноши. - Били? - одними губами спросил он. Укитаке вздрогнул от неожиданного прикосновения и кивнул. - Убил бы эту сволочь, - со злостью в голосе пробормотал Шунсуй. - Голыми руками. - Кёраку-кун, не кипятись. - Юноша коснулся его руки на своей щеке. - Все... все ведь уже позади, верно? - Чем ты им не угодил? Джууширо молча пожал плечами, поправляя негнущимися заледеневшими пальцами полуразвязанный оби, и зябко поежился. - Вот ведь, рукав чуть не оторвали... - На его мятом косоде зияла приличная прореха. - Пойдем-ка, простудишься еще, - спохватился Шунсуй. Несколько минут они шли молча; внезапно Кёраку остановился посреди дороги. - Послушай, почему ты не сопротивлялся, не использовал кидо, в конце концов? Ты же первый в классе!.. - Посмотрел бы я, сколько заклинаний ты вспомнишь, когда тебя от души по голове приложат. - Ворча, Укитаке потер затылок и поморщился. - Черт, как больно... - Дай гляну, - Кёраку запустил пальцы в его волосы. - Да у тебя там шишка размером с кулак! Ну-ка... - Он наклонился, зачерпнул горсть снега и - Джууширо даже охнуть не успел - приложил ее к затылку приятеля. - Холодное надо приложить, - пояснил он, - так отек быстрее спадет. Они стояли так до тех пор, пока снег в руке Кёраку не растаял полностью. Оба молчали, Укитаке лишь изредка морщился - от боли и от того, что холодные струйки стекали ему за ворот. - Джууширо, а где твой меч? - вдруг спросил Кёраку, вытерев влажную ладонь о собственные хакама и еще раз окинув фигуру Укитаке долгим взглядом. - Меч?.. В комнате остался. Я же из библиотеки шел, когда на меня напали. - Я всегда говорил, что книги до добра не доводят, - попытался пошутить Кёраку, но, поймав укоризненный взгляд юноши, замолчал. Остаток пути они проделали в тишине, и лишь переступив порог своей комнаты, Укитаке тихо произнес: - Знаешь... спасибо. Шунсуй пожал плечами. - Да ладно, что уж там. На несколько минут вновь повисло неловкое молчание. Кёраку открыл было рот, чтобы попрощаться, но Укитаке опередил его: - Кёраку-кун, может, чаю со мной выпьешь? Улыбнувшись, Кёраку кивнул и шагнул в комнату, задвинув за собой фусума. *** Укитаке долго возился с ирори*, грел воду, заваривал чай. Затем установил над очагом низкий столик, накрыл одеялом. Шунсуй, сидевший поодаль, исподтишка наблюдал за ним. - Помощь нужна? - Нет, спасибо, - отозвался Укитаке, укладывая поверх одеяла столешницу. - Располагайся, - махнул он рукой, - я сейчас. Кёраку подсел к столу и с наслаждением спрятал порядком замерзшие ноги под одеяло. Через минуту вернулся Укитаке, сменивший порванное косоде на темное юката, сел напротив и положил перед собой какой-то сверток. - Охаги, - пояснил он, перехватив взгляд Шунсуя. - Обожаю их. Ты любишь охаги, Кёраку-кун? Тот неопределенно пожал плечами. К охаги он был равнодушен, чай особо не любил... "И вообще, - вспомнил вдруг Кёраку, - я должен быть сейчас у Такео-куна, а вовсе не здесь..." Однако особого расстройства от того, что очередная попойка проходит без его участия, Кёраку не испытывал. Эта маленькая, меньше, чем другие помещения в общежитии, комната, наполненная теплом очага, чайничек с ароматным напитком, сверток со сладостями - все казалось сейчас удивительно правильным. "Я должен был убедиться, что с Джууширо все в порядке". А тот, заметил Шунсуй, вовсе не был в порядке. Его пальцы дрожали, когда он разворачивал лакомство; он то и дело закусывал губу, отчего-то избегал встречаться глазами с другом и едва не расплескал чай, разливая его по чашкам. Он даже не успел сделать первый глоток - чашка вырвалась из его пальцев и с глухим стуком упала на пол, но не разбилась. Укитаке странно всхлипнул и закрыл лицо руками. Едва не перевернув столик, Кёраку бросился к нему, схватил за плечи: - Эй, Джууширо, что с тобой? Тот не ответил, но Шунсую все стало понятно без слов - только сейчас, очевидно, Укитаке осознал, насколько было серьезно произошедшее. Он притянул его к себе, неловко похлопал по плечу; тело светловолосого юноши сотрясала крупная дрожь. - Джуу-чан, ну что ты, в самом деле... Перестань, - уговаривал Кёраку друга, осторожно гладя его по спине. - Ну успокойся, все уже позади. - Я просто представил, что было бы, не вмешайся ты, - еле слышно ответил Джууширо. - И... - голос его сорвался, и он вцепился побелевшими пальцами в плечи Кёраку, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Шунсуй решительно отстранил его от себя и быстро вышел из комнаты. Через пару минут он вернулся, держа в руках глиняную бутыль. - Пей. - Он протянул бутылку Укитаке. - Что это? - Пей, говорю. Джууширо поморщился, почувствовав запах спиртного, но взял бутылку и послушно сделал глоток, затем еще... Прохладное молодое вино почти сразу же ударило в голову, и Укитаке показалось, что комната плывет перед его глазами. Справившись с головокружением, он сделал еще несколько глотков. Вино, казалось, больше не опьяняло, лишь расслабляло, разливая по телу блаженное тепло. Кёраку уверенно забрал у него бутылку: - Все, хватит с тебя. Ну как, уже лучше? Раскрасневшийся от выпитого алкоголя, как-то разом обмякший Укитаке ответил не сразу. - Да. Да, ты прав, все уже позади, просто... - Он запнулся. - Кёраку-кун, спа... - Тебе лучше сейчас лечь спать, - перебил его Шунсуй. - Послушай, ты ведь один живешь здесь? Укитаке кивнул: - Да, но... - Я останусь ночевать с тобой, - твердо заявил Кёраку. - З-зачем? - А вдруг тебя украдут ночью. - Шунсуй усмехнулся. - Или...- Он посерьезнел. - Или те трое нагрянут, чтобы завершить начатое. Укитаке молча смотрел перед собой. - Ты против? - Что?.. А, нет, вовсе нет. Оставайся. Он попытался встать, но Кёраку жестом остановил его. - Сиди, я сам справлюсь. Шунсуй подошел к стенному шкафу, достал два футона и одеяла. - Почему ты живешь один? - спросил он, расстилая постель. - Я попросил не подселять ко мне никого. Не хочу беспокоить людей своим... - он замялся, - своим кашлем. - Чепуха, - отмахнулся Шунсуй. - Можешь не беспокоиться, я сплю как убитый. У меня над ухом фейерверки можно запускать - не проснусь. Укитаке рассмеялся. Что правда, то правда, после особо бурной ночи Кёраку мог нахально уснуть прямо на занятиях, не обращая внимания на недовольные оклики преподавателя, и проснуться лишь к концу лекции. *** Несмотря на все заверения Кёраку, сон к нему не шел. Он смотрел в темноту, прислушиваясь к неровному дыханию Джууширо, и перебирал в памяти события сегодняшнего вечера. Страшно подумать, что эти мерзавцы могли сделать с таким болезненным и хрупким с виду парнем. Укитаке Джууширо, однако, был не так уж и беспомощен - на одной из последних тренировок, вспомнил Кёраку, он за две минуты уложил двоих соперников и сам рухнул на татами, заходясь в приступе кашля; но Шунсуй все равно сомневался, что у того хватило бы сил справиться с тремя бугаями. Такой сильный, ладно сложенный парень, лучший по кидо в их классе, подающий большие надежды - в иные минуты оказывался бессилен перед собственным недугом. Поначалу Кёраку считал его эдаким оранжерейным растением, требующим постоянного ухода и внимания - до первой их совместной тренировки, до той минуты, когда он увидел Джууширо в бою. Что и говорить, ему определенно нравился этот юноша. С ним всегда было интересно беседовать; умный, дружелюбный, упорный - порой до упрямства, - он никогда не требовал к себе снисхождения или поблажек, оправдываясь своей болезнью, наоборот старался лишний раз не упоминать о ней, не любил, когда его жалели преподаватели и однокашники. Впрочем, о недуге, поразившем его легкие, многие вспоминали лишь когда тот глухо кашлял, закрываясь рукавом, или пропускал занятия, свалившись с очередным приступом на несколько дней. Укитаке завозился на своем футоне, сел. Шунсуй шепотом окликнул его. - Не спится, Джууширо? - Замерз... - так же тихо ответил тот. - Хибати** совсем не греют, хочу второе одеяло достать. - Ты отдал его мне, - напомнил Кёраку. Не успел Укитаке сообразить, что же теперь делать, как Шунсуй перебрался к нему на футон, накрыл своим одеялом, обнял и прижал к себе. Укитаке заметно напрягся, почувствовав, как горячая ладонь скользнула по его животу. - Не дергайся, - прошептал Кёраку, уткнувшись лицом в его волосы и вдыхая исходивший от них слабый запах трав и пихтового масла. - Я же не собираюсь к тебе приставать, просто так теплее. Холодный ведь, как льдышка. Дрожишь, и губы вон уже посинели. - Я лежу к тебе спиной,откуда ты знаешь, посинели или нет, - сонно пробормотал Укитаке. В кольце сильных рук Шунсуя было тепло и уютно, и он уже почти забыл о передряге, в которую попал ранее. - Спи, - прошептал Кёраку, и Джууширо показалось, что чужие горячие губы коснулись его затылка. Впрочем, это касание было таким мимолетным... Он улыбнулся, и уже через минуту безмятежно спал. Прошло совсем немного времени, и сон незаметно сморил и Кёраку. ...О том, что он сегодня собирался на вечеринку, Шунсуй больше не вспоминал. * Ирори - открытый очаг забитый глиной который топился углем; обычно такие очаги врезали в деревянный пол. пищу на них не готовили - только кипятили воду для чая. Постепенно ирори превратился в котацу. ** Хибати - переносные горшки-жаровни набитые древесным углем; грели только если сидеть совсем близко к ним, чуть ли не вплотную.