Calm

С каждым новым днем глаза по утрам открывать становилось все тяжелее. Это было необъяснимо, но желание отрывать голову от подушки, заваривать себе по три ложки кофе на полкружки воды, одеваться, ехать на работу, делать вообще что-либо, жить… становилось все меньше. Хантер не отдавал себе отчет, почему это происходило с ним и когда именно это началось. Ноющее, скребущее чувство в груди, словно кто-то ведет острым обломком мела по доске. Отвратительно, так, что хочется упасть на колени, закрыв ладонями уши до болезненной пульсации под кожей, и умолять прекратить эту пытку. Именно таким становилось каждое утро Кларингтона вот уже несколько недель подряд. Без причин и без логики. Просто было что-то, что потихоньку сводило все его жизненные силы на нет. И ведь он никогда не мог ни словом, ни мыслью пожаловаться на свою жизнь. Ведь у него было «все, что нужно для счастья» современному человеку. У него была хорошо оплачиваемая, надежная работа. Машина с автоматической коробкой передач и шестью подушками безопасности. Своя квартира, маленькая и тесная, но светлая и уютная, с эргономичной консольной мебелью и легкими полупрозрачными шторами. Уют в ней создавал, в общем-то, и не сам хозяин, а его спутник. Да, ко всему, у него был молодой человек. Себастиан. Они познакомились около полугода назад, на лестничной площадке между этажами, где располагались их департаменты. Себастиан курил, небрежно зажав сигарету между пальцев, а Хантер, как завороженный подросток, наблюдал за плавными движениями его кистей и губ с нижнего пролета. И Хантеру полагалось бы отчитать сотрудника за нарушение правил техники безопасности, но все, что он сделал, было немое любование и предложение пойти выпить пива после работы. К чему все эти нелепые сомнения и условности, подумал тогда Хантер. Ведь они уже взрослые состоятельные люди, отметил про себя Смайт. Как выяснилось несколькими часами позже, Себастиан был новым главным редактором и идейным центром издательства, в котором Хантер занимал должность PR-разработчика и финансового аналитика по совместительству. В целом, можно было смело утверждать, что их отношения основывались на почве взаимной поддержки и противостояния «офисным тупицам», а так же взаимопонимании, элементарной выгоде и хорошем сексе. Без привязанностей, без обязательств, без особых планов на будущее. И оба были более чем уверены, что им этого достаточно. Оба были довольны сложившейся ситуацией. Они чувствовали стабильность. Спустя полгода решение жить вместе принялось само собой, по умолчанию, и не встретило протеста ни у одной из сторон. Так что Смайт переехал, прихватив с собой шторы, несколько хороших книг и кусочек морского простора в виде картины де Вельде «Штиль». Признаться, она никогда Кларингтону особо не нравилась. Сейчас он лежал в постели, откинув тяжелое одеяло целиком на Смайта, а сам блуждал взглядом по полотну. Застывшая жизнь, бездвижная, пустая, нанесенная медленными ровными мазками, без намека на попутный ветерок или легкий бриз, или ярый лютый шторм. Абсолютное белое безмолвие. Хантер чувствовал внутри себя, прямо в грудной клетке, нечто схожее. Он замер. Застыл, без малейшего намека на движение. Остановился в какой-то точке неопределенности, не способный ни повернуть вспять, ни двинуться вперед. Вакуум стабильности окутывал его мозг и уговаривал оставаться на месте. Но жизнь – только в движении. И это не давало ему покоя. Чувство, что его должны толкнуть, растормошить, выкинуть из привычного ритма не покидало сознание. Только как?.. Себастиан у него под боком зашевелился и недовольно пробормотал что-то про гребанный вторник, а затем откинул одеяло и подполз ближе к мужчине, обвивая его всеми конечностями. — Во сколько начинается совещание?.. — В десять, как обычно. — А сейчас?.. — Без четверти шесть. Себастиан открыл один глаз, в котором читалось столько презрения и злости, что Хантер невольно попытался отодвинуться. — И какого космического хрена ты решил разбудить меня сейчас, отобрав еще целый полноценный час сна, ирод? — Никто тебя не будил, спящая красавица. Сам виноват, что так чутко спишь. — Я виноват? Он еще и издевается. Я, между прочим, всю ночь готовил презентацию. — Опять же, кто тебе виноват. Я свою подготовил еще неделю назад. — Зануда, - тихо фыркнул Смайт и попытался отвернуться обратно, чтобы отобрать у судьбы еще час отдыха. Но не сумел. Кларингтон держал его крепко, заглушив все нелепые протесты легким поцелуем в ямку за ухом. Себастиан дернулся и затих, наконец-то окончательно открывая глаза. Обычно они не любили всякие телячьи нежности и бессмысленные жесты влюбленных парочек. Но сейчас Смайт отчетливо понял, что лучше придержать все вопросы и не разрушать момент. Он притянул Кларингтона для еще одного поцелуя, медленного и чувственного, прошибающего насквозь от нежности, от которого у обоих немножко сбилось дыхание, а затем устроился удобнее на плече мужчины. — Ты ведь не любишь смотреть на нее, — пробормотал парень несколькими минутами позже, когда определил вектор направленности взгляда Хантера. — Не люблю. Она слишком… застывшая. В море не может быть жизни при штиле. Иначе моряки скончаются без провизии и пресной воды. — Думаешь, там все уже мертвы? — Не знаю. Возможно. Может, и нет. — А мы? Мы тоже застыли? Как думаешь, сколько нам осталось? Хантер молча перевел взгляд в потолок, сглатывая тяжелый ком. Знать бы, сколько. — Не больше, чем им. Если мы сейчас же не встанем и не выпьем кофе, — Хантер слабо улыбнулся, пряча за своей успокаивающей улыбкой всю глубину истинных мыслей. — Уговорил, — Себастиан нехотя отклеился от Кларингтона и ушел в ванную, вновь оставляя парня наедине со своими мыслями о жизни и ее завершении. Картина угнетала и в то же время заставляла искать ответы на непоставленные вопросы. В конце концов, он решил отложить свои размышления до вечера, когда будет время?.. когда будет возможность вновь вернуться к ним. После прохладного душа последовал совместный завтрак и утренний кофе. Еду всегда готовил Хантер, а кофе – Себастиан. Они никогда не договаривались об этом и не распределяли обязанностей, просто так само сложилось. И переросло в размеренность. Пока Кларингтон наливал масло на раскаленную поверхность, Смайт насыпал размолотый порошок в турку, и этот ритм успокаивал. Убаюкивал бдительность, как и все остальное в их жизни. Затем они недолго смотрели утренний выпуск новостей и одевались. Погоду передавали ясную – начало сентября было теплое и солнечное. Надвигающийся циклон еще не скоро испортит светлые дни. К моменту, когда пора было выходить, они оба уже и думать забыли о том, что было с утра. Ну, как забыли… Хантер решил отложить это в длинный ящик. А Себастиан – в длинный ящик самого Хантера. На Седьмой Авеню Смайт даже поблагодарил судьбу, которая выпроводила их из дому на полчаса раньше положенного, потому что пробки сегодня оказались просто адскими. Они преодолевали кварталы с чудовищно медленной скоростью. Словно на улицах Нью-Йорка действительно был штиль, без малейшей надежды на легкий попутный ветерок. Впрочем, они добрались к офису почти что за час до начала совещания. Коридоры и кабинеты постепенно наполнялись сонными и зевающими сотрудниками, уборщицы поливали несуразные тропические цветы в огромных горшках, а секретари уже варили кофе для своих вечно недовольных боссов. Они уже вошли в зал для совещаний, когда Хантер резко остановился в дверях и быстро начал шариться в своем кейсе. Квартальный отчет. Папка с отчетом осталась лежать приготовленной на журнальном столике в гостиной. Только вот они оба о ней забыли. — Хантер? Что-то случилось? – Себастиан выглядел встревоженным, хотя явно догадывался, в чем дело. — Да. Отчет. В гостиной. Возле твоего сборника Гранже. Твою мать… - Хантер почувствовал себя на грани желания схватиться за голову и испортить идеальную укладку. Вместе со всей своей «идеальной» жизнью. — Так, без паники, спокойно. Сейчас только полдевятого, у нас уйма времени. Я поеду на метро и привезу отчет. — Это я забыл, лучше я поеду, - тут же запротестовал Кларингтон, собираясь с мыслями. — Нет, ты тут нужнее, ты сможешь начать и без отчета, если я опоздаю. Но я не опоздаю. — Ладно. Да, ты прав. Езжай. Я справлюсь, потяну время, если что. И лучше возьми машину, в метро сейчас столько народу. — Ладно. Я побежал. Кларингтон на какую-то короткую долю секунды задержал свою ладонь на локте Смайта, словно хотел его остановить и сказать еще что-то. Что-то… что? Он чувствовал, что здесь и сейчас должны были родиться слова. Слабый толчок. Но секунды утекали, как песок сквозь невидимое решето, пока Себастиан выжидающе смотрел ему в глаза. — Хантер?.. — Да. Будь осторожен. Не спеши. — Ладно. Хантер успеть вложить ему в руку ключи, растянув прикосновение на одну маленькую вечность. Фигура Смайта исчезла в коридоре спустя мгновение, а Хантер так и остался стоять на месте с этим подавляюще легким ощущением внутреннего сдвига внутри и покалыванием в подушечках пальцев, пока окружающее его пространство заполняли работники, шум их голосов и просыпающегося офиса. Он не пришел в себя окончательно даже когда начал подготовку к совещанию. Каждое незначительное движение ощущалось его периферическим зрением и вестибулярным аппаратом, словно микро-землетрясение. Слабое и незаметное, но неизменно меняющее облик поверхности. Превращая ровную гладь в испещрённую разрывами и трещинами. Большие часы с белым циферблатом показывали начало десятого, когда телефон Хантера отдался вибрацией. — Да? — Я забрал отчет, но сейчас стою в пробке в нескольких кварталах. Кстати, Гранже не было на столике. Ты его убрал? Хантер устало потер веки, переводя дыхание. Поднялся из-за большого круглого стола и подошел к окну. — Возможно. Поищу его в шкафу вечером. Ты еще долго? — Минут пятнадцать, может. Не волнуйся. Смешок. — Я не могу. — Не можешь что? – в трубке послышался приглушенный, но очень яростный сигнал клаксона. — Не волноваться. — Это из-за совещания? Что-то ты совсем раскис, дорогой. Расслабься, начальство тебя любит, все пройдет шикарно. Как и обычно. — Как и обычно… Нет, Себастиан, это не из-за совещания. — Слушай, Хант, обязательно говорить об этом сейчас? Я тут вообще-то машину веду и пытаюсь одновременно на хуй послать троих придурков, которые додумались на встречку вылезти. — Да, обязательно. Останови машину, пожалуйста. В трубке повисло длительное молчание. Спустя минуту Хантер различил звук глохнущего двигателя и негромких ругательств. — Ну так что там за срочность? Тебе успокоительного купить? Зайти в Старбакс? Ну что? — Ты думал в последнее время, что мы могли бы изменить? Что было бы, если бы мы поженились? Уволились? Уехали в путешествие любоваться твоим морем?.. — Хантер. Что. За. Идиотизм. Ты меня разыгрываешь? У нас совещание, я еду. — Нет, стой. Просто подумай. Тишина. — Думал. — И?.. – улыбка. — Думал, что мы могли бы расписаться в ратуше. Без гостей, без родственников. Разве что этих двоих из разработки позвать свидетелями. — Чур мне Ник. — Да без проблем. У Джеффа задница лучше. — А еще?.. — Бросили бы эту работу. Ты мог бы выйти из офиса, разбрасывая листы отчетностей. А я бы полил там все керосином. — Заманчиво, продолжай. — Уехали бы куда-нибудь во Францию и жили бы на берегу. И на целые мили вокруг ни одной живой души. — Банально, но мне нравится. — Я бы писал. Возможно, даже взялся за свою книгу. Покончил бы с желтухой и бульварным чтивом. А ты бы наконец перестал все считать и загонять под таблицы и статистику. Потому что это, блять, вообще не твое. Ты бы купил себе дешевенький набор красок и что-то рисовал целыми днями. Прятал бы от меня свои «шедевры». А я бы их все равно находил. Себастиан ощутил, именно ощутил в первую очередь, непривычную тишину вокруг, а затем странный, едва различимый гул. — А я бы выкидывал твою макулатуру. — Я бы начал жечь аромапалочки, чтобы перебить запах разбавителя. — И начал бы готовить?.. — Обязательно. — Мы могли бы работать фрилансерами. И выращивать виноградник. А потом мы бы сорвались с места и объездили всю Европу за одно лето. В Венеции остались бы дней на пять. Ты знаешь, что в Адриатике редко бывают штили?.. — Не люблю Венецию. Ничего особенного в ней нет. — А меня ты любишь? Тишина. Тишина давила и угнетала, но Хантер продолжал вслушиваться. — Ты меня любишь, Себастиан? А затем он увидел их. Два пассажирских авилайнера, летевших непривычно низко… непривычно близко. Смайт окаменел, по всему телу, по каждому нервному сплетению, словно пустили жидкий азот. Это был даже не страх. Оцепенение. Ладонь сперва слегка дрогнула, а затем сжала телефон с такой силой, будто тот вдруг стал соломинкой для утопающего. — … Хантер, уходи оттуда. Быстро, живо выйди из здания. Хантер тоже их видел. — Ты не ответил. Себастиан хотел, больше всего хотел сейчас ответить. Если бы не начал задыхаться от бессилия. — Хантер, умоляю, немедленно спустись, и я скажу тебе это. — Что скажешь? – кажется, этот мерзавец продолжал улыбаться. — Что люблю тебя. — Это все, что мне надо было знать. — Хантер, спус- Окончание предложения утонуло в невообразимом реве, грохоте и агонии тысяч разрывающихся стекол. Толчок был неожиданным, но настолько сильным, что первое здание, казалось, пошло волной. И если какую-то долю секунды Смайт еще верил, что второй самолет пройдет мимо, то в следующую секунду его надежды развеялись прахом. Удар. Лайнер вошел сквозь стекло и бетон, словно нож в теплое масло. Связь все еще не оборвалась. Второе столкновение оказалось еще сильнее предыдущего, и Себастиан буквально увидел, как разрушились первые перекрытия, а несущие колонны выгнулись под невероятной тяжестью. — Хантер? — Я тоже люблю тебя. Короткие гудки. Дальше все смешалось для него в один неразрывный, нескончаемый калейдоскоп ужаса и паники. Человеческая толпа обезумела, водители бросали свои машины, спасаясь бегством от двух зданий, которые рассыпались в пыль, словно были сделаны из песка. Песка, утекающего сквозь пальцы… Хантер. Все, о чем он мог сейчас думать. Страх и душащая безысходность захлестнули его разум, заставляя двигаться, бежать, кричать, срывать голос, бить кулаками воздух. Он упал на колени, закрыв ладонями уши до болезненной пульсации под кожей, и умолял прекратить эту пытку. Хантер. Их офис был немногим ниже от места столкновения, но к моменту, когда Смайт смог видеть, от него осталась одна лишь бетонная пыль. В голове бились сумасшедшие, бредовые мысли, что Хантер летел. Его толкнули, он потерял свою стабильность и наконец-то смог почувствовать себя свободным. Штиль развеялся в одночасье, разрушился без следа диким ураганом, ревом реактивных двигателей и взрывающихся зданий. Им не понадобился никакой керосин, гравитация, этот гарант стабильности, все сделала за них. Стабильность была навсегда потеряна одним смелым шагом в пустоту, одним ударом и одной разрушенной башней. Себастиан не помнил себя. Он впал в шок и продолжал колотить воздух упрямо сжатыми кулаками, даже когда его забрала скорая. Он оказался среди пострадавших, правда, ранили его не обломки и не взрывная волна, а собственное беспощадное сознание и потеря одного единственного человека. В себя он пришел спустя много часов, лежа в отделении интенсивной терапии. В тот вечер он не нашел своего Гранже, зато у него было много времени, чтобы думать. Думать о том, насколько непредсказуемой, неконтролируемой и беспощадной может быть судьба. И сколь слабы пред нею простые смертные со своими нелепыми мечтами и утопичными идеями. Врачи посматривали на него с опасением, периодически намереваясь перевести его в психиатрию с посттравматическим синдромом, потому что мужчина отказывался реагировать на окружающую его среду и все время повторял слово «хантер». Врачи еще долго не могли понять, о чем идет речь, пока не нашли его личные вещи и документы, в которых нашлось упоминание о некоем Хантере Кларингтоне, который был его сожителем. Но даже тогда Смайт не начал отзываться на попытки контакта. Он днями лежал, уставившись окно, иногда подходил к нему, а иногда выглядывал, пытаясь рассмотреть тротуар с высоты пятого этажа. И периодически бормотал что-то о «бессовестном мерзавце» и «спустись вниз, немедленно». А еще он никогда не спал по ночам. Он садился на пол посреди палаты, брал бумагу и карандаши и писал что-то до самого утра. Примерно до половины шестого. После этого он ложился на пол и обнимал себя руками. И всегда думал. Думал о том, что мог сделать в тот день. Мог бы он заставить Хантера поехать вместо него? Мог бы не послушаться и подняться в офис? Мог бы заставить его выйти? Мог бы не отвечать на эти бессмысленные вопросы? Мог бы не отвечать на последний? Мог бы никогда не вешать в их квартире ту картину? Мог бы больше времени уделять их отношениям? Мог бы принять все эти решения раньше? Мог бы? Мог бы?.. Конечно же, нет. Он был всего лишь слабым человеком, жившим по течению судьбы. Себастиан Смайт не сошел с ума, вопреки ожиданиям всех. Он смог собрать крупицы рассудка воедино. Будучи практиком, циником и прагматиком, он никогда не верил в судьбу, предрешенность и прочие заморочки фаталистов. Он врал, что не верил и верил, что не врал. Хантер просто хотел все изменить. Так искренне искал для них способ выбраться из опостылевшей колеи, что не почувствовал приближающегося шторма. Ему нужен был толчок. Попутный ветерок. Легкий бриз. Но вместо них пришел ураган, который смел на своем пути все. Он больше не стоял на месте. Теперь он навеки перед глазами Себастиана и летит, мчится в пропасть навстречу своему будущему.