Любимая вредина

      Необъяснимый смех Джонса прошёл не сразу. Он ещё какое-то время хихикал, и видно было – один лишь Керкленд понимает, что к чему, ибо очень сильно злится.       – Заткнись, шут.       Но Доллар лишь рассмеялся ещё сильнее, неимоверно раздражая всех вокруг. Артур лишь возмущённо вскинул голову и посмотрел на застывшего неподалёку Ван Яо.       – Эм-м… Может, за работу уже?       Тот уверенно кивнул.       – Наконец-то, ару. Мы впустую тратим время.       Китаец мигом направился к выходу.       Андресс Йенсенн впервые за долгое время был доволен.       – Отлично, парни. Приступайте к операции.       Брагинскому пришлось едва ли не тащить Альфреда за шиворот. В конце концов, они покинули здание и уже шли к автомобилю, когда их догнал коллега по работе.       – Джо-онс! – закричал он издалека. – Погоди минутку!       Двое мужчин замерли на месте. К ним на всех парах спешил главный координатор предприятия, Хенрик Хенсен.       – Ещё один герой-любовник, – хихикнул Доллар.       Иван недоумённо уставился на него.       – Герой-любовник?       – Ага.       Американец так активно закивал, что его белобрысая шевелюра моментально растрепалась. Так ему, кстати, шло намного больше, чем с уложенными волосами.       Хенсен был красным и запыхавшимся. Этот высокий, немного коренастый, вполне симпатичный мужчина порой бывал самой настоящей катастрофой. Профессиональные его навыки были на высоте, чего никак не скажешь о многих других его качествах.       – Андресс спрашивал меня?       – Конечно, – с улыбкой отозвался Доллар. – Ещё бы он не спрашивал, ведь ты так безбожно опоздал.       – Я проспал! – сокрушённым тоном сообщил координатор. – Это ужас полный, он теперь снова будет неделю напоминать об этом. До чего же несправедлива жизнь.       Только сейчас, хорошенько приглядевшись, Иван понял, что многого не замечал прежде. Но самое поразительное то, что Джонс, этот вечно оптимистичный идиот, понял всё раньше всех. Таки не зря они сами выбрали его главным. Стало быть, есть у парня хватка, даром что он самый младший в команде. Теперь бы ещё узнать, что там за история с Керклендом, раз американец так подкалывает его.       – Сочувствую, чувак, – хихикнул Альфред. – Иди к нему в кабинет, он вызывал, так сказать, на ковёр.       – Я безнадёжен…       Рубль невольно подумал, что если речь идёт о Йенсенне, то Хенрик в самом деле безнадёжен. Ведь всегда холодному и равнодушному норвежцу очень редко кто мог понравиться.       – Ну, мы погнали, – Альфред махнул рукой. – Удачи, чувак.       – Спасибо.       – В жопу падает датская крона, – сказал Джонс, когда они с напарником уже сидели в машине.       Он как раз раскрыл ноутбук, в то время как Рубль вырулил в сторону магистрали.       – Что, прости? – не понял Иван.       – Да не, это я о своем. На самом деле есть тема и поинтереснее. Например, соотношение китайского юаня и британского фунта.       Брагинский на несколько секунд задумался. На сей раз ему стало понятно, о чём речь.       – И что в этом такого интересного?       Американец снова захихикал.       – Да вот, – отозвался он. – Тяготеет фунт к юаню, тянется прям. Мне так весело, когда они сталкиваются.       Иван невольно и сам хихикнул:       – Как интересно. Фунту нравится юань?       – Да какой там, нравится! – воскликнул Альфред, совсем уже не заботясь о том, что он нагло выдаёт чужие секреты. – Этот фунт давно втрескался по самые пенни, да так, что аж мелочь трясётся!       На сей раз мужчины засмеялись в унисон, уж больно удачная выдалась шутка. Американец иногда умел хорошо шутить.       – А что насчёт юаня? Как реагирует китайская валюта на британские потуги?       Рубль быстро освоился в правилах этой словесной игры.       – Удивительное рядом, друг мой, но юань вообще не при делах! В кои-то веки предприимчивый Китай не замечает, что Англия хочет…эм-м… Произвести вложения в китайскую экономику и повлиять на валютный рынок!       Вот теперь Иван понял, почему Джонсу было так тяжело сдерживать смех. Он и сам не смог бы не смеяться, с такими вот аналогиями всему происходящему.       – Никогда не думал, что новости валютного фонда могут быть такими интересными.       – Это ещё что. Я вот недавно узнал, что кто-то, возможно немецкая марка, а возможно и австрийский шиллинг, надумал совершить вложения в российский валютный фонд. Так-то, чувак, рубль тоже кого-то привлёк.       Брагинский невольно кивнул. Да уж, операция по данным вложениям его в тот день жутко напугала, как бы стыдно ни было это признавать. Атака была слишком внезапной. Лишь позже в белокурую голову русского пришла мысль о том, что тот парень был вполне себе симпатичным, если б не маньяческий блеск в его странных красноватых глазах. Возможно, если бы он нормально подошёл и заговорил с Иваном в спокойном тоне, тот был бы и не против познакомиться. В самом деле, надоело уже это одиночество, так хочется стабильных отношений с кем-нибудь.       – А как дела у американской валюты? – поинтересовался Брагинский, стараясь отогнать подальше неприятные мысли.       – Доллар пока играет роль валютной стервы, – хихикнул Альфред. – Вроде и со всеми, но при этом совсем одинок. А вообще, доллар ищет вложений с других рынков, более традиционных.       Иван тоже хихикнул.       – Доллар у нас неисправимый натурал.       За сим последовал смех.       В общем, у этой команды была своя манера общения.

***

      Людвиг Байльшмидт был растерян. Он внезапно осознал, что им манипулируют, когда поймал себя на покупке австрийских тортиков в ближайшем магазине. Он никогда прежде не позволял себе куда-либо отлучаться из дома, где держал пленников. Они, как правило, всегда бывали под его регулярным надзором. Всегда педантичный и ответственный немец не допускал заминок ни в чём.       Но что-то пошло не так.       Сперва пленник очень мягко заставил его сварить свежий кофе. Потом парнишка намекнул, что хотел бы своих любимых австрийских сладостей. Нет, он не просил ничего. Просто сказал, что вроде как сильно хочется. Сказал таким тоном, что Людвиг помчался в магазин, искать те самые тортики.       И лишь потом он одёрнул сам себя – а какого, собственно, чёрта, он погнался покупать эти самые тортики? Зачем и для кого? Для пленника?       Вернувшись обратно в дом, Байльшмидт присел за стол и принялся поедать один из тортиков, запивая сладкий бисквит пивом. Было вкусно, как ни странно, но немец не ощущал вкуса. Он думал о своём странном пленнике, что так спокойно и невозмутимо сидит в специально отведённой комнате с закрытыми глазами, никак не показывая, что хотя бы возмущён своим похищением.       Перед глазами вновь всплыла поразительно живая картина – хорошенькое светлое личико, немного острый подбородок, изящные розовые губы, аккуратный ряд белоснежных зубов, чёрные волосы с вечно торчащей непослушной прядкой, тонкие кисти красивых рук с длинными тонкими пальцами.       Но что самое главное – тонкий, хорошо поставленный, почти что томный голос. Даже самые обычные слова, произнесённые этим вот голоском, казались едва ли не пошлыми. Разумеется, этого быть просто не могло, ведь это идеально воспитанный мальчик из культурной семьи. У него и мыслей подобных быть не может. Это всё больное воображение Байльшмидта. Это он видит подвох там, где его просто не существует.       Умяв один из тортиков и выпив две бутылки пива, Людвиг понял, в чём дело. Он просто хотел секса. Вот он, извечный недотрах. Работы порой бывало так много, что он не мог уделять никакого внимания личной жизни. Да и какая к чёрту личная жизнь вообще? Его единственные постоянные отношения закончились расставанием с Венециано. С тех пор единственное, чем мог довольствоваться Байльшмидт – это случайные связи. Красивый высокий голубоглазый блондин много кому нравился.       Но теперь всё зашло дальше некуда. Хотеть собственного пленника – совсем не профессионально. Тем более, что Антонио раз сто предупреждал о том, что это совсем особый пленник, которого нельзя трогать.       – Да гори всё огнём, – выдавил блондин, чувствуя, что его уже начинает тошнить.       Секса хотелось просто неимоверно. Как правило, подобные хотения мешают работе. Так что эту проблему надо устранить, а то как бы задание не провалилось из-за такой ерунды.       Кивнув сам себе, Людвиг направился в туалет, снимать напряжение. И плевать на то, что делать он это будет, думая о своём богатеньком пленнике.