Drabble Trouble

Солнце за одиноким окном — далекое и бледное, отчего комната кажется серой, почти сумеречной. Но это всё равно лучше, чем рыжее неровное освещение остальных помещений башни, где единственные источники света — дрожащие свечи и магические огоньки. В небольшом светлом квадрате на полу навалены тайком натасканные сюда подушки и одеяла, а четверо сгрудившихся на них мальчишек жмутся друг к другу в поисках тепла, порой пихаясь и толкаясь в попытке отвоевать лучшее место в падающих сквозь окно лучах. Неяркое солнце не особо греет, да и давно немытое стекло забирает свою долю света, однако юные маги рады и этому. — Ты точно запер дверь? — шипит Йован, и Дайлен вместо ответа закатывает глаза, потому что Йован вечно всем недоволен и вечно всего опасается, но Дай из них четверых самый ответственный — поэтому-то он и является хранителем их главного сокровища, ключа от старого неиспользуемого кабинета, единственной комнаты с окном во всем Круге, — и он не нуждается в проверках. — Всё в порядке, я слышал щелчок, — говорит Андерс, чтобы избежать дальнейших препираний, и сопровождает призванную успокоить Йована ложь беспечным жестом. Где-то над его ухом весело хмыкает Гаррет — ещё бы он не поймал Андерса на вранье, ведь они буквально вчера вдвоем украдкой смазывали (успешно), заколдовывали (менее успешно) и вместе проверяли и перепроверяли замок, чтобы тот не издавал ни единого звука. Гаррет, впрочем, вслух своих сомнений не озвучивает и ничем другим Андерса не выдает. Это потому что Гаррет восхитительный. Он надёжный и верный, и секретные планы побега Андерса с ним всегда в абсолютной сохранности. А ещё Гаррет быстрый и ловкий, и самый практичный из них. Кто бы вы думали достал ключ от кабинета на первом месте? Находка самого тайного помещения, впрочем, — заслуга никого иного как Андерса, о чём он не стесняется порой напоминать друзьям ради очередной порции благодарных и восторженных взглядов. И они заслужены, правда, потому что Андерс — гений Башни Круга, ну или по крайней мере всего, что касается её конструкции и топографии. У него чутье на тайные ходы и заброшенные коридоры, и он знает о таких лазейках, куда в нынешние времена не заглядывает никто, кроме вездесущих крыс из чуланов первого этажа. Всё это к тому же невероятно полезно: во-первых, потому что нет ничего лучше, чем иметь пути отступления при приближении храмовников в Круге Магов, ну а во-вторых... Во-вторых, у Андерса не меньше четырёх планов побега в голове вот прямо сейчас, в этот момент, и в дополнении к ним созревает пятый, эффектный и дерзкий, и надо только тщательно разведать каморки за кухней и разузнать все детали о почтовых доставках — и тогда... прощай, Круг, привет, свобода! Он улыбается, глядя со своего места на полу на синий квадрат неба, видимый сквозь мутное стекло. Небо сегодня высокое, чистое, и Андерс знает, что если подойти к окну вплотную, то можно увидеть, как на линии горизонта синева сливается с покрытой туманной дымкой гладью озера. Неожиданный пинок в коленку отвлекает его от размышлений и возвращает в стылое помещение Башни, где Гаррет широко ухмыляется, размахивая жёлтым конвертом. — Приятно знать, что новости от моей семьи тебе так же интересны, как и всем остальным, Андерс, — произносит он. — Это всего лишь настоящее письмо от настоящих людей, живущих вне Круга, в конце концов. Продолжай не обращать внимания! Улыбка у Гаррета насмешливая, яркая, но уголок губ неожиданно дёргается, выдавая обиду, и сердце Андерса легонько дёргается в ответ. Его собственная ответная улыбка мягкая и виноватая, и он накрывает руку друга своей. — Задумался, прости. — Небось планировал очередную попытку сбежать. Можешь не утруждаться слишком сильно, всё равно тебя опять поймают ещё прежде, чем ты успеешь вырваться за главные двери, — фыркает из своего угла гнезда из одеял и подушек Йован, за что получает ленивый подзатыльник от Дайлена. — Друзья должны поддерживать друг друга, а не демотивировать, — наставительно изрекает их старший товарищ, после чего выжидающе разворачивается к Гаррету. Довольный тем, что хоть кто-то наконец проявил должный интерес, тот торжественно распечатывает конверт и достает тонкий лист бумаги, исписанный синими чернилами. — О-о-о, они опять переехали! — восклицает он, глазами быстро пробегая листок, после чего опять возвращается к началу и начинает пересказывать самые интересные моменты: — Карвер, идиот, чуть не оставил отца без глаза, когда пытался освоить лук — кто бы сомневался, с лапищами, как у моего братца, дорога только в кузнецы. О, и представьте себе, кто-то ворует яблоки из их сада! Надеюсь, у Карвера хватит ума устроить засаду и выловить воришку. А у Бетани появился ухажё... Чтоо? Гаррет в неверии смотрит на письмо так, будто оно только что его смертельно оскорбило, и Андерс с Дайленом синхронно прикрывают ладошками рты, чтобы не расхохотаться в голос. — Поверить не могу, что пока я торчу здесь, кто-то засматривается на мою младшую сестрёнку! — ропщет Гаррет, игнорируя их весёлое фырканье. — Я могу поверить, — вклинивается Йован, — судя по письмам Бетани очень хорошая. И наверняка красива-ая... Судя по тому, как сужаются глаза Гаррета, мечтательным ноткам в голосе Йована от него ускользнуть не удается. — Даже не думай! — предупреждающе суёт он под нос второму магу указательный палец, после чего бессильно валится на подушки, продолжая рычать: — Ух, как же это бесит, сидеть в этой бесполезной Башне, пока всякие деревенщины и лавочники распускают на воле свои лапы! — Деревенщины, ха! — внезапно оживает Дайлен, и Андерс внутренне стонет, потому что он знает, что за этим последует. — Как смеют всякие крестьяне покушаться на девицу знатной крови, да? Ты же у нас отпрыск дворянского рода, так, кажется? Или.. ой, подожди, Хоук, из нас двоих Амелл — это я, — не разочаровывает Дай, бросая вызывающий взгляд на Гаррета. За его язвительным тоном, впрочем, не стоит настоящей злобы — больше чем что-либо остальное, это приглашение к игре, и сам Дайлен уже закусил удила. — Вы двое, — бормочет Андерс, надеясь, что в этот раз удастся избежать их вечных перепалок на тему, кто же действительно принадлежит к знатному роду Амеллов, а кто самозванец. Самое забавное, что ни один из друзей не убежден в своей правоте на сто процентов: Гаррет почти уверен, что мать рассказывала ему что-то такое о своем детстве, а фамилия Дая служит хозяину единственным доказательством. Причём оба в тайне друг другу верят — считают себя братьями — но словесные баталии за право единогласно претендовать на дворянское звание являются для этих двоих слишком большим удовольствием, чтобы признаться в этом и закрыть тему раз и навсегда. Всё это очень глупо, решает Андерс, когда с двух сторон начинают сыпаться знакомые аргументы. Вот он бы ни за что не упустил возможность назвать кого-то своей семьей, и уж тем более не просто кого-то, а проверенного друга и товарища. Но Хоук прожил на воле с родителями и братом и сестрой слишком долго, чтобы в полной мере оценить ужасы и тоску одиночества, в котором воспитывались дети круга — или единственные дети слишком занятых богобоязненных фермеров, если уж на то пошло, — а Дайлен слишком гордый, чтобы признать, что ему ничего другого не хотелось бы так сильно, как чтобы эта родственная связь была правдой. — Ну давай тогда, расскажи мне, что ты знаешь об Амеллах, а, раз ты не самозванец, а истинный наследник этого рода? Скажи хотя бы, где находится главное имение, и я тебе поверю, если ты ответишь правильно. Такого теста Гаррет ещё не устраивал Даю, и Андерс поворачивается поглядеть на пререкающихся друзей со смесью раздражения и любопытства, которое он не может удержать. Но его реакция — ничто по сравнению с тем, как округляются глаза Дайлена. — Ты знаешь, где... Откуда... — он слегка запинается и мертвой хваткой вцепляется в руку Хоука. — Имение? Гаррет настороженно кивает, с опаской глядя на Дая. Никто из всех троих ещё не видел его таким взволнованным, и Андерс бессознательно хмурится, не замечая, как Йован копирует его выражение. — Кирколл — мне кажется, так. Мама говорила что-то про Вольную Марку, мы можем вместе посмотреть завтра на карте в библиотеке, — серьезным тоном произносит Гаррет, и Андерс отмечает, что весь дух битвы пропал из его голоса. — Что-то не так? — Я... — Дайлен на секунду закрывает рукой глаза, потом медленно выдыхает и выпрямляется — и перед ними снова их обычный, спокойный и уравновешенный Дай. — Ты сказал «имение», и меня словно окатило. Я был маленьким, совсем малышом, когда меня забрали в Круг, и все воспоминания о родителях очень смутные, нечеткие. Но имение... Я хорошо помню каменные стены и огромный красный герб. Мы, кажется, собирались куда-то, и на мне был бордовый плащ. И эти стены... Я, кажется, забрался как-то на флагшток?.. Он хмурит брови в наступившей тишине, и Андерс не уверен, что следует сказать, поэтому просто кладет руку Даю на плечо, зная, что жесты иногда предлагают больше комфорта, чем слова. И Дайлен может сколько угодно вести себя так, словно не скучает по дому, и не нуждается в этой нормальности, но они все знают друг друга достаточно хорошо, чтобы отличить фасад от действительности. Они все птенцы из одного гнезда, в конце концов. Слегка неуверенно и поколебавшись с секунду, Йован кладет руку на другое плечо Дая. Вместо того, чтобы ухватить Дайлена за какую-нибудь ещё оставшуюся доступной часть тела, Гаррет кладет свои ладони на плечи Йована и Андерса, замыкая круг. Они сидят в тишине, в полупустой комнате с одним окном, и медленно сгущающиеся сумерки нагоняют чувство сродни трепету, придавая атмосфере неожиданную торжественность. Секунды проходят в молчании, пока Гаррет не решается первым его прервать. — Это неправильно, — как-то сухо и с нажимом говорит он. — Неправильно запирать нас в каменных башнях и отнимать у нас дом. И лес, и небо, и праздники в деревнях, и людей, которых мы любим. Которых мы обещали защищать, — добавляет он, явно думая о Бетани. У Андерса нет ни сестры, ни брата, однако слова Гаррета все равно находят отклик. Мать не вступилась за него, когда пришли храмовники, но она горевала и плакала, она заботилась о нём, любила — доказательство этого спрятано у него за матрасом, небольшая подушка с вышитыми на ней мелкими желтыми цветами. Когда его уводили из дома и он прижимал к себе эту подушку, нитяные узоры были мокрыми от её слез. Неужели насильно разлучать людей и делать их несчастными правильно? На лицах Йована и Дая одинаковые задумчивые выражения. В отличие от Гаррета и Андерса у них не сохранилось ясных воспоминаний о матерях и семьях, но рассказов о Хоуках им достаточно, чтобы хоть в какой-то мере осознать, сколько всего ими упущено. — Неправильно не давать нам возможности встретить семьи заново, когда-нибудь создать свою! Демоны, да вы даже на рынке никогда не были! Не охотились! — продолжает распаляться Хоук, и вместо безнадёжности в глазах остальных ребят начинают зажигаться искорки жажды и гнева. — В мире столько всего прекрасного, и знаете что? Я не намерен сидеть в этой башне всю жизнь до самой старости, пока нормальные люди наслаждаются тем, что по праву должно принадлежать всем одинаково! — Ты говоришь о побеге? — слегка вскидывает брови Дайлен, но Гаррет мотает головой. — Побег — это не выход, — говорит он, и Андерс невольно хмурится, потому что — алло, где он был с этим мнением раньше, когда Андерс рассказывал ему о своей последней идее с почтовыми доставками? — Сбежать было бы прекрасно, но храмовники рано или поздно отлавливают всех. И жить в страхе, постоянно кочуя, как мой отец? Нет, это не то, о чем я говорил. Это совсем не такая жизнь, как у обычных людей. Должен быть вариант лучше. — Разбить свою филактерию, вот вариант лучше, — бурчит Йован, но Гаррет снова отрицательно качает головой, и вот теперь Андерс по-настоящему заинтригован. Что может быть прекраснее, чем разбитая филактерия и жизнь на свободе без всяких преследований? — Тут я соглашусь, одного отсутствия погони для спокойной жизни в свое удовольствие мало, — вместо Хоука отвечает Йовану и мыслям Андерса Дайлен. — Что толку от вашей свободы, если колдовать всё равно будет нельзя и никем важным нам никогда не стать? По мне так лучше оставаться в Круге и практиковать свои умения, чем всю жизнь ради сохранности врать и прикидываться жалкими безопасными людишками, которыми нам никогда по-настоящему не стать. — Можно бежать в Ривейн, там магия не запрещена! — откликается Андерс, непонятно возмущенный этим заявлением. — Или даже в Тевинтер, вот где магам действительно раздолье. — Я читал как-то книжку про Тевинтер, там одна пленная служительница андрестианской церкви очень и очень уважительно к магам относилась, — мечтательно тянет Йован, услышав знакомое название страны. Гаррет с секунду смотрит на него недоверчиво, после чего хлопает себя по лбу. — Нет же, остолопы, всё это полумеры, вы вообще свернули с темы. Побеги, другие страны — все это локальные решения, мыслить надо шире! Дайлен теперь смотрит на Гаррета с неподдельным интересом, а Андерс честно пытается мыслить шире. — Бежать бы не пришлось, если бы на нас не устраивали гонений тут, — не особо уверенно предлагает он, но у Гаррета зажигаются глаза. — Вот об этом-то я говорю! - победно вскидывает руку он. — Надо ломать систему. — В церкви и храмовниках действительно лежит главный корень проблемы, — задумчиво изрекает на это Дайлен, принимая естественный для себя вид серьезного ученого мужа. — Устранив первопричину заключения магов в Круги, мы все получим полную и абсолютную свободу. — Полная и абсолютная свобода звучит восхитительно, — благоговейно выдыхает Андерс. — Я бы обошел пешком весь Ферелден, я бы побывал в Денериме и Амарантайне! И может быть, стал бы главным лекарем королевской армии когда-нибудь... О, или нет, я бы отправился в Орлей на пиратском корабле! — А я бы нашёл свою семью, — пламенно поддерживает его Хоук, — и мы могли бы путешествовать все вместе, никого и ничего не боясь. — Я бы вернулся в свой настоящий дом, — куда тише, но с не меньшим жаром признается Дайлен. Йован тем временем в задумчивости теребит зубами нижнюю губу, явно придумывая, что бы такого сделать со своей теоретической свободой. — Я бы, наверное, завел себе дом в какой-нибудь симпатичной деревушке, — наконец решает он. — Конечно, я бы тоже хотел найти семью, но я даже не знаю, с чего начать, и... в общем, свой дом был бы отличным началом — вы даже представить не можете, как мне надоело спать по соседству с Финном, он постоянно талдычит заклинания во сне! — Ты бы попробовал спать рядом с Хоуком, Йован. Гаррет храпит как медведь, — закатывает глаза Дайлен, но Йован не особо его слушает, продолжая озвучивать свои мечты: — Дом, наверное, даже не самое лучшее решение. Я бы на самом деле предпочел замок. Женился бы на принцессе, стал бы банном... — У нас нет принцессы, только принц, — перебивает Дай неугомонного товарища очередным здравым аргументом, и Гаррет с Андерсом дружно начинают хихикать, представляя себе Йована в качестве жёнушки юного красавца Кайлана. — Но всё это недостижимо, если мы не попытаемся ничего изменить, — возвращается к серьезному тону Хоук, когда смех стихает, чем опускает остальных мальчишек на землю. После радужных мечтаний реальность кажется особенно непривлекательной: холод и сырость каменной башни пробирается даже в их гнездо из одеял и подушек, а верный друг-солнце за одиноким окошком все тускнеет и тускнеет, опускаясь ниже к горизонту. — Мы должны заключить тайный союз! — осеняет вдруг Андерса. — Мы должны пообещать сделать всё, что в наших силах, чтобы мечты не остались просто мечтами, а стали реальностью для всех магов Тедаса. — Внутри Круга или вне, мы должны найти способ разрушить гнёт церкви, — активно поддерживает его Гаррет, потом задумывается на секунду и добавляет: — Где бы я ни был и чем бы ни занимался, торжественно клянусь посвятить свою жизнь процветанию нашего Тайного Союза и его делу, — после чего окидывает выжидательным взглядом остальным. — Вау, это было красиво, — усмехается Андерс, хватает руку Гаррета и устраивает свою поверху. — Торжественно клянусь во всём том же самом. — Клянусь, — без излишних прикрас произносит Дайлен и кладёт узкую ладошку на ладонь Андерса одновременно с Йованом, которому в итоге приходится переложить руку выше, сопровождая жест такой же клятвой. Все четверо держат руки в центре круга, в котором они сидят, переглядываясь, молча улыбаясь, и Андерс представляет невидимые цепи, которыми они приковали себя друг к другу, и лучший мир, обязанность за наступление которого они только что взвалили на свои хрупкие мальчишеские плечи. Никто из них ещё не знает, что в этот момент они навсегда изменили судьбу Тедаса. Что их Тайный союз, начавшись с четырех, станет впоследствии самой значимой организацией магического сообщества многих стран и перевернёт жизнь сотен и тысяч магов. Что Гаррет в своем одном-единственном побеге найдет-таки Хоуков, и его отец возглавит через несколько лет восстание в Старкхейвене. Что Дайлен станет героем Ферелдена и заручится поддержкой королевского дома Тейринов. Что Йован станет двойным агентом магов и церкви и вместе со своей возлюбленной Лили найдет одного из самых могущественных сообщников магов — Инквизицию. Что Андерс... Судьба Андерса, впрочем, пусть останется пока тайной. Скажем только, что он станет самым великим конспиратором из них всех.