Обратный отсчет

      Тут же рядом, на полу, валялось и орудие преступления — бронзовое декоративное пресс-папье с ручкой в виде танцующей наяды; один из его торцов был вымазан кровью и чем-то комковато-серым, оставившим на линолеуме влажный слизистый след. Никаких особых следов борьбы, вроде битых стекол и перевернутой мебели как будто не наблюдалось, хотя какая-то возня в кабинете определенно случилась: одежда на Войте была в беспорядке, правый рукав разорван, очки, упавшие на пол, разбиты, под креслом рассыпались бумаги и папки, стол, судя по отпечаткам на линолеуме, был слегка сдвинут, а один из стульев (отброшенный?) лежал в углу комнаты, беспомощно и нелепо задрав к потолку все четыре ножки, будто перевернутый на спину жук-панцирник.       Труп был еще теплый.       Убийца где-то неподалеку?       И кто он, этот убийца — тот босс, о котором, зловеще хихикая, упоминал Бобби? (Не Войт, а настоящий Босс, на которого громила Бобби, оказывается, и «работал»); теперь-то Антиплащ хорошо понимал: Бобби втерся в доверие к Войту с единственной целью — быть в курсе информации о геренитах. Разумеется, он сообщил своему патрону о том, что герениты похищены, и вел Антиплаща не к Войту, а к Боссу, уже зная о том, что Войт либо мертв, либо, что более вероятно, пленен и находится в руках настоящего шефа. Но не довел… Ч-черт! Босс и Войт (они были знакомы?), видимо, герениты-то не поделили, и в результате, так сказать, возникших разногласий Босс шандарахнул Войта по голове подвернувшимся под руку пресс-папье. А после этого… что? Сбежал? Не дожидаясь ни Антиплаща с геренитами, ни своего подельника Бобби? Странно… Что помешало ему, собственно, довести дело до логического конца? Или убийство Войта вовсе не входило в его планы — и, превысив, к собственному изумлению, пределы допустимой меры воздействия, он попросту струхнул… и удрал, предоставив Бобби расхлебывать заварившуюся кашу в одиночку? Или…       Антиплащ приказал себе не задаваться этими вопросами. Его интересовало одно — «ключ», и только «ключ»; увы, все подробности об этой вещице, начиная от внешнего вида и заканчивая неизвестным принципом действия, пройдоха Войт отныне унес в могилу. Но все же Антиплащ не терял надежды, руководствуясь не столько точным знанием, сколько наитием и интуицией, отыскать в войтовском логове эту позарез необходимую ему вещицу. Если только…       Если только ее не прихватил с собой неведомый Босс-убийца, ага. Хотя, собственно, зачем она ему — без геренитов-то? Или, зная о том, что камни у Антиплаща, он рассчитывает выйти с ним на связь позже, в более, так сказать, непринужденной обстановке? Или попросту, как и Анти, не имеет о «ключе» ни малейшего представления? Во всяком случае, ничто не мешает Антиплащу обшарить в поисках «ключа» войтовские апартаменты, проверить, в первую очередь, стенной сейф и ящики стола; и вот, обернув руку какой-то тряпкой, чтобы не оставлять отпечатков, грабитель энергично взялся за поиски — и первым делом посрывал со стен все олеографии и репродукции, надеясь обнаружить под ними скрытую в потайном углублении дверцу сейфа. Потом прошелся по полкам и стеллажам, выдвигая, открывая и взламывая все, что только можно было выдвинуть, открыть и взломать, нашел медицинский молоток и сокрушил им хлипкие дверцы шкафчиков, а заодно компьютер и пеленгатор, сбросив бренные останки на пол (пусть «ключа» я и не найду, но и следить за мной вы больше не будете, поганое сволочьё!). Нижний ящик стола был заперт, и в сердце Антиплаща вспыхнула угасшая было надежда; он выдернул верхний ящик, тот, что находился над запертым — и ему открылось все содержимое нижнего: крохотный бокс был битком набит какими-то бланками, рецептами и початыми упаковками стеклянных ампул, но ничего, хоть отдаленно похожего на «ключ», взломщику по-прежнему не попадалось… Абсолютно ничего, ничего! Антиплащ обшарил карманы войтовского халата, но обнаружил только шприц без иглы, упаковку таблеток и несколько смятых пятидолларовых купюр. На полу возле ножки стола что-то ярко блеснуло — но это была лишь круглая серебристая пуговица, вырванная с «мясом» и закатившаяся под стол… выпавшая из разжавшейся руки мертвеца? Антиплащ наклонился, чтобы поднять ее и разглядеть поближе — и замер, насторожившись, весь обратившись в слух, обмирая от донесшихся с улицы до боли знакомых звуков…       Пронзительные завывания полицейских сирен — пока еще отдаленные, но раздающиеся все ближе, ближе… совсем близко, здесь, рядом, практически под окном! Неужели… копам уже известно об убийстве? Но… откуда? Кто мог сообщить? Когда? Или полицию вызвали жители дома, напуганные выстрелами и возней в подворотне, и к трупу этот неожиданный вызов никакого касательства не имеет? Раздвинув пальцем пластиковые планочки жалюзи, Антиплащ осторожно выглянул в узкую щель. Полиция была совсем ни к чему: в поисках «ключа» он успел осмотреть только кабинет, да и то бегло, а ведь оставались еще кухня, спальня, коридор, санузел, наконец…       Во дворик въезжали полицейские машины. Одна уже остановилась у войтовского подъезда, другая, посверкивая «мигалкой», завывала где-то в подворотне. Пр-роклятие! Как некстати! Или копам и в самом деле уже все известно?.. Времени в обрез! Надо сматываться, если он не хочет, чтобы к ограблению Павильона и похищению геренитов ему припаяли и убийство Войта, к которому он не имеет ни малейшего отношения — но копам-то, тем более в свете имеющихся улик и учиненного в комнате неописуемого разгрома этого не объяснишь…        — Ни с места, м-мерзавец! Руки за голову!       Опоздал! Антиплащ резко обернулся. На пороге комнаты стоял какой-то пижон в серо-стального цвета костюме и шляпе с кокетливо загнутыми полями и держал в руках… ну, судя по сурово-напряженному выражению лица, отнюдь не пугач. Голубые его, холодные, как зимнее небо, чуть прищуренные глаза смотрели на Антиплаща зло, сосредоточенно, бескомпромиссно; в прозрачной их, лазурной небесной глубине легким облачком мелькнула тень мгновенного узнавания.        — Антиплащ! Ну, конечно! Вор, взломщик… а теперь еще и убийца! То-то мне сразу показалось странным, что дверь не заперта… Делаешь карьеру, приятель? Брось оружие! Руки на стол! Ты арестован… взят с поличным на месте преступления, вот как!        — Это ты так полагаешь, вонючий пес! — прорычал Антиплащ. Навскидку, почти не целясь, он из-под руки выстрелил в нахального копа: шляпа кувырком слетела у пижона с головы, а сам пижон проворно отшатнулся к стене, за «зубоврачебное кресло». В мгновение ока Антиплащ швырнул в него попавшейся под руку табуреткой и, не дожидаясь, пока его противник выкарабкается из-под обломков, живо проскочил мимо, к выходу из комнаты и дальше — через коридор на лестничную площадку. Внизу, на первом этаже, уже хлопала дверь подъезда и топали торопливые шаги; грабитель бросился вверх, на третий этаж, к слуховому окну, выходящему на крышу. Этот путь был пока свободен; пижон, конечно, сейчас схватится за рацию и вызовет подкрепление, но еще пара минут у Антиплаща есть: чтобы выбраться на крышу, перебежать по ней на соседнюю, благо невысокие дома постройки полувековой давности стоят друг к другу впритык, спуститься по пожарной лестнице в соседний двор… Он спрыгнул с высоты полутора этажей, до смерти перепугав какую-то спешащую по своим делам трухлявую старушенцию — и ноги его загудели от удара об асфальт. Но охать и ахать не было времени: через минуту, пробежав через двор, он юркнул в щель в заборе, промчался через какой-то скользкий слякотный пустырь, свернул за угол, в первую встречную подворотню, в узкий проулок между домами — и оказался на широкой, людной, шумной Маунт-бей-авеню.       Здесь он пошел шагом, с невозмутимым, бездумным видом праздного зеваки, засунув руки в карманы, беспечно посматривая по сторонам, стараясь лишний раз не оглядываться, делая вид, что крики, огни и догоняющий его надсадный вой полицейских сирен никак к нему не относятся, но в действительности — замечая все, что происходит вокруг, взвинченный, взмокший, взведенный до предела, точно пружина. Да — пижон, несомненно, времени зря не терял, подняв на крыло все свободные патрули, велев оцепить целый район: вот еще одна полицейская машина показалась впереди у перекрестка, вот другая… едет по противоположной стороне… Ч-черт! Его желтая куртка слишком приметна; он торопливо нырнул в ближайший переулок и, миновав каменистый неухоженный дворик, вышел на соседнюю улицу…       Но было уже поздно.        — Вот он! Стоять, сволочь! Коллинз, прижмись к стене! Он вооружен!       Патрульная машина выскочила прямо перед ним из боковой улочки, душераздирающе взвизгнули терзаемые тормоза. Антиплащ метнулся за ближайший угол, перемахнул через кусты и невысокую оградку и оказался на автостоянке перед Заячьим парком. Бронированный серебристый «мерседес» вынырнул из-за шеренги автомобилей ему навстречь, отрезая все пути к отступлению, отсекая от очередной лазейки, прижимая к стене. Оперативно работает наша доблестная сен-канарская полиция, черт бы её побрал! Слева от Антиплаща оказалась ограда парка; справа, спереди, сзади его окружили полицейские броневички, и выли сирены, и тревожно сверкали мигалки, и копы уже держали его на мушке, и пахло перестрелкой, и редкие прохожие торопливо, будто тараканы, разбегались по углам, боясь попасть под шальную пулю. К каменной стене парка в смятении прижались белокурая женщина в простеньком демисезонном пальто и девочка лет четырех, испуганно цепляющаяся за мать; доведенный до отчаяния, загнанный в угол, неуправляемый и опасный, как затравленный зверь, Антиплащ был готов на все — и отнюдь не стеснялся открыто об этом заявить. Девчонка не успела даже взвизгнуть; пробегая мимо, Антиплащ оторвал ее от растерявшейся мамаши и вскинул на плечо, будто куль с отрубями.        — Мама! Мамочка!        — Молли!!!       Два истошных, исполненных ужаса вопля слились в один. Среди немногих свидетелей кто-то глухо вскрикнул; кто-то из полицейских длинно, грязно выругался. Несчастная мать, простирая к дочери руки, кинулась следом за похитителем — но ее тут же перехватили и оттащили в сторону, крепко держа за руки, заставляя уйти с линии огня. Антиплащ, прижимая к себе рыдающую, брыкающуюся девчонку, медленно отступал ко входу в парк, стараясь, чтобы копы отчетливо видели пистолет, прижатый соплячке к виску.        — Стоять! Всем стоять на своих местах. И без глупостей, ясно? Один шаг — и я вышибу соплюхе мозги, клянусь!       В рядах копов воцарилось мгновенное замешательство. Ослепительным молочным светом вспыхнули прожектора, разгоняя собирающиеся сумерки, делая все происходящее похожим на съемки бездарного малобюджетного боевика; кто-то из копов решительно взялся за мегафон:        — Опусти оружие, псих! Ты окружен. Сопротивление бесполезно. Тебе не уйти. Отпусти ребенка, ублюдок, если не хочешь попасть на электрический стул!       Антиплащ, осклабясь, продолжал медленно пятиться, отступая в глубину парка, в серую дождливую темноту, в которой, подсвеченные светом прожекторов, густо дрожали мельчайшие капельки холодной нескончаемой мороси. Девчонка затихла и замолчала, обессилев, только непроизвольно, истерично всхлипывала, часто икая; заплаканное ее, вытянувшееся личико побледнело от ужаса, пальцы судорожно вцепились в короткий мех какой-то сжатой в руке полосатой игрушки. Где-то там, за оградой парка, за кольцом полицейских машин замерла в бессильном ужасе, пребывая на грани обморока, незадачливая мамаша; копы негромко переговаривались между собой, не торопясь приближаться, но и не спуская Антиплаща с прицела автоматов, словно свирепого, попавшего в круг красных флажков затравленного волка.        — Не стрелять! Не стрелять! У него заложница.        — Ребенок…        — Вооружен и опасен…        — Пятится к сторожке…        — Уйдет ведь, паскуда!        — Перекройте все выходы из парка… Сообщите в береговую охрану — пусть вышлют патрульные катера…       Антиплащ держал девчонку перед собой, точно живой щит, краем глаза измеряя расстояние до первых деревьев за стеной сторожки. Пользуясь вооруженной пассивностью противника, он, отступая, миновал уже и ворота Центральной Аллеи, и сторожку, и детскую площадку невдалеке от входа... Копы медленно надвигались, по-прежнему держа его на мушке, и на их суровых, непреклонных, блестящих под дождем бледных лицах ясно читалась откровенная готовность пристрелить его на месте без малейших колебаний — но он знал: пока девчонка у него в руках, открыть огонь они не посмеют. Парк они, конечно, оцепят — но для того, чтобы прочесать такой огромный лесной массив, потребуется время, и немалое… к тому же парк имеет выход к реке и к лодочной станции…       Поравнявшись с первыми достаточно густыми кустами, Антиплащ повернулся на пятках и стремительно, будто мышь, шмыгнул в серую, колючую непроглядную мокреть. Кто-то из копов не выдержал и пальнул ему вслед — пуля сбила горсть мокрых листьев высоко над его головой…       Все дальнейшее сохранилось в его памяти куце, фрагментарно, как-то урывками.       Девчонка опять зарыдала и пыталась кричать — но слабо и неуверенно; зажав ей ладонью рот, Антиплащ мчался, не разбирая дороги, продираясь сквозь какие-то мокрые заросли, перепрыгивая через канавы и груды валежника, форсируя невидимые в темноте, скрытые слоем опавших листьев грязные лужи. Лес, как и люди, ополчился против него: корни деревьев, предательски повылезшие из земли, так и норовили сбить с ног, мокрые ветви хлестали его по лицу, впивались в тело какие-то невидимые сучки и колючки. Девчонка оттягивала ему руки; не раз и не два он хотел притормозить и швырнуть ее в ближайшие кусты, но крики, огни и треск ломаемых веток за спиной останавливали его: не время, пока — не время, заложница, чего доброго, может вновь ему пригодиться. Туман, дождь и, главное, сгущающиеся сумерки играли ему на руку, позволяя скрыться от всепроникающего света прожекторов и выиграть в решающей гонке минуту-другую, — но все же… Наконец впереди, в просвете между деревьями мелькнула серая, шероховатая от зыби, недружелюбная на вид гладь реки; чуть ли не на заднице, то и дело оскользаясь в грязи и на сырых травяных кочках, Антиплащ скатился с крутого берегового откоса к лодочной станции. Держа девчонку подмышкой, словно увесистый пакет из супермаркета (он вообще не воспринимал ее сейчас как человека, совсем нет — только как докучный, но необходимый балласт), он позволил себе на мгновение приостановиться и перевести дух.       Звуки погони как будто затихли и отдалились, не слышно было ни сирен, ни перекликающихся голосов, ни топота бегущих ног — но слуха его коснулся далекий, приглушенный расстоянием собачий лай. Какая-то случайная шавка — или все-таки взращенные в питомнике, специально натасканные на поиск преступников служебные псы? В такую-то погоду?.. Ладно, плевать. Он швырнул девчонку в одну из моторных лодок, выстроившихся вдоль пирса, точно стадо унылых, уткнувшихся носами в кормушку морских коров, отмычкой вскрыл замок на огромной ржавой цепи и, прыгнув в лодку, рванул шнур двигателя — раз, другой…       Нехотя, протестующе чихнув пару раз, мотор, к облегчению Антиплаща, наконец протяжно взревел. Медленно, но верно, отходя от берега, плавучее корыто начало набирать скорость… Есть ли в баке топливо? Если есть — хватит ли его для того, чтобы пересечь реку? Антиплащ не знал. На девчонку он старался не смотреть — всхлипывая, она испуганно скорчилась на носу моторки, съежившись в комочек, боясь поднять голову над бортом. По пирсу бежал, размахивая руками, что-то возмущенно крича вслед угонщику, невысокий человек в блестящем черном дождевике — но Антиплащ не обращал на него внимания. Гораздо более его занимало другое — наперерез ему из-за соседнего, смутно видимого в сумерках лесистого мыса полным ходом шли патрульные катера…       Нет. Не катера — катер. Даже, пожалуй, катерок. Один. Видимо, других в этом отдаленном, непопулярном у горожан секторе реки не оказалось — а, пока береговая полиция растелится и направит сюда должное подкрепление, Антиплащ будет уже далеко… Полицейский катер мчался прямо на него, посверкивая сигнальными огнями, воинственно рассекая бронированным бортом темную поверхность реки — и над водой, усиленный динамиком, разносился требовательный, но невнятный какой-то, монотонно гундосящий голос, что-то вроде «Сдавайся-тебе-не-уйти-все-равно-поймаем…» Ну-ну. Посмотрим, у кого нервишки крепче…       Яростно усмехаясь, Антиплащ направил моторку прямиком навстречь самоуверенному катерку. Две лодки стремительно, на всех парах шли на сближение: бурлила за кормой рассекаемая килем вода, ревели моторы, хлестал ветер в лицо — и с убийственной скоростью надвигались красные, будто налитые кровью глаза, бортовые огни, и в их свете уже можно было разглядеть все до единой царапины и потеки краски на видавшем виды носу патрульного катерка… Столкновение казалось предрешенным, неизбежным, неумолимо надвигающимся. Ну и пусть! — с мрачным упоением сказал себе Антиплащ, терять-то мне все равно нечего; а так по крайней мере все закончится быстро, ярко и без излишних конвульсий… Но, видимо, рулевой катерка все же имел иное мнение на этот счет (или просто заметил яркую курточку девчонки, розовым предостерегающим пятном мелькнувшую в темноте?); в последний момент, когда, казалось, до ужасающей катастрофы остаются доли секунды, он резко отвернул вправо — лодки промчались, едва не соприкасаясь бортами, на расстоянии нескольких футов друг от друга, и полицейский катер, потеряв управление, слишком круто забирая в сторону, со скрежетом задел бортом мелевой буёк, мирно дремлющий на волнах…       Антиплащ даже не обернулся.       Он по-прежнему держал курс на противоположный берег реки.