Лишь напарники?

— XII — Новое начало — XII — Что такое совесть? Одна из составляющих морали, критическая оценка собственных поступков и мыслей или еще одна фальшь, придуманная для того, чтобы человеком было легче управлять? Что такое человечность? Притворная показушность своих «добрых» сторон, жалость, замаскированная под сочувствие, или одна из тонких игл сознания, которая вонзается в мозг в момент его неадеквата или когда он находится в автономном режиме? Когда знаешь, что поступил мерзко и жестоко, но донести до опьяненного сознания это не можешь. Когда знаешь, что должен мучаться из-за мук моральных и чисто человеческих, а не можешь, потому что сознание в холодном вакууме, который обнимает его своими ледяными ладонями, рвя нервы один за другим. Как человек реагирует на смерть или убийство другого человека? Сначала у него шок от произошедшего, потом приходят ужас и страх за свою жизнь, через некоторое время его сменяет убийственное равнодушие и презрение к существу, совершившему это преступление. Так реагирует нормальный человек, наблюдающий со стороны, но не рискующий вмешаться, так как своя задница дороже. А как реагирует сам убийца в момент осознания? Смертельный холод и пустота внутри. Не в душе, потому что у них душ нет, лишь кусок мяса в груди, называемый сердцем, который на несколько мгновений умирает, когда очередная пуля пронзает жертву. Холод распространяется повсюду, растекаясь ядом по венам и показывая перед глазами предсмертные конвульсии погибшего человека. Чувств, по сути, внутри нет. Но что тогда дерет внутренности, что разрывает нервы, что иглами вонзается в мозг? Что ломает, как марионетку, что скручивает внутренности в узел, что царапает гортань, когда хочешь проглотить ком, застывший внутри, а не можешь? Хотя толку от этих вопросов, если единственное желание, которое испытывает человек в этот момент — это прийти домой и упасть в кровать, засыпая рваным сном, в котором отрывками будут всплывать эпизоды его поступка. Но чаще всего в первую ночь после убийства никто из наемников не спит, потому что мысли не дают и видения стоят перед глазами. «Почему так тихо и спокойно внутри? — подумал Динар, закрывая глаза и выгибая шею под потоками воды, — почему ничего не орет там, словно все вымерло? Неужели с этим убийством я сломался, потерял нить с реальностью, а вакуум поглотил сознание полностью?». Мальчик вздохнул и опустил голову вниз, упираясь руками в стенку душевой кабинки. Струйки прохладной воды потекли по детскому лицу, очерчивая резкие линии, не спеша двигаясь по островатым плечам и пока еще худой груди, касаясь белых шрамов. Стоит закрыть глаза — и он видит трупы перед собой. Видит их искаженные предсмертной маской лица, видит пустые, мертвые глаза, видит кровь, что темно-бордовым потоком лилась из ран, а затем останавливалась, сворачиваясь и застывая безобразной коркой на одежде. Видел… Но ничего не чувствовал. Абсолютно. Ни жалости, ни страха, только какое-то удивление что ли и желание несколько дней никого не видеть и не слышать, чтобы рой мыслей в голове уложился и он мог трезво смотреть на мир. «Чем я лучше тех, что стреляли в меня пять лет назад? Чем я лучше их, ведь я тоже убил десяток человек, не жалея и не сомневаясь, просто истребил за то, что они ударили Влада… — мальчик прислонился спиной к стеклянной стене и сжал зубы, легонько стукнувшись об нее головой. — Влад. И как он вытерпел это все, ведь я же видел: он недоволен тем, что ему отдали роль приманки. Он сам хотел убивать, но был вынужден сидеть и терпеть. И почему он так рисковал, доверяя мне? Ведь не сомневался в том, что я убью, как знал, что выполню задание, нужен лишь повод… Почему я так болезненно реагирую на косые взгляды, насмешки и обиды в его сторону? Почему внутри как будто все закипает, когда я понимаю, что ему могут навредить? Ведь мозгами понимаю, что он только друг, который видит во мне ребёнка. Глупый омега, честное слово, несмотря на свой ум такой глупый и беспечный». Мальчик с шумом втянул в себя воздух и выключил воду, выходя из душа. Взяв полотенце в руки, он вдруг заметил свое отражение в зеркале. По спине прошел холодок, когда на миг перед глазами встала картинка его лица, запачканного кровью Сервиса. Но не это заставило вздрогнуть, а именно сам взгляд. Жесткий, немного высокомерный и леденяще-убийственный. Казалось, он пробирается в самую глубь нутра и пускает там свои корни, понемногу отравляя, выжигая, наказывая за что-то. Мотнув головой, мальчик быстро вытер волосы и тело, желая поскорей уйти из ванной и не видеть своего отражения. Такой он сам себя пугал. Хоть Дин и не признается в этом никогда, но пока он не хотел видеть изменения в себе. Но мозг хладнокровно напоминал, что все это самообман и, рано или поздно, нужно будет принять правду, взглянув прямо ей в глаза. Динар натянул спортивные штаны и футболку на тело и, пытаясь успокоить дрожащие пальцы, вышел из ванной комнаты. Напарника мальчик застал за разделыванием своих кос. Омега сидел на кровати, по-турецки сложив ноги, и расплетал одну косичку за другой, иногда морщась от боли. Мальчик неторопливо подошел к кровати и взял в руки одну из кос, негромко проговорив: — Можно мне остальные доделать? Влад незаметно вздрогнул, так как не ожидал увидеть напарника рядом так скоро, но ничего не сказал, лишь кивнул, усаживаясь поудобней. Дин присел за спиной омеги и принялся аккуратно распутывать золотистые пряди, что чуть завились, пока были в плетении. — Тебе легче? — голос наемника был спокойным, но напряженные плечи выдавали его истинное состояние. Мальчик без труда понял о чем он и с легким вздохом сказал: — Немного вроде начало отпускать. Но все равно, кажется, еще немного, еще одна капля — и я взорвусь от переизбытка эмоций, вернее, от их отсутствия. Это всегда так, Влад? Тонкие пальцы ловко расплетали нити и освобождали золотистые пряди от затяжек, позволяя им свободно ложиться на плечи. Омега прикрыл глаза. — Холодно и пусто внутри, ведь так? Зачастую это происходит из-за защиты организма, он включает автоматизм, когда есть угроза стресса или срыва. Все через это прошли, особенно во время первого раза, всех это ломало и лепило из них разных личностей. Не ты первый, не ты последний, кто это переживает. Вакуум исчезнет где-то дня через три, когда отпустит эта ситуация, когда придет осознание и стукнет тебе по башке громом. Первый раз всегда страшно и болезненно переживать, потом уже не обращаешь на это внимание, так как постепенно психика приспосабливается к такому образу жизни и ее уже не шокируют кровь, рваные раны или сломанные кости. Так что не переживай, все уже позади, ты отлично справился. — Почему ты доверил свою жизнь мне, — мальчик отложил белую нить в сторону и принялся за другую косичку, — почему так легко согласился на это задание, не зная наверняка, смогу я это сделать или нет? Влад слабо усмехнулся. — Ты чем-то похож на меня, возможно это была одна из причин, не знаю наверняка…. Просто понимаешь, каждый человек, с которым я общаюсь, представляет для меня некий объект, который нужно сломать и узнать его слабые стороны, чтобы в свое время надавить и удачно использовать в своих целях. Я манипулятор, не забыл? Для меня люди, как открытые книги, которые я читаю и запоминаю, не принимай это за самоуверенность. Я многих видел, многих знал, многих убивал на следующий же день после знакомства, потому что узнавал, что мой знакомый и есть заказ. Для меня люди — расходный материал, большинство из них ничего из себя не представляют, другие же скрывают свою суть, ожидая удачного момента для удара в спину. Я терпеть не могу таких людей, поэтому и убиваю. Я уважаю человека, если он силен, но не кичится этим, я прислушиваюсь и доверяю человеку, если он умный, но не орет об этом на каждом шагу. Я без возражений пойду за смелым, самодостаточным, властным и гордым человеком, если он не будет приказывать как шавке, а делом докажет свои способности и навыки. Я доверю ему свою жизнь, потому что знаю, что он сможет ее сберечь в случае опасности. И плевать, что этому человеку двадцать или одиннадцать лет, Альфа или Омега, мне это не важно, мне важна сама суть человека. Мне с тобой комфортно и легко, потому что ты хорошо развит, образован и не строишь из себя черти что. Я тебе доверяю, потому что чую и знаю, что ты сильный, как внутри, так и снаружи. Пускай ты сейчас ребенок, пускай в чем-то и слаб, но факт остается фактом. Я уважаю тебя за твой дух, за смелость, за это упрямство, что толкает тебя на подвиги, потому что я знаю и вижу, что из тебя выйдет, понимаешь? Динар слушал речь напарника и мысленно пытался осознать его слова, методично расплетая косички. Это занятие успокоило его, отвлекло от тяжелых мыслей о самокопании и позволило немного расслабиться. Проводя пальцами по золотистому шелку волос, мальчик чувствовал едва заметное тепло внутри и какую-то щемящую нежность. — Пойму завтра, когда отойду, — грустно усмехнулся он, расправляя волосы по плечам омеги, — сейчас мозги не варят вообще. — Понимаю, — напарник тоже горько улыбнулся, слегка повернув к нему голову, — это пройдет. Самое страшное ты пережил. Главное — ты не струсил и не сбежал в кусты, поджав хвост. Это доказывает, что ты, Каулитц, еще тот кадр, который преподнесет нам много сюрпризов. Важно то, что ты это сделал, смог, доказал, что не просто так в группировке состоишь, остальное — лишь пыль. Со временем ты научишься отключать эмоции и не срываться как сегодня, но для первого раза ты поработал просто отлично. Динар слегка прикрыл глаза и уткнулся лбом омеге в лопатки, непроизвольно обняв его за плечи. — Просто будь рядом и подстрахуй, если что. Хорошо? — тихо попросил он, вдыхая нежный аромат лаванды и мускуса, которым пахли волосы напарника. Влад позволил себе слабую улыбку, прикоснувшись пальцами к рукам на своих плечах. — Я теперь твой напарник, я априори буду рядом. Не волнуйся, никуда я не исчезну. Мальчик лишь слабо, как-то горько улыбнулся и молча кивнул, прикрывая глаза. Завтра будет новый день, завтра будет перелет обратно в Берлин, завтра будет отчет перед братом, завтра будет посвящение в бойцы группировки, завтра на его среднем пальце будет сверкать кольцо Всеядного….. Все это будет завтра, а пока мальчик дремал, согретый слабыми объятьями омеги, который, прикрыв глаза, лежал на спине и прислушивался к мирному дыханию напарника. — Овации в твою честь, мелкий, — довольно улыбнулся Билл, останавливая запись и откидываясь на спинку своего кресла, — смог даже меня удивить. Брюнет слегка усмехнулся, еще раз бросив взгляд на монитор ноутбука, чувствуя, как напряжение этих дней отпускает и его сменяет какое-то ленивое удовольствие и гордость за младшего, что он доказал право быть здесь, с ним, в криминальном мире, где выжить может только сильнейший. — Что ж, напарники, посмотрим на вашу работу в будущем, — проговорил он и поднялся на ноги, доставая из сейфа обещанное брату кольцо. — КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ —