Honey, This Mirror Isn't Big Enough for the Two of Us

Когда снова стало светло, то я подумал, что лучше бы не ставало. Так я хотя бы не видел этих странных фигур, которые появились в комнате, и ещё испуганного Джерарда, сидящего рядом со мной и больно сжимающего мое запястье холодными пальцами. Ужасная ситуация. Я вжался в кресло и постарался выглядеть максимально незаметным. Джерард сильнее сжал свои пальцы. Моя рука онемела. Фигуры стояли. — Это — Стражи, — вдруг тихо сказал Джерард. — Что? — я вытянул шею. Мне казалось, что меня сейчас стошнит. — Все нормально, они пока что никого не тронут. Я, конечно же, не был согласен с тем, что это — нормально, но кто я такой, чтобы судить о нормальности. Джерард ослабил хватку на моей руке и я почувствовал, как кровь снова прилила к кончикам пальцев. Самая настоящая паника медленно распространялась в каждую клеточку моего тела, и я изо всех сил сопротивлялся ей. Четыре безликие фигуры стояли по периметру комнаты, состоящие из черноты, как тени, но вполне объемные, и тени они, как раз, не отбрасывали и похожие очертаниями больше всего на, я не знаю, людей? Или нет. Но они и правда не выглядели собирающимися напасть. Они просто молча и без движения были здесь. И это пугало до чертиков. Кроме нас с Джерардом, этих существ и кресла, в котором я сидел, в комнате были еще огромные книжные шкафы с целой кучей книжек, явно очень-очень старых и жутко пыльных даже на вид. Вроде как, коснешься — и рассыплется. И казалось, что эти шкафы тоже живые, даже живее, чем эти, как их там, Стражи, что они тоже нависают, и смотрят, и чего-то хотят. Мне много еще чего могло показаться в этом состоянии, совершенно близком к панической атаке и, называйте это, как хотите, какому-то животному ужасу, заставляющему мои короткие белесые волосы вставать дыбом. Поэтому я старался не смотреть туда, а посмотрел на Джерарда, еще более бледного, чем он был в начале нашего с ним знакомства, хотя тогда казалось, что это невозможно. — Что им нужно? — я нервно дергал шнурок с капюшона толстовки. — Зачем они тут? Мы умрем? Джерард, не отрываясь, следил за той фигурой, что стояла к нам ближе всех. — Ну, вообще-то они следят за порядком. Чтобы никто не нарушал закон и все такое. — А, полиция? — я выдохнул. Следят за порядком, это хорошо, это знакомо. — Что? — Джерард понял бровь, по-прежнему не глядя на меня. В их мире, наверное, полиции не было. — Неважно. Ну так, и они здесь потому, что…? — я вопросительно посмотрел на Джерарда. — Вообще-то, они пришли из-за тебя. Слова застряли в горле, да там и остались. — Ты незаконно пришел в наш мир, думаешь, это могло остаться незамеченным? — Раньше всегда оставалось! — Значит, раньше ты лазил по Отражениям, в которых не такое внимательное правительство. А тут у тебя будут проблемы. Хотя и у меня, если честно, тоже. Надо было сразу тебя выпроваживать обратно, — по Джерарду было видно, что он еле сдерживается, чтобы не начать истерить. А я и подавно. — И как нам теперь быть? — Так… Так, — он нахмурился и подергал мочку своего уха. — Может, поговорить с ними? — Не получится, они не умеют разговаривать. Они даже не видят ничего. Только реагируют на что-то незаконное. Ты — незаконный тут. Но больше ничего не делаешь. Поэтому они тоже ничего не делают. Пока что. — А что, если я сделаю что-то незаконное прямо сейчас? — О, поверь, ты не хочешь этого знать. — А незаконное — это что? — наверное, это мое напряжение так выходило наружу — в виду тысячи вопросов. И был еще один, который я побоялся озвучивать. Что будет со мной, если я умру в одном из Отражений? Что от меня останется в моем мире? Тот же обычный Джерард, только мертвый? — Слушай, — устало выдохнул Джерард, — тебе домой не надо? — Но ты сам пригласил меня остаться! — Я знаю, прости. Просто они, — он кивком указал на безмолвных Стражей, — в моем доме и меня это напрягает. — Я понимаю, но что нам делать? Как мне вернуться обратно? Джерард заправил волосы за уши и серьезно посмотрел на меня. — У тебя хорошее воображение? — Ну. — Тогда представь, что всего этого не существует. — Но это существует? — Меня всерьез волновал этот вопрос, потому что если он скажет, что все это происходит только в моей голове, это будет подтверждением того, что я схожу с ума. А сходить с ума осознанно — очень страшно. Одно дело, когда это незаметно, быстро и не больно, и совсем другое, когда вот так. — На такие вопросы невозможно дать однозначный ответ, Джерард. Но ты можешь выбрать его сам. И он в любом случае будет верным. — Сам? — Конечно. Это еще хуже. Ладно, я подумаю над этим потом. — И что мне надо делать дальше? — Просто вообрази, что ты у себя в мире. Что ты, ну допустим, спишь. А потом проснись. Наверное, это будет сложно, подумалось мне, когда я попытался попытаться. Оказалось, нет. — Ну, — растерянно протянул я, не зная, что сказать. Джерард показался мне очень хорошим, и было жаль прощаться с ним так быстро. Но еще меня волновало, что происходит со мной в том мире, где я живу, ведь, может, Фрэнк уже вернулся с заправки, хотя вряд ли, прошло ведь совсем немного времени, но если да, а я там без сознания, и он расстроится, и скажет, что ох, Джерард, это все я виноват, зачем я оставил тебя одного, хотя на самом деле виноват совсем не он. — Жаль, не удалось нормально поговорить, — сказал Джерард с легкой грустью в голосе. А потом он раскрыл свои руки для объятий, и я обнял его так крепко, как только мог обнять того, кого, возможно, не существовало. Я приходил в себя и уже не чувствовал его тела, но мне все равно стало легче. Кажется, я нуждался в этом. А потом я ощутил удар по щеке и резко открыл глаза. Конечно же, это был Фрэнки. Я лежал на холодном песке, мокрый, кажется, полностью, и даже волосы, а Фрэнки сидел на мне верхом и легко бил по щекам, и немного… всхлипывал? О боже. Я попытался что-то сказать, а потом увидел его покрасневшие и припухшие глаза. Стыдно стало раньше, чем больно. Легкие будто собирались взорваться прямо внутри меня, а изо рта вместо слов полилась соленая вода. Я начал кашлять и давиться, Фрэнки схватил меня и посадил ровно. Дышать, дышать, дышать, дышать. — Как ты мог? Это было первое, что я услышал, когда вода в легких закончилась, и я смог глотнуть воздуха. — Зачем ты попытался покончить с собой снова, Джерард? Фрэнки смотрел на меня глазами, в которых я видел слезы и не видел моего любимого цвета. Что я натворил. Он слез с меня, отряхнул руки и отвернулся. Он еще никогда не выглядел таким рассерженным. — Фрэнки, — мой голос был ужасно слабым, — ты все не так понял. Какая отвратительная фраза, ей богу. — Я вернулся, а ты плаваешь лицом вниз, где воды, черт возьми, по колено! Это самый тупой способ самоубийства, Джерард, честное слово, — он горько вздохнул и начал пинать камешек носком кроссовка. — Вот именно! Разве я так похож на идиота? — я попробовал воззвать Фрэнка к логике. Он обернулся и посмотрел на меня. — Фрэнки. Я просто потерял сознание, — «а ещё здравый рассудок», хотел сказать я, но не сказал. Фрэнки снова опустился рядом со мной на корточки и дал мне мои кеды. — Я очень сильно испугался, — его лицо пряталось за челкой. — Прости, что накричал, — он быстро обнял меня, и я почувствовал, что он дрожит. Как и я. Мне стало тошно от самого себя. — И ты меня прости. — Как ты себя чувствуешь? Я ответил, что нормально, даже не почти не соврав, обул кеды и запихнул шнурки вовнутрь. Они были немного мокрыми и противно липли к ногам, но носки были еще мокрее, поэтому я не стал их надевать. Фрэнк встал и пошел в ту сторону, где мы оставили машину. Его лицо все еще было скрыто волосами, и я не мог понять, что он чувствует по отношению ко мне, злится, или обижается, или что. Я бы, наверное, злился. Хотя, ведь я не умею злиться на Фрэнки, да и вообще на людей. Кажется, это одно из полезных и позитивных «нет» в моей коллекции. Мне и без злости хватает плохих эмоций, вроде страха, отчаяния и почти постоянной тревожности. Я с трудом поднялся на ноги тоже, ощущая слабость во всем теле, и побрел за Фрэнком, то и дело спотыкаясь об камни, песок и мои плохие мысли. Я начал понимать, что если бы Фрэнки не пришел вовремя и не нашел меня, то я бы, скорее всего, задохнулся под водой. Это была бы ужасно тупая смерть, сейчас мне уж точно не хотелось умирать. Но, хоть до меня это и дошло, самого осознания ситуации все еще не наступило. Ну, что я мог бы быть уже мертвым прямо сейчас. Я видел утопленников по кабельному, они обычно все раздутые и страшные, но это, наверное, те, которые провалялись на дне речки много-много дней. Ладно. До машины мы дошли молча, оставляя позади бирюзовую волнистую гладь моего несостоявшегося убийцы-Океана, потому что я не знал, что сказать, хотя и очень хотел, и это была плохая тишина между мной и Фрэнком, часто бывает хорошая, но это была плохая. Мне больше не хотелось никуда ехать. — Я принес колесо, — сообщил Фрэнк и его голос, вроде как, был обычный. Он оперся спиной о теплый из-за сегодняшнего солнца железный бок машины и откинул, наконец, волосы с лица. — Но я не знаю, как менять колеса у машин. Ситуация лучше не становилась. Конечно же, я тоже не знал, как это делается. Откуда я мог бы узнать? — Тогда нам придется сидеть тут и ждать того, кто поможет нам. Попробуем остановить машину? — я сел на землю и начал срывать один за другим какие-то цветы, растущие на обочине дороги, прямо возле машины, и неосознанно складывал их в букетик. Фрэнк сел рядом со мной. — Красиво, — сказал он, указав кивком головы на букетик. Получилось и правда симпатично. Солнце висело почти над самой водой Океана, оно собиралось совсем скоро опуститься еще ниже, и тогда, кажется, нам все-таки придется вызывать эвакуатор, потому что сидеть здесь всю ночь совсем не хотелось. Фрэнк начал курить, а потом у него зазвонил телефон. Он разговаривал о том, что скоро принесет что-то кому-то, и чтобы ему перестали звонить каждый день, и чтобы отстали, и он так изменился в лице, и это было достаточно странно, чтобы я начал переживать еще и по этому поводу, но когда Фрэнки положил трубку, то ответил, что все в порядке и мне не о чем беспокоится. Я не знал, поверил ли я ему, и мне стало от этого грустно. Настроение было ни к черту и когда мы вернулись домой тем же вечером. Я подумал о том, что это было самым коротким, дурацким и плохим путешествием в моей жизни, но ничего не сказал, потому что Фрэнки выглядел совсем убитым, потому что он винил себя и просил прощения около пятидесяти раз. Я пытался понять, злился я на него или нет, и пришел у выводу, что скорее всего нет. Это же Фрэнки. Он сделал для меня слишком много всего хорошего, чтобы я мог всерьез зацикливаться на каком-то его маленькой неудаче, в моем случае это работало примерно так. Я пытался ему сказать об этом, потому что мне совсем не хотелось, чтобы он грустил по этому поводу, но едва ли это помогало, и я не знал, что делать. Фрэнки молчал весь вечер и мне, если честно, показалось это странным. И хотя на расспросы, что случилось, он и отвечал, что переживает по поводу этого всего, я, почему-то, не успокаивался. Я отлично знал Фрэнка, и переживал он, обычно, не так. Он вообще ничего из известного мне не делал так: молча и уныло уставившись в телефон, односложно отвечая на вопросы и пряча от меня глаза. Это заставляло меня начать немножко паниковать и не находить себе места, и Фрэнки, похоже заметив это, все же оторвался от телефона, где он что-то печатал, и спросил, не хочу ли я перед тем, как лечь спать, посмотреть фильм. Конечно же, я хотел посмотреть фильм. Динамики ноутбука плоховато справлялись со своей работой, и Фрэнк быстро заснул под эти тихие звуки у меня на плече. На столе в прозрачном стакане стоял тот маленький букетик из голубых и белых цветов, а рядом лежал Полароид, на который сегодня так и не было сделано ни одного снимка. А я чувствовал себя почти спокойно, стараясь не думать о том, что я, похоже, все-таки схожу с ума. И нет мира за пределами стен этой квартиры.